Жало белого города

Мы переглянулись, молча спрашивая друг у друга, что делать, но в следующий миг звонок мобильника сообщил нам единственное решение.

– Заместитель комиссара Сальватьерра. Да, слушаю.

Моя начальница обрела контроль над ситуацией, магия ночной крыши мигом улетучилась, и все, что происходило мгновением раньше, казалось из ряда вон выходящим. Абсолютно нелепым и неуместным.

Альба сосредоточенно слушала голос в трубке. Нажав отбой, она уже была другим человеком.

– Инспектор Айяла, найдены два обнаженных тела. Юноша и девушка. Прямо у подножия ниши Белой Богородицы, в галерее церкви Сан-Мигель, – спокойно сообщила она. – Я сказала, что нахожусь неподалеку, сейчас спущусь и подойду к месту преступления. Сообщите своей напарнице, что дежурный судья, судмедэксперт и криминалисты уже в пути, пара патрулей также прибудет с минуты на минуту, чтобы оцепить галерею. По возможности надо избегать вспышек мобильных телефонов – мы не хотим чтобы подробности происшедшего попадали в прессу, это может осложнить расследование. Всё, я иду вниз.

Она открыла дверцу люка и принялась спускаться, не дожидаясь меня.

– Я тоже пойду.

– Мы не можем явиться одновременно. На площади собрался весь город; кто-нибудь из знакомых увидит, как мы выходим из одного и того же подъезда. Никто из полиции не должен знать, что мы были вместе.

– О’кей, но ты ведь сказала, что находишься в районе площади. Спускайся первой и иди к месту преступления со стороны лестницы. – Я по-прежнему упорно обращался к ней на «ты». – Я выйду из подъезда на две минуты позже. Поднимусь через тоннель, расположенный под галереей, рядом с Толоньо, и выйду с правой стороны. Скажу, что пришел вместе с Фонарной процессией.

– Так и поступим.

Я позвонил Эстибалис, чтобы сообщить новость. Они с женихом ужинали в «Риохане» на Кучи, и мы договорились встретиться на террасе церкви Сан-Мигель. Через пару минут я приоткрыл дверь подъезда и вышел на площадь. Процессия остановилась; фонарщики ожидали приказа, не зная, что делать.

Люди собирались в небольшие группы и обсуждали происходящее; вокруг мелькали растерянные, встревоженные лица. Было невыносимо сознавать, что некто обладал властью испортить этот необыкновенный, такой важный для всей Витории момент, превратив его в кошмар.

Пробираясь через толпу, я с большим трудом добрался до маленькой арки, которую большинство не замечало. В четыре прыжка взбежал по лестнице и через несколько минут был на месте, где было совершено новое преступление.

Альба уже была там; она пришла с левой стороны и теперь отдавала приказы двум полицейским в форме, которые поспешно явились по вызову.

Мы начали расчищать территорию. По правилам следовало установить оцепление в пятидесяти метрах от места преступления, но я понимал, что, как бы мы ни старались, избежать лишних фото не получится. Повсюду мелькали вспышки. Поэтому я лишь отогнал любопытных, которые, как загипнотизированные, глазели на два обнаженных – тела.

Когда нам наконец удалось оцепить территорию, я сосредоточился на новых жертвах. Встал на колени на серые камни и повторил свое заклинание:

«Здесь кончается твоя охота. И начинается моя».

За последние дни я уже третий раз повторял эти слова. Сколько еще этот мерзавец заставит меня их произносить?

Но впервые, осматривая подготовленную для нас убийцей инсталляцию, я сумел расшифровать послание, которое располагалось прямо передо мной.

Обнаженные мужчина и женщина лежали у ног Белой Богородицы. Им почти наверняка было по тридцать лет, руки их лежали на лицах друг у друга, а в крови растекался очистительный яд пчел, освобождающий от первородного греха. Равнобедренный треугольник, сложенный из трех эгускилоров, указывал на Око Провидения.

Око, которое видит все.

24. Утренняя месса

Витория,

август 1970-го

Альваро Урбина проснулся в шесть утра. Эмилия настояла, чтобы он сходил на утреннюю мессу. У него не было сил отказаться. Последние несколько недель доктор пребывал в полной апатии; его не пугала даже мысль о передозировке, которая случилась несколько недель назад в квартире Бланки. Возможно, тогда ему даже хотелось, чтобы та обнаружила его, бессильного, с едва бьющимся сердцем, на полу в квартире своей покойной тети. Но сейчас ему было все равно. Зима ли, лето ли, праздники или похороны.

Ему было безразлично.

Его увлекал поток верующих, следовавший за блузами, несущими статую Белой Богородицы к ступеням церкви Сан-Мигель. Двое знаменосцев по бокам процессии несли огромные белые флаги. Черные сутаны и церковные служки в накрахмаленных ризах распевали молитвы и гимны с яростью, неуместной в эти ранние часы.

Альвадо уже возвращался домой, рассеянно глядя себе под ноги, под руку с женой, как вдруг наткнулся взглядом на дорогие сапоги с деревянными клиньями, которые мигом узнал. Он поднял голову, сглотнул и увидел Хавьера Ортиса де Сарате и Бланку Диас де Антоньяна.

К его удивлению, промышленник приветливо ему улыбнулся. На лице не было заметно ни следа интоксикации, которая привела его в неотложное отделение больницы. Бланка также одарила Альваро прохладной светской улыбкой, однако взгляд ее будто предупреждал о чем-то, что он не в силах был разгадать.

Опытный глаз сразу отметил, что Бланка стала другой. Он видел эту перемену и раньше у сотни своих пациенток. Грудь стала полнее, а вены в вырезе платья чуть потемнели и казались заметнее под тонкой белой кожей. Альвадо взглянул на ее щиколотки: они немного опухли, а обручальное кольцо на пальце, которое он так жгуче ненавидел, чуть глубже врезалось в кожу.

– Доктор Урбина! Рад вас видеть! – радушно проговорил супруг Бланки, пожимая ему руку. – Думаю, супруга уже навестила вас, чтобы сообщить добрую новость. Очень благодарен вам за лечение, а то мы уже почти потеряли надежду…

Альваро отреагировал мгновенно: лицо его приняло формальное врачебное выражение, и он улыбнулся с за-ученным радушием.

– Что ж, поздравляю. Как говорится, в добрый час. Беременность – настоящее чудо в семье молодоженов.

– Я навестила доктора Урбину на прошлой неделе, – поспешила Бланка, пристально глядя на мужа. – Там мы и увидимся в следующий раз, доктор. Мы собирались поесть мороженого в «Итальяне»; надеюсь, они сейчас открыты. Все последние дни мне хотелось только жареных лепешек из «Нароки», которые я запивала топленым молоком из «Каса Кико».

– Заботьтесь о себе, сеньора. Пейте больше воды. Организм сейчас нуждается в жидкости, а то жара скоро будет такая, что хоть в обморок падай. И ради всего святого, носите туфли на плоской подошве, – отозвался Альваро, отлично играя свою роль.

Хавьер улыбнулся, и они простились.

Бланка появилась в клинике ранним утром через несколько дней после их нечаянной встречи. Она затворила за собой дверь. Альваро выронил ручку, которой что-то записывал, и открыл было рот, но она начала первой:

– Ты врач и наверняка знаешь, что невозможно выяснить, чей это ребенок – твой или Хавьера.

– Бланка… ты должна… – начал Альвадо, но она уже уселась в кресло напротив. Мельком осмотрела книги и учебники, сложенные на противоположном конце его письменного стола, и быстро заговорила:

– Полиция перестала у нас бывать. Они пришли к выводу, что невозможно узнать, случайно ли неизвестный токсин попал в организм, однако Хавьера их ответ не устроил. Я пришла предупредить: мы должны быть очень осторожны. Ты будешь вести мою беременность; у меня нет другого выхода, потому что, если я поменяю сейчас врача, Хавьер наверняка что-нибудь заподозрит. Двое его партнеров были избиты неизвестными лицами. Они не заявляли в полицию, все осталось в семейном кругу, но их жены обо всем мне доложили. В обоих случаях нападение выглядело как ограбление: какие-то типы в капюшонах последовали за ними, требуя денег, а затем избили и порезали бритвой. Я знаю, что Хавьер подозревал этих двоих в попытке отравить его, подслушала его разговор с Улисесом, шофером, но все равно очень боюсь за нас с тобой. Если он узнает, что это были мы, Альваро, я даже не представляю, что он способен сделать. Он хочет ребенка больше всего на свете, он зауважал меня с тех пор, как я забеременела, и…