Зейнаб
Шрифт:
— Завтра, бог даст, дело решится! — после короткого молчания произнес Хасан.
Слова друга разбередили душу Хасана, он понял, что сделать выбор теперь просто необходимо. Найти среди многих одну, самую достойную, — это он может, ему хорошо известно, где надо искать. И все-таки он был взволнован. Как говорится: «Ищешь невесту — душа не на месте». Ведь никогда прежде ему не приходилось выбирать девушку — подругу жизни, будущую мать его детей; к тому же она еще должна оправдать надежды его родителей. Среди работниц, шедших домой со своих полей, было много равных ему по положению и достатку. Среди других же, батрачек, он видел сильных и выносливых, красивых и скромных. Но всех их превосходила Зейнаб.
В надвигающейся тьме смутно белели крестьянские одежды. Дойдя до дороги,
Ибрахим и Хасан быстро помолились и разошлись по домам. Еще не дойдя до своего дома, Хасан увидел отца и его друга Саламу, сидящих на завалинке возле дома Саламы. Хасан поздоровался и замедлил шаги. Оба старика, выйдя из мечети, присели поболтать о деревенских событиях. В четверг, например, Хаджи Али купил на базаре быка, отдал за него двадцать два фунта. Дороговато, хотя, конечно, бык упитанный и будет хорош в работе. А девушка из уездного города, на которой женился Ивад Машаал, слишком уж неповоротлива, как вообще все горожанки.
Мимо стариков, направляясь домой, вереницей прошли девушки.
— Вот они, наши сельские невесты! — оживился Салама. — А верно, Халил, что ты собираешься женить Хасана?
— Клянусь аллахом, — тихо ответил Халил, — я действительно хочу сделать это, только вот не знаю, на ком его женить. Я, видишь, не люблю бойких девиц, которые уже с утра начинают военные действия, а к вечеру превращают дом в настоящее побоище. Уж больно они задиристы. Вот в чем загвоздка, брат мой Салама!
— Бог мой, о чем разговор! — ответил его друг, тоже тихо и доверительно. — Ты напрасно тревожишься! Невест-то множество, выбор велик. Скажу об одной из тех, что прошли. Только об одной. Что ты думаешь насчет Зейнаб, а? Уж о ней-то ничего плохого сказать нельзя.
Однако Халил опасался, что жена его согласится женить сына только на девушке из зажиточной семьи. А дом, в котором нет согласия между свекровью и невесткой, — постоянный источник смуты. А уж как он, Халил, был бы рад такой невестке, как Зейнаб! Больше того — он и себя бы считал счастливым человеком. Не успел он сообщить Саламе о своих опасениях, как тот произнес:
— Ну что ж, братец, если ты колеблешься, так жени Хасана на дочери Али Абу Омара, жизнь твоя превратится тогда в бесконечную свару! Э, да разве феллах вроде тебя бывает когда-нибудь чем-либо доволен?
Об этом разговоре Халил рассказал жене. Она тоже не видела в Зейнаб ничего дурного, но все-таки не желала останавливаться на девушке из бедной семьи, которая всю свою жизнь работала поденщицей! Нет, выбор мужа был ей не по душе! Халил заметил это по ее лицу и подумал про себя: «Прав Салама, феллах вечно недоволен». Он пожелал узнать, что именно не нравится ей в Зейнаб и каков ее выбор. Но жена предпочла оставить свое мнение при себе. Когда пришел Хасан, мать сообщила ему о разговоре с отцом. Однако сын тоже не вымолвил ни слова.
И хотя ни мать, ни отец Хасана твердо не сказали ни да ни нет, хотя мать и не одобрила выбора мужа, соседи сочли, будто дело это решенное, что родители и сын пришли к единому мнению — сватать за Хасана Зейнаб. В таком виде слухи дошли до Зейнаб и ввергли ее в отчаяние.
В эти тяжелые для Зейнаб дни семья Хасана продолжала жить по раз заведенной привычке. О женитьбе Хасана заводили речь лишь изредка, ибо в семье создалось впечатление, что все это уже в какой-то мере решено. Мать еще перебирала в памяти всех девушек из приличных семей, но не находила среди них ни одной, которая была бы лучше Зейнаб. Больше того — она не могла припомнить никого, кто мог бы даже сравниться с нею. А сын, задавленный работой, редко вспоминал о предстоящей женитьбе. Да и что толку думать — все равно все решат за него. Иногда, правда, он вдруг загорался, но быстро остывал и забывал о женитьбе.
Так
все и жили… Потом наступило лето.Глава VI
Наступило лето. Пересуды кончились сами собой. Любая новость, как и всякий новорожденный, производит много шума только в час своего появления на свет. Потом к ней привыкают, и никто уже не обращает на нее внимания. Вместе с летом приходит пора поливных работ, которые нарушают размеренную жизнь феллаха, отрывают его от семьи. Работать нужно в эту пору днем и ночью, — трудясь в поте лица своего, и никак нельзя разрешить себе хоть маленькую передышку. В летнюю страду даже скот выдыхается до полного изнеможения.
Но если феллаху лето несет тяжкий труд, то другим людям — отдых. Едва только весна повстречалась с летом, в деревню приехал Хамид со своими братьями. Они сразу же извлекли из своих чемоданов все, что привезли с собой на время каникул: мячи, спортивные принадлежности и разные мелочи, предназначенные в подарок младшим братьям.
Долгие месяцы они корпели над книгами, запертые в четырех стенах. Они почти не появлялись на улице. Им приходилось туго, и они считали дни, оставшиеся до конца учебного года. Они мечтали о том времени, когда из огромной, пышной, великолепной столицы вернутся к себе в родную деревню. И вот наступил тот последний вечер, когда все экзамены уже позади, багаж увязан и лица сияют — завтра студенты отбывают в тот благодатный уголок земли, где люди вкушают покой и счастье.
В этот последний вечер перед отъездом в деревню радость наполняла их сердца, они не заметили, как промелькнула ночь. Один из братьев, еще совсем юный, мечтал поскорее увидеть своего меньшого брата, с которым он провел все детство и уже год как не виделся с ним. После такого долгого отсутствия ему хотелось сесть рядом с матерью и не отрываясь глядеть в ее лицо, светящееся нежностью и лаской, вбирая взглядом знакомые с детства милые сердцу черты. Старшие братья уже привыкли к жизни на чужбине, долгие годы разлуки воздвигли между ними и родителями стену, и потому юноши не отдавали себе сейчас отчет, отчего они так радуются. Впрочем, покидая город, они ощущали и некоторую печаль: у них ведь не стоял перед глазами образ матери, их не тревожили воспоминания о семье. Только младший брат, всем существом своим еще ощущавший постоянную связь с родным домом, радовался предстоящему отъезду от всей души.
Братья разошлись по своим комнатам, чтобы поспать несколько часов. Хамид, прежде чем лечь, окинул прощальным взором свою каморку с ее незатейливой утварью: постелью, письменным столом, книжным шкафом. Скоро Хамид будет сидеть возле другого, почти пустого, книжного шкафа, перед ним будет голый деревянный стол, без единого листка бумаги, а после посиделок он уляжется на деревенскую кровать. Там люди читают местные газеты, которые отличаются от столичных, как небо от земли. В них повторяется то, о чем уже говорилось день, месяц или год тому назад. Там людей приводит в восторг искусство писаки, который умеет лишь бойко менять порядок затверженных слов. У него одна цель — вбить в головы читателей содержимое собственной головы, расхожие слова, которыми он сдабривает описание самых ничтожных событий, раздувая их, чтобы представить необыкновенно значительными. В конце концов он публикует только то, что считает нужным.
Вот о чем думал Хамид, сидя в своей комнате в ту тихую ночную пору. Ему было грустно от предстоящей разлуки с Каиром. Однако давайте облегчим ему боль расставания с городом напоминанием о бескрайних полях, окружающих его деревню, по которым свободно скользит взор и уводит мысли в те заоблачные дали, которые здесь и представить-то себе невозможно. А бессонные летние ночи в полях, при полной луне на черном бархатном небе, с мерцанием звезд, свет которых теряется в бездонной небесной глубине. И эта тишина, нарушаемая только кваканьем лягушек, стрекотанием цикад или скрипом водяного колеса — табута. Лишь мелодия свирели бодрствующего феллаха пронзает тишину. Все это припомнилось Хамиду, и он примирился с потерей своей комнаты и книжного шкафа.