Желать невозможного

– Объясняю, – сказал Илья, закончив разговор с адвокатом. – Брачный контракт содержит много пунктов, касающихся собственности супругов. Скажу главное: каждый владеет тем, чем владел до вступления в брак. В случае смерти одного из супругов другой вправе распоряжаться личными вещами умершего, что же касается денежных средств, ценных бумаг или иных материальных объектов собственности, то права на них определяются завещанием покойного.

– Ну! – поторопил Илью нетерпеливый отец покойной.

– Поскольку смерть вашей дочери наступила на четыре часа раньше смерти Бориса Евсеевича Флярковского, то именно мой брат является наследником Илоны, не нарушая тем самым права третьих лиц, претензии которых будут являться незаконными, – объяснил Илья.

И добавил:

– Вот вам и ну!

– Это шо? – не понял тесть Бориса.

– Это означает, что все личные вещи Илоны после ее смерти перешли в собственность моего брата, а после его смерти – его наследникам.

– К тобе, шо ли? – догадался отец Илоны.

– Ко мне и к моей матери, вероятно, – объяснил Илья, – так как других родственников у Бориса нет.

– Во как! – вскрикнула теща. – А як же мы?

А младшая дочь посмотрела на Илью с ненавистью.

– Ой, – тихо завыл тесть, – опять эти жидовские штучки-дрючки! Во, москали проклятущие! Мало им, шо усю Украйну поразграбляли, усе в Россию свою повывозыли, так они и наше ридное усе захапать хочут.

– Донечку мою сгубыли-и! – завопила теща. – Убыли мою красотулечку ироды москальские! Кровыночку ридную!

Младшая сестра пискляво завыла тоже:

– И-и-и-и…

– Усю Украйну повывозыли, – сокрушался тесть.

– Что вывезли? – не понял Илья

– Усе! – прекратив вой, хором крикнула семья Марущак.

– Усю промышленность, усе сельское хозяйство, усе наше народное достояние, – объяснил тесть.

– Что же вы отдавали-то? – еле сдерживая смех, спросил Илья.

– А кто же нас спрашивал? – всхлипнула теща. – Мы и не знали тогда ничево: вины по ночам процували.

– Москали тайно по ночам творыли свое черное дело, – объяснил тесть, – и теперь мы живем усе в дерьме.

– Я знаю другое: когда Кравчук объявил о независимости Украины, то сказал, что все, что находится на территории Украины, является собственностью украинского народа. И тут же патриоты вашего государства стали захватывать все, что попадалось им на глаза. Даже проезжающие по территории иностранные фуры с грузом задерживались и угонялись куда-то вместе с содержимым. Никто не хотел работать, все занимались приватизацией на улицах и дорогах. А если не работаешь, то и жить будешь плохо. Сейчас вы приехали сюда, чтобы, насколько я понимаю, разделить по-людски акции концерна «Фармаком».

– Ну, – сказали Марущак.

– То есть забрать половинную долю предприятия, к основанию и производственной деятельности которого ваша дочь не имела никакого отношения. Это по-людски?

– Як чистно будэт, – кивнул Марущак.

– Видимо, честность на Украине и в России понимают по-разному. Я уж не говорю про транзитные нефть и газ, воруемые из труб, проходящих по вашей территории. Но это так – к слову. Концерн «Фармаком» поставляет свою продукцию и на Украину, обеспечивая пятнадцать процентов потребности внутреннего рынка вашей страны. Мы имеем дело и с частными, и с государственными предприятиями. Почти все оплачивают поставки с длительными задержками или не хотят рассчитываться вовсе. И почти каждый раз приходится слышать: «Вы все у нас вывезли, а теперь денег ждете?» Государственные органы каждый раз в качестве оплаты намереваются всучить акции украинских государственных предприятий, которых давно уже нет или которые давно принадлежат не государству, а частным предпринимателям.

– Ну и шо? – спросил тесть. – Мы-то здесь при чем?

– Именно что ни при чем, – согласился Илья. – Личные вещи Илоны можете забрать. Не хотите – не надо. Захотите судиться, потеряете еще больше. Но я скажу, что одних бриллиантов, подаренных ей Борисом, там тысяч на двести евро. Шубы и прочее. Хотите – берите, нет – вас сейчас же отвезут на вокзал.

Марущаки забрали все, что можно было загрузить в чемоданы, свои и те, что остались после дочери в ее двух комнатах. Сняли даже шторы с окон супружеской спальни и завернули в них постельное белье. Илья хотел сказать, что следовало бы наоборот: цена штор неизмеримо выше простыней, но промолчал. Мародерство продолжалось.

Когда тесть с тещей выносили тюки, в которых сквозь тряпье что-то постукивало и звякало, к Илье Евсеевичу подошла младшая сестра Илоны.

– Илья, – промяукала она, – позволите так по-родственному называть вас? Я хотела поговорить. Дело в том, что у меня большие задатки модели. Можно сказать, талант. Даже Илона это заметила. Дело в том, что мне предсказано большое будущее. Цыганка нагадала. Еще она сказала, что это скоро сбудется и я встречу одного человека.

Девочка, имя которой Илья не мог вспомнить, зазывно заглядывала ему в глаза; взгляд ее был похотливым и наглым.

– А почему вы мне это говорите? – спросил Илья Евсеевич.

– Этот человек – вы. Я сразу поняла. Как вас увидела, так с первого взгляда догадалась. И вот я решила: я остаюсь в этом доме, а вы помогаете мне сделать карьеру. У меня, как я сказала, талант, даже Илона немного завидовала, потому что я могла ее превзойти во всем. Она начала работать на подиуме, когда ей было пятнадцать. Мне тоже скоро исполнится пятнадцать, и я внутренне готова к славе.

– Твоя сестра в пятнадцать спала со всеми подряд, баловалась травкой, договаривалась с бандитами, чтобы те калечили ее соперниц. К двадцати трем уже не могла жить без кокаина. Ты такой жизни хочешь?

Глупая девочка улыбнулась и поспешила успокоить Илью:

– Мне не надо ни с кем договариваться – у меня не будет соперниц. Травку я пробовала – мне не понравилась. Кокаин – это для идиоток, а что касается мужчин, то обещаю, что не буду вам, Илья, изменять.

Илья Евсеевич выглянул в окно, где возле набитого чемоданами и тюками микроавтобуса страдали от нетерпения родители этой дуры.

– Возвращайся домой, – сказал он, – я уже содержу парочку моделей. Кроме того, раскручиваю вокальную группу. Там три девочки. А ты, если встретишь ту цыганку, плюнь ей в рожу.

Девчонка побежала вниз. К Илье Евсеевичу подошел начальник службы безопасности питерского филиала концерна «Фармаком» Менжинский.

– Как вы их только терпели столько времени? – удивился он.

– Надеюсь, что больше не увижу. Скажи этим идиотам, что микроавтобус я им дарю. Выпиши им генеральную доверенность на машину, и пусть катятся ко всем своим украинским чертям!

21

Илья Евсеевич смотрел сквозь шторки на окнах лимузина, когда его мать вздохнула: