Зейнаб

Прислушиваясь к себе, он уловил еще и некий тайный голос, который говорил ему: «Да, городская жизнь прекрасна, и в этом твое счастье. Но разве не будешь ты более счастлив, когда увидишь отца и мать, будешь сидеть и толковать с ними о самых разных вещах? Неужели ты настолько очерствел, что забыл о них и хранишь в памяти лишь красоту деревенской ночи и свирель феллаха? Неужели эгоизм довел тебя до того, что ты жаждешь услышать голоса ночи прежде ласкового голоса матери?» Хамид почувствовал раскаяние. «Прости меня, господь, и помилуй! — подумал он. — Да ведь свидание с матерью стоит всех моих книг! Разве не найду я в нем сердечной отрады? Что значит природа и все ее прелести, что вообще собой представляет весь этот мир, если нет в нем любящего и сострадающего сердца! Если же есть такое, то почему не оно постоянный властитель моих дум?

Господи, ты знаешь, что я согрешил невольно! Ты знаешь меру моей любви к отцу и матери! Прости мне мое заблуждение! Могут ли звуки свирели заставить нас забыть тех, кого мы любим? Неужели время настолько притупляет наши чувства? Да, долгие годы, что я провел вдали от родных, сделали меня себялюбивым и эгоистичным. Жизнь на чужбине, вдали от родной семьи, заставила забыть отчий дом».

Впрочем, чего требовать от человека, который большую часть своей жизни провел в городе, а в деревню приезжал только летом и не находил там ничего, кроме застоя и неподвижности. В деревне ничто не объединяет людей. Каждый трудится на своем клочке земли, думает и отдыхает в одиночку. Семья собирается вместе только затем, чтобы поесть, и едят все в полном молчании. В среде своих школьных товарищей Хамид ощущал дружескую непринужденность, какой никогда не чувствовал среди родных. Поэтому неудивительно, что он больше любил и вспоминал природу родного края, нежели свою семью. Ведь общаясь с родными в те дни, когда душа его жаждала пищи духовной, он не получал от них ничего, кроме материальной поддержки.

В своей маленькой деревушке под палящим солнцем и безоблачным небом родители Хамида жили в окружении природы, радостные, независимые. На их полях рос хлопок, пшеничные колосья наливались зерном, и одновременно с этим зрела тревога. Того и гляди, появится червь — вредитель и уничтожит бескрайние хлопковые поля; могло случиться и так, что от урожая зерновых не останется ничего, кроме сухих корней да глубоких морщин на лице земли — ибо солнце, как око шайтана, может спалить все дотла. Только над ночами нет у него власти.

Когда Хамид вдохнул в себя деревенский воздух, внезапно перенесясь от городского шума и сутолоки к тишине и покою, от вечного корпения над тетрадями и книгами — к досугу, наполненному только сном и разговорами с братьями о школьной жизни, когда один день похож на все остальные, он почувствовал невыразимую скуку. Не может же человек строить здание своей жизни на унылом, пустом песке.

Однако любое состояние в этом мире со временем обретает некую устойчивость. Привычка снимает отвращение с души. Так тягостный досуг очень скоро становится сладостным, позволяя человеку отдыхать и наслаждаться полетом своей фантазии в те сферы, где нет ни вражды, ни соперничества, где царит полная свобода. Там человек наслаждается, там обретает и осуществление всех своих желаний. Нечего и говорить, что любой из тех, кто вступит в прекрасный мир мечтаний, не найдет там ничего другого, кроме покоя и счастья.

Так случилось и с Хамидом. Быстро промелькнули дни, когда он томился от скуки. С радостным чувством отдался он созерцанию природы. Едва только солнце начинало клониться к закату, Хамид покидал деревню, шел в поля и поверял безбрежным просторам свои самые сокровенные мечты. Бесцельно и неторопливо брел он куда-нибудь, не разбирая дороги, погруженный в себя, не замечая, куда ведут его ноги, пока какой-нибудь прохожий не тревожил его своим громким приветствием.

На полях, что бесконечно тянулись по обеим сторонам дороги, Хамид часто видел группы феллахов, которых встречал и раньше. Он ненадолго останавливался и здоровался с ними. Как-то среди крестьян, занятых на прополке хлопка, он неожиданно встретил Ибрахима и подошел к нему. Они заговорили о своем житье-бытье. Рядом вертелся веселый и бойкий на язык малый, с приветливым выражением лица и живыми глазами. Он сразу же оторвался от работы, намереваясь принять участие в беседе. Хамид узнал юношу, осведомился, почему его сестры Фатмы нет на работе. Расплывшись в улыбке, юноша ответил, что сестра его вышла замуж и уехала в другое селение. Ибрахим прервал его, приказав отправляться на свое место, и стал подгонять остальных. Потом он вернулся к Хамиду.

По соседству с тем самым юнцом работала сестра Зейнаб. От нее Хамид узнал, что сегодня Зейнаб пошла молоть муку. Потом он стал расспрашивать других об их делах. Только в сумерки он отправился домой, размышляя по дороге о чужих судьбах. И тут душу его посетило воспоминание о Зейнаб. Он представил себе ее нежнее личико, глаза с поволокой, юное, расцветшее тело под простым платьем поденщицы. И несмотря на то, что он уже долгие месяцы не видал ее и был убежден, что никогда не сможет ее полюбить, сердце его дрогнуло. Радость, словно огромная волна, охватила все его существо. Ему явственно припомнились дни прошедшего лета и те часы, когда они вместе возвращались домой. Ночь витала над миром на своих бесшумных крылах. Они шли молча, не произнося ни слова, переполненные блаженством.

Дни шли за днями, а воспоминание это охватывало Хамида всякий раз, когда он оставался наедине с природой. Течение времени не ослабляло, а, наоборот, усиливало яркость воспоминания о той встрече. И вот однажды воспоминание о том далеком дне обожгло Хамида с новой силой. Это случилось в начале осени, когда до момента разлуки с родным домом остались считанные дни. Девушки возвращались с работы. Они рассуждали о том, что пора бы уже вытащить мешки под хлопок, вспоминали разные забавные случаи, пели песни. Слаженные и звонкие голоса неслись к небу, колебля воздух. На кустах белели спелые коробочки хлопка, так что казалось, будто поля внезапно поседели. Песня девушек словно пробудила в них грусть, но в то же время на закате их жизни она подарила им нечаянную радость.

В эту грустную осеннюю пору мир отдает прошлому дни упоения и радости и готовится к молчанию зимы. Хамид мысленно прощался с полями. Он шел рядом с Зейнаб, взволнованный, нервы его были напряжены от сознания близкой разлуки с этими местами, с этой пышной природой. «Через неделю я уезжаю!» — произнес он, сопровождая слова свои взглядом, в котором отчетливо отразились чувства, переполнявшие его душу. Слова эти были обращены к Зейнаб. Девушка ничего не ответила, а лишь опустила глаза, печалясь о предстоящей разлуке. Совсем скоро Хамида не будет рядом с ней, и она станет обычной, простой девушкой, такой, как все. Вдруг Хамид подошел к Зейнаб так близко, что им трудно стало идти рядом, хотя дорога в этом месте была широкой. Через минуту они отпрянули друг от друга. Лицо Хамида выражало волнение, он будто ждал чего-то. Солнечный диск исчез, сгустились сумерки. Волнение Хамида нарастало с каждой минутой.

Они свернули к деревне. Все феллахи уже давно прошли. Они сошли с дороги и присели на земляную насыпь. В наступившей темноте Хамид нашел руку Зейнаб и с силой сжал ее пальцы. Она не вскрикнула, не отняла руки, а сама в ответ сжала его руку. Тогда он наклонился и поцеловал ее в щеку. Она вздрогнула и отвернулась. Не помня себя, Хамид обнял ее, привлек к себе, стал целовать ее виски, щеки, шею, выбившиеся из-под платка волосы. Сладкая истома охватила девушку. Она подчинилась его ласкам и сама стала отвечать на его поцелуи. Губы ее прильнули к его губам, она закрыла глаза. Сознание почти оставило ее.

Хамид был как в дурмане. Так вот что значит выражение «пить мед с ее языка»! От страстных объятий разум его словно помутился, некоторое время оба не отдавали себе отчета в том, что происходит вокруг. Едва только они отрывали друг от друга губы, как он вновь прижимал ее к себе. Грудь ее пылала, кровь стучала в висках и она, теряя силы, трепетала в его объятиях.

Все это припомнилось теперь Хамиду, и он спросил себя: будет ли жизнь настолько щедра к нему, чтобы подарить ему еще раз такие же мгновения? Ему вдруг страстно захотелось немедленно отправиться на поиски Зейнаб и найти ее, где бы она ни трудилась. Если бы он знал, кто занимает сейчас ее думы, какую любовь питает она к Ибрахиму, он понял бы, что неодолимая преграда отделяет его от Зейнаб. Разве существует большее препятствие для любви, чем любовь к другому? Она заставляет любящего забыть все, кроме своего возлюбленного, думать только о нем. Но ведь Хамид ничего не знал о тайне сердца Зейнаб. Он был убежден, что их разделяет только предстоящая женитьба Хасана на Зейнаб. И если бы он не почитал священной законную связь между мужчиной и женщиной, его первой заботой стало бы завоевать сердце Зейнаб, чтобы оно принадлежало только ему одному. Да и кто откажется от прекрасной девушки? Ведь, создавая ее, творец проявил наивысшую щедрость!

Глава VII

В эти летние дни, когда люди, спасаясь от духоты, бегут из города в деревню, как это уже бывало не раз, приехала и Азиза. Если она и найдет здесь те же четыре стены, то, во всяком случае, сам по себе переезд уже есть смена обстановки. К тому же в лунные ночи она может иногда выходить из дому со своими родственницами, под присмотром мужчин из их семьи.

Известие о ее приезде словно перевернуло все в душе Хамида. Он уже ни о чем другом не мог думать. Ах, скорей бы встретиться с нею, посидеть рядом, расспросить о ее делах! Какой милой казалась ему теперь эта девушка! Как отчетливо помнил он те дни, когда она была еще малышкой, тоненькой, веселой, стремительной, дни, когда они часто играли вдвоем и никто им не мешал.