Земные и небесные странствия поэта

Я понял: она знает, помнит этот язык…

Язык её Царей! да!.. Ее язык!..

…Ах, Эфа! Эфа!

Я думал, что я знаю всю! всю древнюю, дочеловечью Тайну твою!

Я много лет разгадывал Её!

Но рассказ Хасанхана о влиянии черешни на мужское семя еще более обогатил Тайну эту!..

Я вдруг понял, почему на древней миниатюре так блаженно ликовал Царь Дарий Гуштасп I, объятый тремя коралловыми эфами…

Тогда я не обратил внимания на то, что рядом с ним стояли огромные китайские фарфоровые вазы, наполненные малиновыми черешнями…

Цари вкушали эти страшные будоражащие ягоды…

Цари знали об их бешеном влиянии на семена мужей и на ставшие вдруг малиновыми, ослиными, воспаленно долгими зеббы-фаллосы их…

Цари знали, что они погибнут скоро, но они самоотверженно хотели нечеловеческого наслажденья — пусть даже ценой близкой смерти!..

Да?..

Эфа бездонно спала у моих ног…

Ах, подруга моя!..

А ведь я знаю тысячелетнюю, допотопную историю твою! Страшную Тайну дочеловеческую твою!..

Я много лет в Фан-Ягнобском ущелье изучал живую жизнь твою, и в древних самаркандских и бухарских книгохранилищах искал следы твои в увядших рукописях, манускриптах, поэмах….

И вот в Бухарском медресе Аль-Араби я нашел в рукописи стихи древнего тюркского поэта и ученого муллы Олжаса Иездигирта Сулаймони…

Гениальный словознатец Олжас Йездигирт Сулаймони высказал несколько гениальных догадок о первоязыке, на котором говорили Адам и Ева в раю.

А тот, кто слышит первоязык, — видит и первокартину первобытия! да…

Олжас Иездигирт Сулаймони пишет: “Известно, что при соблазненьи Адама и Евы присутствовали Лев, Павлин и Змей…”

…О!.. Тут я обомлел над рукописью…

Так вот этим дочеловеческим змеем, которого Господь сотворил раньше человеков, и была… Коралловая Эфа!..

Это она — Святая Змея Соблазна — склонила перволюдей к греху соитья!..

Это она вначале обвила девственный, спящий, как дитя, Фаллос Адама, и воздвигла, пробудила Его, и сняла с Него Первую сладчайшую, как бухарская халва, Живицу, Сперму, Семя, Жемчуг Человеков! Она!..

И это Она потом вошла, вползла в лоно, в девье гнездо непочатое Перводевы Евы, и разрушила Девство Её, и омылась, окропилась в крови-алости Девства Евы…

И навсегда приняла Коралловый цвет — цвет разрушенного ею девства Евы-Перводевы…

Да!..

Это змея фаллоса! змея лона! змея соитья! змея-дегустатор человеческого семени, которое было до человека!..

Да?..

Да!..

…А потом воспаленные, восставшие, возбужденные Эфой Первочеловеки прилепились яростно друг к другу в поисках того наслажденья, которое им открыла соблазнительница Эфа!..

Да! да! да! да?..

Я чуть не закричал над Древней Рукописью — бездонная тайна открывалась!..

И далее Олжас Иездигрид Сулаймони пишет, что Древом Добра и Зла, от которого вкусили Адам и Ева, была, как он думает… Та самая альпийская, исполинская, исполненная смертельных ягод Черешня! Черешня! Черешня!..

Айяххх!..

Тут мне стало страшно!..

“О Аллах!

Где Ты был тогда?.. О Аллах! Аллаху Акбар! Неужели Тебя еще не было тогда?” — с ужасом восклицает древний поэт и навек замолкает…

А может, его убили, сдавили, задушили длинными, бухарскими, узкими подушками за такие слова?..

Айх?..

Я словно блуждал в подземном необъятном лабиринте, ведущем к самому… Творцу!..

А тут люди погибают от многознанья… и я убоялся идти дальше?..

Не знаю, не знаю…

Но меня смертельно влекло ко Дням Первотворенья…

Но Творец разгневался на эфу…

Он сказал:

— Зря я сотворил тебя, тварь ползучая! (Ужели зря, Господь мой?) И за грех соблазна, соитья Моих Первочеловеков ты будешь пожирать свое потомство…

О Боже!..

А какое наказанье страшней этого?

Но!

Велика была змеиная жажда жизни, и она превысила Божий гнев…

И великая Змея-искусительница, соблазнительница связала, переплела свою судьбу с судьбой невинной Альпийской Черешни…

И вот, спасаясь от обреченно пожирающей их матери, детеныши яростно вползают в огромные, спасительные ягоды?..

И ждут, таятся там!..

Сами они не могут развиться, подняться и жить… Им нужно чужое питательное чрево!..

И вот гималайский медведь или снежный барс-древолаз на огромном Дереве обрывают черешни сладчайшие и стряхивают, сбивают многие чреватые плоды на землю, где их упоенно едят бараны, козы, ослы, горные козлы-нахчиры, волки, лисы, дикие кабаны…

И орлы и грифы…

И — увы! — человеки…

О Боже!.. Я вижу?.. Я понял!..

Страшный зародыш-змееныш расцветает в желудке зверей и человеков!..

Эфа в чужом желудке быстро растет… И единственное, что её раздражает, — это тревожное, глухое биенье чужого сердца! Как кошку раздражает шуршанье травяной мыши…

И вот на тридцатый день — точно на тридцатый! — змея исходит из человека или зверя (я подсчитал дни с того утра, когда Гуля съела черешню).

Но предварительно она — уже сильная и полная свежего яда — прокусывает сердечную аорту и жалит человека или зверя в самое сердце…

Вот почему тот далекий локаец пастух кричал нам с Гулей: “Беги! Тут смерть! Тут малиновый шайтан! Нельзя черешню есть!..”

Вот почему Гуля шептала: “Алик! Она укусила меня в самое сердце! Через пять минут я умру!.. Я тогда съела черешню… тайком от тебя…”

Вот она, Тайна!..

И еще: под влиянием чужого желудочного сока Эфа теряет свой коралловый цвет, пигмент — и выходит из жертвы белесым альбиносом, и потому её легко принять за солитера…

Но потом, на солнце и воздухе, она быстро обретает первозданный, атласный коралл!..

И еще: выйдя из жертвы, змея устремляется к Дереву-Исполину, где родилась и где, единственно, может она продлить жизнь свою, не в силах пожрать всё потомство свое…

И находит Дерево, как бы далеко она ни ушла…