Желчный Ангел

Единственная тема – Тибет – со временем замылилась, не имея подпитки: до повально доступного интернета и рейсов в Катманду оставалось еще четверть века. Совместная жизнь, благословленная бандитом Валерой и опечатанная молнией на Адаминых руках, дала пробоину в днище и неспешно, но уверенно шла ко дну.

Генрих Харрер, «Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы».

Листочка – отдельно выкроенная деталь, с помощью которой оформляют линию прорезного кармана.

Глава 17

Измена

Изготовление перстня с необычным камнем вдохнуло в Адама Ивановича вторую жизнь. Уже давно клиенты не заказывали изделий с нуля, годами он паял цепочки, увеличивал-уменьшал колечки, восстанавливал потерянные детали. Никакого творчества, сплошная рутина.

Здесь же душа отозвалась на все: на чернявого Вадима с простым, но приятным лицом – Адам чувствовал в людях божью искру, – на уникальный бриллиант со странной фигурой внутри, на фразу, почему-то кольнувшую прямо в сердце: «Он существует. Не требуй доказательств».

Старик прижимал Монину голову к груди и спрашивал:

– Чуешь, как бьется?

– Чую, – беззвучно отвечал седой эрдель и лез мордой под рубашку к спине, утыкаясь мокрым носом в худые лопатки.

– Что? И крылья чуешь? – смеялся от щекотки ювелир.

Моня бил тощим хвостом по старому паркету, радуясь вдохновению хозяина.

– Мы с тобой такую штуку сделаем! – потрясал кулаком в воздухе Адам. – Весь мир ахнет! Не зря к нам пришел этот Ангел! Отдадим дань предкам и фрейлине!

Моня зацеловывал его лицо и, как дурачок, прыгал вокруг, сбивая с ног.

Это была вторая любимая им история. Про фрейлину при дворе Александры Федоровны.

«Жены Николая I», – сразу же вспоминал Моня.

Предание было коротким. Прапрапрадед Адама Ивановича, один из первых ювелирных Адамов в роду (то ли марроканец, то ли египтянин – хрен поймешь), умирая в песках Сахары, якобы встретился с Ангелом Смерти и предложил ему сделку – огранить бриллиант так, чтобы облик ангела остался в камне. Но не успел и скончался. Затем его сын перед смертью предлагал Духу такой же гешефт, но не успел и скончался. И так далее все потомки Адама пытались найти компромисс с Великим Вестником, но…

«…не успели и скончались…» – продолжал в уме Моня.

– Да, – читал его мысли старик.

И все же кому-то из праправнуков удалось-таки с Ангелом договориться. После смертельного приступа очередной Адам прожил еще несколько лет и претворил в жизнь свое обещание. Где он нашел такой камень, как смог его огранить – история умалчивает. Вроде в кусок индийского алмаза ударила молния, вызвав странную трещину, а может, и не ударила. Но отныне кристалл стал управлять желаниями тех, кто становился его хозяином. Причем управлять весьма скверно. Воплощать в жизнь мечту и забирать при этом все, чем человек обладал. Ненасытным людям это было не по нраву: они хотели всего и сразу.

К середине девятнадцатого века одного из Адамов забросило в Россию, придворным ювелиром. Он полюбил фрейлину Елизавету и изготовил ей нагрудный шифр, вставив в самую его маковку, верхнюю точку буквы «А», злополучный бриллиант. Ее мечта тут же сбылась: страстный араб стал любовником, от него появился незаконнорожденный сын, но вскоре Елизавета была отлучена от двора и изгнана из Петербурга. Обосновалась в Москве, в имении родителей. Арабского сына отдали на воспитание в деревню крестьянам. А самой красотке удалось женить на себе какого-то графа и родить еще несколько девочек, которые, в свою очередь, тоже родили несколько девочек. Как и докладывали соседям в «доме сельского» родители Адама, в эпоху большевистских погромов внучка фрейлины эмигрировала, прихватив добрую порцию бриллиантов из бабушкиной брошки-шифра. Далее след семьи терялся, как и упоминание о странном камне.

Очерк нравился Моне своей залихватской фантазией и малой правдоподобностью. Историческом помелом здесь подмахнули в одну кучу страны и континенты, людей и нелюдей, факты и мифы.

Моня любил наблюдать, как Адам добродушно посмеивался, рассказывая о своих предках, одновременно хвалясь и гордясь замысловатостью судеб.

– Видал, каков? Фрейлину соблазнил! – восклицал старик, почесывая Моню за ухом. – И как же они, крестьяне, арабчонка-то растили?

Ответов на эти вопросы не было. Ну как-то растили, наверное, если он, Адам, явился его обрусевшим потомком.

Дине, впрочем, Асадов после свадьбы тоже рассказывал эту байку. Она выслушала его внимательно и заключила:

– В поле – ветер, в попе – гвоздь.

И больше они к этой теме не возвращались. Развивать легенду дальше оказалось некому, учитывая, что род Адама чуть было не прекратился. * * *

Заказчик Вадим – крепкий молодой мужик с умными глазами и чуткими пальцами – сразу понравился Адаму Ивановичу. Так, по мнению старика, должны выглядеть вестники чего-то приятного. Здоровые, разумные, не пижонские, не слащавые, не сильно модные и явно не влюбленные в себя.

Только лишь глянув в микроскоп на принесенный Вадимом камень, ювелир понял, что здесь и сейчас история закручивает свою проволоку. Изображение ангела тут же оживило образ арабского предка с отсроченной смертью, который вручную гранил осколок чудесного алмаза.

Адам Иванович и сам в молодости работал огранщиком. Приходил на смену, раздевался догола, оставляя все, вплоть до трусов, в шкафчике. Натягивал белый хлопковый костюм и шел на пункт контроля, где его дотошно ощупывал дядя Петя: на заводе строго следили, чтобы работники не воровали. Затем садился за станок, ставил квадрант[21] на крутящийся диск, зажимал кристалл в цангу и начинал выводить нижние грани.

Руки до сих пор помнили эту работу. Четыре щелчка винта – одна грань, далее поворот лимба[22] – вторая… и так далее. Конец дня – снова чуткие ладони дяди Пети с пристрастием обшаривали тело и расчесывали частой гребенкой волосы: вдруг крошечный бриллиант осел на поверхности?

Каждые полгода – проверка зрения. Огранщики должны были обладать соколиной зоркостью.

Асадов с детства без бинокля различал птицу на горизонте и вместе с тем без лупы видел малейшие цифры на стертой пробе колечка.

«Адамовы глаза, – говорила мама, – от корыта до орбиты».

Таким же остроглазым, согбенным, в длинной одежде представлялся ювелиру его предок. Араб, скорее всего, гранил кристалл каменными дисками, работающими от водяного привода. Затем шлифовал плоским инструментом с алмазной пылью, вглядываясь в образ и добиваясь эффекта струящейся походки, будто дух скользил по волнам.

«Как он это сделал? – задавал себе вопрос Адам Иванович, зачищая отлитую заготовку перстня грубыми напильниками. – Как сумел достичь такой стереокартинки?»