Жар-птица

Еще я нашла трех пилотов-одиночек с собственными яхтами. Они требовали только покрытия их расходов, на что мы, конечно же, с радостью согласились.

Дот пришла вместе с подругой, и когда я вечером, пошатываясь, вошла в свой номер, у меня было зафрахтовано уже девять кораблей. Или десять – к тому времени я слегка сбилась со счета.

Вернувшись в загородный дом, я сообщила новости Алексу. Сразу после этого трое человек, называвшие себя коллекционерами, заявили, что спасли искина на Вильянуэве.

– Ее зовут Оксана, – сказал один из них, показывая представителям прессы маленький шарик цвета ржавчины.

Алекс судорожно сглотнул.

– Надеюсь, это не бомба.

– Ты слишком сильно беспокоишься, – сказала я.

– Так или иначе, ты сделала большое дело, Чейз. Жаль, что не могу как следует тебя вознаградить.

Я поцеловала его, и тут мне позвонили.

– Чейз. – Это был Рон Флери, директор Археологического инициативного общества. – Я слышал, вы ищете исследовательские корабли?

Я не слишком хорошо знала Рона, но он считался надежным человеком.

– Мы полагаем, что нашли корабль возрастом в семь тысяч лет…

– Знаю, – ответил он. – Мы дадим вам два корабля. Когда они нужны?

– Сколько теперь? – спросил Алекс.

Кораблей становилось все больше.

– Пятнадцать, включая наш.

– Все равно маловато. Но это куда лучше, чем в прошлый раз.

Через двадцать минут позвонил Ордуэй Лессинг с просьбой о встрече. Лессинг руководил Союзом гражданских прав – небольшой, но активной организацией, проводившей кампанию в поддержку искинов. Их лозунгом было: «Хочешь доказать, что они разумны? Докажи, что разумен ты сам».

Я сказала Джейкобу, чтобы тот попросил его подождать, пока я не проконсультируюсь с Алексом.

– Только его нам и не хватало, – сказала я. – Если с ним связаться, никто не будет воспринимать тебя всерьез.

– И что ты предлагаешь? – спросил Алекс. – Ответить ему, что я в вечном отпуске? Если сможешь, договорись о встрече на завтра. Желательно на утро.

Лессинг вполне мог бы стать выдающимся политиком – по крайней мере, амбиций у него хватало. Он вошел в кабинет, поздоровался – и сразу же понравился мне, оказавшись вовсе не таким, как я ожидала. Лессинг готов был задавать вопросы и выслушивать ответы, а его добродушие нисколько не соответствовало образу борца за гражданские права. Себя он не воспринимал всерьез – для него важна была лишь цель его жизни, увы, не пользовавшаяся особой популярностью.

– Мы отказались признавать реальность с тех пор, как впервые покинули родную планету, Алекс, – сказал он. – Понятие о том, что искин – всего лишь программа, стало частью нашей культуры. На нем основана наша политика. Если человека подозревают в том, что он признает за искусственным интеллектом – мне не нравится сам этот термин – те же права, что и за всеми нами, он может распрощаться с мечтами о сколько-нибудь высокой должности. Люди не доверяют железным ящикам. Допустим, мы дадим им статус граждан – и чем это закончится? Есть и религиозные соображения. Люди попадают в загробный мир, искинов же просто отключают. Пока мы не признаем искинов теми, кем они являются на самом деле, пока этот дамоклов меч висит над нашими головами, мы не осознаем в полной мере нашего собственного потенциала.

Пожалуй, не будь в Лессинге этого заряда энергии, он ничем не выделялся бы из толпы.

– Алекс, – продолжал он, – я всегда вами восхищался. Вы сделали невероятные вещи, особенно на Салуде Дальнем. Мне известно, какую критику вызвала ваша позиция в отношении искинов. Хочу, чтобы вы знали: мы на вашей стороне. Кстати, вы наверняка заметили, что начинают появляться искины с Вильянуэвы – насколько я понимаю, пока их одиннадцать. Один из них, вернее одна, находится дома у Патрика Майерса, который вытащил ее из заброшенного склада. Патрик отвечает у нас за связи с общественностью. Говорит, – Лессинг улыбнулся, – что она крайне ему благодарна. А люди все твердят, будто это всего лишь программы.

– Рад слышать, – сказал Алекс. – Первая хорошая новость за последнее время.

– Я считаю, Алекс, что вас будут помнить именно за это. Если можем чем-нибудь помочь, обращайтесь без колебаний. Звоните прямо мне.

– Спасибо, Ордуэй.

– И еще: наши юристы готовятся оспорить новый запрет на полеты к Вильянуэве. Любого участника спасательной операции начинают преследовать. Но победа будет за нами: только так. А когда это случится, мы отправим туда собственные экспедиции. Если честно, мы давно знали про Вильянуэву, но эта задача была для нас непосильной. Однако благодаря вам…

Алекс поднял руку.

– Возможно, посылать туда людей – не самая удачная мысль. Там очень опасно.

– Мы будем осторожны.

Когда он ушел. Алекс тяжело опустился в кресло.

– Чейз, что я наделал?

– Не знаю, – ответила я. – Мне показалось, будто ты едва не изменил свое мнение на противоположное.

Пришла новость от аналитиков Шары, изучавших содержимое блокнота Робина. Они обнаружили формулу, позднее ставшую известной как уравнение Робина: в ней описывались характеристики, делавшие конкретный корабль уязвимым к воздействиям вблизи траектории черной дыры. Как и предполагала Шара, значение имели конструкция корабля, его масса с грузом и пассажирами, мощность двигателя, степень повреждений, нанесенных базовой пространственно-временной структуре проходом сверхтяжелого объекта (не обязательно черной дыры), прошедшее с тех пор время и полдюжины других факторов.

– Теперь мы в состоянии определить, в чем наша уязвимость, – сказала Шара. Они передали данные всем заинтересованным лицам – производителям, транспортным компаниям, флоту, «Звездному корпусу» и так далее, пояснив, что эксперименты еще не завершены и информация является предварительной. Но главное – все были предупреждены.

Глава 35

Разум и способность сочувствовать – вот что, по сути, делает нас людьми. Помогай другим при любой возможности: довольно ясное правило. Но может быть, Творец заодно хотел открыть нам глаза. Если Божий суд действительно есть, вряд ли Господь обратит внимание на то, сколько гимнов мы спели или сколько молитв выучили. Думаю, Он просто посмотрит на нас и скажет: «Я дал вам мозги, но вы ими не воспользовались. Я дал вам звезды, но вы на них не взглянули».

Марсия Толберт. Центаврийские дни (3111 г. н. э.)

– Мне все равно, – сказал Алекс. – Составляя договор, сформулируй прямо: когда мы встретим «Антарес», никто не должен совершать попыток проникнуть на него. Нужно сначала известить нас.

– Алекс, ты не знаешь этих людей. Если хоть в чем-то их ограничить, они могут отказаться. А если не откажутся, то могут просто проигнорировать любые запреты.

– Я не хочу, чтобы на моей совести была еще чья-нибудь смерть.

– Ты поступаешь неблагоразумно.

– Включи этот пункт в договор, Чейз.

Мы сидели на веранде. Шел непрекращающийся дождь. Обычно Алекс любил грозу, но в тот день она нисколько не улучшала его настроения.

– Послушай, – сказала я, – если кто-то из этих парней действительно найдет «Антарес» и сообщит нам, скорее всего, у нас не будет времени, чтобы туда добраться. Либо мы позволим кому-то из пилотов рискнуть, либо вся операция с самого начала не имеет смысла. Они предложили свои услуги вовсе не для того, чтобы слетать туда и поболтаться рядом.

– Чейз, мне это очень не нравится.