Зеркало для героев

Поклонившись, девушка вышла.

Прис прижала руку к груди, мир бился в тяжелом ритме ее сердца.

– Саомин, – сказала она в пустоту. – Прости меня. Пожалуйста, прости. Я их найду.

Она переоделась и вышла в белую жару сингапурского вечера, полную сырых и горячих запахов, многоязыких криков торговцев, смеха и разговоров гуляющей публики. Швейцар в дверях отеля махнул рукой – и к Присцилле из толпы ожидающих неподалеку с повозками подбежал рикша, крепкий молодой малаец в белой соломенной шляпе. Присцилла уже ехала на таком из порта, и хотя то, что в повозку запряжен человек, по-прежнему казалось ей странным, она залезла в маленький экипаж.

Рикша тут же двинулся с места, будто сам знал, куда ее везти. Присцилла вспомнила, как на пароходе Юджин рассказывал ей о буддийском «потоке» – течении под поверхностью мироздания, которое, если с ним не бороться, приводит все вещи к равновесию. Она мысленно попросила Саомин ей помочь, направить поиск. И немного помолилась. И чуть-чуть, украдкой, опять подумала о Юджине Монке.

Повозка остановилась – рикша пережидал обоз с рыбой. Повернув голову, Присцилла увидела знакомую неказистую фигуру – служанка миссис Ли с парохода стояла на углу с баулом в руках и с выражением страдальческой покорности на широком лице. Присцилла поймала ее взгляд, махнула рукой. Женщина подошла.

– Что с тобой случилось? – спросила Присцилла.

– Госпожа уволила, – пожала плечами та. – Жить нету где. Думаю, что делать.

– Мне нужна служанка, – сказала Присцилла. – Как тебя зовут?

Через минуту рикша вез уже двоих. Женщину звали Мэйли, что означало «прекрасная слива». Родители надеялись на лучшее, но она и до оспы была некрасива, хотя это ничего, она уже привыкла.

– Мэйли, мне нужно найти одну семью, – сказала Прис. – Но я не знаю, как. Женщина умерла четыре месяца назад. Она была горничной в отеле «Рафлз». Ее звали Саомин…

– Я знала Ду Саомин, – кивнула Мэйли. – Она жила с белым мужчиной. Французом. Плохой человек. Много курит опиум. Саомин была полукровка и сирота, иначе бы с ним не спуталась. Жаль, что умерла.

Присцилла воспрянула духом. Поток принес ее к Мэйли, приведет и к детям.

– Да, были дети, – пожала плечами китаянка. – Девочки, маленькие еще. Но я была год в Англии, не знаю новостей. Наверное, подросли, если не умерли. В том районе вода плохая, дети много умирают.

Присцилла схватила ее за руки, сжала.

– Мы можем туда поехать? – спросила она с надеждой. – Ты поможешь мне их найти, Мэйли?

– Темно скоро, – ответила та. – Плохой район. Завтра утром поедем?

Присцилла задумалась. Рикша вез их по набережной, океан сиял глубокой синевой, вокруг проносились другие повозки – с пышно одетыми европейцами, с богатыми китайцами в ярких шелках и парче. Трое высоких сикхов в одеждах из белоснежного муслина стояли у перил и разговаривали, жестикулируя. Прошла очень грациозная малайка в ярко-желтом саронге. От красок и движения рябило в глазах. Потом потемнело, сердце стиснуло.

– Нет, – сказала Присцилла. – Сегодня, сейчас, быстрее.

– Оой! – крикнула Мэйли, и рикша остановился так резко, что всаднику, ехавшему позади, пришлось осадить лошадь. Китаянка что-то объяснила, рикша повернул оглобли повозки. Побежал быстро, а Присцилле все казалось, будто тень Саомин стелется за ними, погоняет, торопит.

Рикша остановился там, где кончалась мостовая, махнул рукой – дальше не проехать. Присцилла попросила его подождать, подобрала юбки, пошла по скользкой грязи.

Дом не выглядел лачугой, но был узок и очень неухожен. Дверь открылась нескоро. Мужчина, явный европеец, был очень худ и по самые глаза зарос неопрятной темной бородой. Он осмотрел их, подозрительно сощурившись.

– Я не вас ждал, – сказал он по-французски. – Чего вам?

– Я жила по соседству, – сказала Мэйли. – Давно. Пришла спросить про Саомин, вашу мертвую женщину.

Щека у француза дернулась, синие глаза сверкнули.

– Я жду важных людей, – сказал он. – Уходите.

Он начал закрывать дверь, но Присцилла выставила вперед ногу.

– Я заплачу, – сказала она. – Я хочу увидеть детей.

Француз облизнул губы.

– Англичанка? – сказал он. – Сколько заплатишь?

– Два фунта.

– Три, – ответил он и, дождавшись ее кивка, посторонился и пропустил их в дом.

Было грязно, в воздухе витал сладковатый дымный запах.

– Опий, – сказала Мэйли, увидев, что Присцилла принюхивается.

– Не ваше дело, – бросил француз, не оборачиваясь. – Эй, вы! Зое, Ирен!

Из-за невысокого бамбукового шкафа вышли две девочки лет пяти-шести, в простых хлопковых платьях, порванных и грязных. Молча встали посреди комнаты. Присцилла смотрела на них с бьющимся сердцем.

– Вот дети, – сказал их отец. – Давайте три фунта и о’ревуар.

Ирис сглотнула. Она смотрела на девочек, осиротевших по ее вине.

– Я бы хотела их забрать, – внезапно вырвалось у нее. – Я удочерю и воспитаю их. Вы, кажется, не сильно этим озабочены.

Француз расхохотался, запрокинув голову. Во рту у него почти не было зубов.

– Я бы с вами, мадам, поторговался, – сказал он, отсмеявшись, – но на этот товар уже есть покупатель. За ними вот-вот придут. Я много должен некоторым уважаемым китайцам, – он отвесил в сторону Мэйли шутовской полупоклон.

– Обратно за шкаф! – рявкнул он девочкам. Младшая вцепилась в сестру, та сверкнула из-под нечесаных волос такими же синими, как у отца, глазами.

– Постойте! – сказала Присцилла. – Сколько вы хотите? Кому вы их собираетесь продать?

– Тут уже дело не в деньгах, – пожал плечами француз. – Говорю же – много задолжал. Если не отдам, китайцы меня на стейк тартар порубят, причем не торопясь.

– Выбор между болью и грехом, – пробормотала Прис. – Зачем им дети? Что с ними будет?

– Откуда я знаю? – огрызнулся он. – Может, тоже удочерить кто хочет. Они вон, на вид почти белые.

– Когда чуть подрастут, в бордель заберут, – сказала Мэйли. – Тут много, есть с совсем молодыми.

– Ну может и так! – крикнул француз. – А мне что делать теперь? Уходите!

– Саомин, – позвала Присцилла. – Саомин!

По стенам прошла рябь. Француз в ужасе огляделся. Темная фигура накрыла его, вобрала в себя, он задушенно закричал.

– Выходите на улицу, – сказала Присцилла девочкам. – Мэйли, выведи их.