Жаркие ночи - Холодные дни

1540 г.

Наступила теплая, свежая весна. Распахнув этим весенним утром глаза, султанша устало выдохнула. Опять наступил скучный, ничем непримечательный день. Ей совсем не хотелось подниматься с постели, и девушка довольно долгое время лежала, чувствуя себя онемевшей из-за своей апатии и тоски.

Когда, наконец, она нашла в себе силы подняться, в комнату по её приказу вошли Измир, Айше и Хюнерли. Последняя всё же вымолила у своей госпожи прощение и поклялась, что отныне не существует человека, который бы смог заставить её предать султаншу. Михримах Султан в виду своей тоски решила, что пусть хотя бы Хюнерли своими рассказами о других странах скрасит её жизнь. Тем более своё наказание она вынесла. Умывшись с их помощью, султанша вытерла лицо полотенцем.

— Госпожа, какой наряд изволите? — спросила Измир-хатун.

Михримах Султан неопределенно пожала плечами. Какая разница, какой наряд она наденет? Ни муж, ни мужчина, которого она любила, не обратят даже внимания.

— Пусть будет что-нибудь сиреневое. И жемчужные украшения.

— Как Вам будет угодно.

Айше-хатун вышла из покоев, держа в руках полотенце, кувшин и чашу с водой. Хюнерли-хатун, оставшись стоять рядом с султаншей, обеспокоенно осмотрела её лишенное эмоций лицо. Михримах Султан, по её наблюдениям, будто потеряла радость и страсть к жизни. И всё потому, что она несчастна.

— Султанша, — обратилась она к той, что я стояла, сложив руки на груди, ожидая, когда принесут наряд.

— Слушаю.

— Быть может выйдем прогуляться в сад? Теплый весенний ветерок, свежий воздух. Вы так давно не выходили из своих покоев. Или, может, Вы желаете навестить свою семью в Топкапы?

Михримах Султан изогнула бровь. Эта хатун и пригляделась ей, что не была обычной. Она была более смелой, не стеснялась спросить о чём-то личном. Хотя иногда это было и поводом для раздражения. Хюнерли-хатун нередко переходила границу.

— Не знаю, Хюнерли. Я подумаю об этом после трапезы.

Измир-хатун вышла из гардеробной и вынесла аккуратно сложенное сиреневое платье с белыми оборками и жемчужные украшения с диадемой, как приказывала её госпожа. Приведя себя в порядок, Михримах Султан привычно спустилась в главный холл. Её встретила Гюльбахар-калфа, улыбнувшись.

— Доброе утро, султанша. Стол уже накрыт для Вас.

— Прекрасно, — воскликнула та. — Рустем-паша уже отбыл на государственную службу?

— Да, султанша. Совсем недавно.

Грустно улыбнувшись, девушка вошла в холл и села на свою подушку. Как всегда. Складывалось ощущение, что он просто не желает видеться с супругой.

Такие смены в его поведении Михримах настораживали и расстраивали. Единственный мужчина, который любил её, и тот остыл. Даже красота и молодость, а так же титул султанши не говорят о том, что всё её будут любить.

Аппетит отсутствовал у Михримах Султан давно, и девушка очень сильно похудела. Платья, что она носила в Топкапы и незадолго после свадьбы, стали ей большими. И султанше пришлось заказать у швеи новые наряды.

Отпив несколько глотков шербета из своего стакана, она немного пощипала виноград. Еда её не прельщала. Теперь ее вообще ничего не прельщало. Султанша скатилась в пучину уныния. И все, кто её окружал, понимали это, но сделать ничего не могли. Даже Рустем-паша, который с головой окунулся в работу.

Решив все-таки прогуляться, Михримах Султан с Хюнерли вышла в свой оттаявший сад.

Славянская служанка принялась рассказывать о том, как выглядела весной природа на её родине, в Болгарии. Султанша слушала в пол уха, думая о своей судьбе. Неужели, вся её жизнь будет таковой? Сплошной трагедией…

Возвратившись в свой дворец к позднему вечеру, Рустем-паша неторопливо отправился в свой кабинет. Он жаждал зайти к султанше, поговорить с ней. Каждый вечер хотел. Но его пугало состояние супруги.

«Она так тосклива из-за того, что несчастна от жизни со мной, что вышла замуж за меня, а не за Малкочоглу» — думал паша и не беспокоил жену своими чувствами уже долгое время, всё время сдерживая свои порывы.

На втором этаже его встретила обеспокоенная Гюльбахар-калфа и, увидев пашу, подошла.

— Что такое? — нахмурился тот.

— Мы все беспокоимся за Михримах Султан, паша. Я сейчас заходила к султанше в покои спросить насчет хамама. Она плачет. Так горько, что у меня сердце сжалось. Но не беспокойтесь, с ней Хюнерл-хатун.

Мужчина тяжело вздохнул, услышав слова калфы.

— Простите, если лезу не в своё дело, паша, но султанше сейчас нужна поддержка.

Рустем-паша понимающе покачал головой и не смог себя заставить отправиться в свой кабинет работать. Растворив двери его с женой покоев, Рустем-паша вошёл внутрь. Было странно быть здесь при свете свечей. Он приходил сюда лишь спать, когда было темно и свечи погашены, а Михримах Султан спала.

Султанша сидела на кровати, уронив голову в руки, и тихо всхлипывала. Хюнерли-хатун, служанка, осторожно поглаживала свою госпожу по плечу.

— Султанша, — проговорил паша, велев жестом служанке выйти.

Хюнерли-хатун вышла, про себя улыбаясь. Наконец, паша обратил внимание на супругу.

Ей этого и нужно было — внимания и любви.

Услышав голос супруга и поняв, что она осталась с ним наедине, султанша затихла, отняла голову от рук и отвернулась к окну, быстро вытирая слезы. Гордая девушка не хотела, чтобы он видел её слезы.

— Что с Вами?

Мужчина сел рядом с женой.

— Я в порядке, Рустем. Не ожидала тебя увидеть. Ты же так старательно меня избегаешь.

Темные брови паши изумленно изогнулись.

— Что Вы, султанша? Я и не думал избегать Вас. Утром мне приходится рано покидать дворец из-за государственной службы и неблизкого пути до Топкапы, а вечером я сразу же отправляюсь к себе в кабинет работать.

— Знаю, Рустем. Но помни, что эта работа, в которой ты тонешь с головой, есть у тебя благодаря мне. Потому что я согласилась выйти за тебя замуж и не развожусь, несмотря на то, как ты ко мне относишься!

Михримах Султан не выдержала и повернулась лицом к изумленно-напряженному супругу.

— Султанша, я отношусь к Вам с уважением и любовью.

— Почему тогда я не чувствую этого? Я одна. И днями, и ночами.

— Так Вы поэтому грустите? Что я уделяю Вам мало внимания? — почему-то улыбнулся Рустем-паша.

Султанша слегка оскорбилась.

— Ничего подобного.

— Простите меня, — взял он за руку удивленную супругу. — Я думал… Думал, что Ваша тоска связана с тем, что Вы несчастливы со мною в браке, что жалеете о принятом решении. Я не хотел усугублять ситуацию, проявляя свои чувства. Думал, они Вам неприятны, как и моё внимание.