Железная Маска (другой перевод)

Некоторые из присутствовавших при катастрофе сообщили, что пожар был ужасен и что не видно было, чтобы кто-нибудь выскочил из огня.

Все считали, что в аптеке никого не было, поэтому никто не занимался спасением.

Все было потеряно! Что делать? Только чудо могло спасти Ивонну, ее сына и Дорфи. Но поскольку трое верных друзей были христианами, то они надеялись на чудо. Поэтому Онэсим предложил отправиться в Ереван. Именно там должна была находиться Ивонна, если бы ей удалось спастись. Фариболь и Мистуфлет осматривали руины, надеясь найти останки тех, кого они так сильно любили.

Они как раз занимались этим грустным делом, когда неожиданно увидели скачущего к ним офицера. Их первой мыслью было встретить его головешками, но офицер, похоже, ехал с добрыми намерениями. Удивленный открывшимся зрелищем, он закричал:

– Эй!.. Кто из вас будет маэзе Фариболь?

– Это я, - удивленно и недоверчиво ответил бывший учитель фехтования.

– Черт побери!
– воскликнул офицер.
– Ей богу, я никогда не видел такого унылого места!.. Пакет отправлен по этому адресу и на ваше имя, но похоже, черт побери, здесь произошел какой-то катаклизм.

– Ладно, - поторопил его Фариболь, - что вы хотите от меня?

– Возьмите, - сказал офицер и протянул ему пергамент.
– Я привез вам это письмо.

– Письмо?… Тысяча чертей! Кто вас послал?

– Я служу при дворе.

– Так вы из Версаля?.. От… от… короля?

– От госпожи маркизы де Мэнтен.

– Но я ее не знаю и никогда в жизни не видел!

– А разве это имеет значение?
– улыбаясь, спросил мушкетер.
– Это ваше дело. Я свое дело сделал и уезжаю. Тороплюсь…

И офицер галопом поскакал обратно.

Обеспокоенный Фариболь поспешил вскрыть письмо. Но едва он прочитал его, как разразился длинным рядом радостных восклицаний.

– Ах, тысяча миллионов чертей!
– завопил он.
– Сто тысяч чертей, молний и громов! Ну и дела!

Мистуфлет, тоже прочитавший письмо, воскликнул в свою очередь:

– О, Иисус, боже мой! Ради всех святых на небесах! Какая необычайная новость!… Ave Maria* непорочная! Вот она, божья справедливость!

Спустя некоторое время друзья приближались к Бастилии. Оба они шли с достоинством, высоко подняв головы и положив руки на рукоятки шпаг.

Когда они вошли на подъемный мост, часовой угрожающе вскинул мушкет и крикнул:

– Уходите отсюда!

– Черт побери, друг, - с достоинством ответил Фариболь, - опусти свое оружие и сообщи офицеру, что два человека дворянского происхождения хотят поговорить с ним.

Часовой, напуганный манерами и внешним видом Фариболя, изображавшего знатного дворянина, крикнул:

– Караульный отряд!

На его возглас появился офицер и с ним несколько солдат.

– Сударь, - обратился к нему Фариболь, протягивая пергамент, ознакомьтесь, пожалуйста, с этим.

Прочитав документ, офицер снял шляпу и, низко поклонившись, сказал:

– Я к вашим услугам, - он повернулся к солдатам и приказал: - На караул!

– Тише, тише, сударь, - успокоил его Фариболь.
– Скромность украшает знатных людей… Четверо солдат пусть нас сопровождают, остальные свободны.

Они направились к домику губернатора. На крыльце Фариболь предупредил офицера:

– Солдаты пусть подождут здесь, а вы пойдете с нами. У господина де Сен-Мара плохой характер и он не сразу поймет, что в необходимых случаях ему выгодно выполнять приказы короля.

– Отлично, месье, - заявил офицер и вынул шпагу из ножен.

Губернатор спокойно спал в кресле. Услышав звук открываемой двери, он недовольно пробормотал:

– Кто осмелился войти без разрешения?

– Я, месье, - ответил Фариболь и шагнул к нему, не снимая шляпы.

Прыжком Сен-Мар вскочил с кресла. На лице его появилось неописуемое изумление, вызванное появлением страшного противника, чья

удаль была ему хорошо известна. Он произнес:

– Вы! Вы здесь?

– Да, тысяча молний! И со мной господин де Мистуфлет. Несомненно, он вам хорошо известен: монах в Пиньероле и рыбак на Святой Маргарите… А теперь скажите мне, господин де Сен-Мар: как вы поживаете с момента нашей последней встречи?

Насмешливо ухмыльнувшись, губернатор ответил:

– Черт побери, мое здоровье прекрасно, маэзе Фариболь, и это является доказательством того, что пребывание в этой крепости не причиняет никакого вреда здоровью.

– Я никогда не сомневался в этом.

– Конечно, кое-какая разница существует между жизнью губернатора и заключенных. Через некоторое время вы сами все испытаете…

– Черт побери, я хочу испытать это сейчас же.

– Ей богу, я вам услужу, - повернувшись к офицеру, губернатор добавил: - Проводите этих людей в одну из самых грязных наших камер.

Но офицер даже не шелохнулся.

– Извините, господин де Сен-Мар, - вежливо заговорил Фариболь, - но вы ошибаетесь… - он приказал офицеру: - Проводите этого человека в одну из самых грязных наших камер.

Офицер подошел к Сен-Мару и сказал:

– Вручите вашу шпагу, сударь.

Губернатор отшатнулся назад ц в изумлении заорал:

– Вы спятили?

– Дорогой господин де Сен-Мар, - вмешался Фариболь, - вы не выполняете приказ короля и вам следует знать это.

– Приказ короля?

– Вот он.

Дрожащей рукой губернатор взял пергамент и развернул его. Волосы у него зашевелились на голове, а глаза не могли оторваться от ясной и лаконичной и в то же время страшной фразы: “Приказ короля”.

Пергамент гласил:

“В присутствии Людовика XIV, короля Франции, и по поручению его жены, маркизы де Мэнтен, предлагается всем его верным подданным оказывать помощь, содействие и поддержку в исполнении следующего приказа:

Господин Фариболь, используя по своему усмотрению силу, немедленно направляется в наш замок Бастилию и принимает там управление и командование. Чтобы его полномочия не подвергались сомнению, его функции заверяются этим письмом, подтверждающим его назначение.

Господину Фариболю, так же как и его предшественнику господину де Сен-Мару, разрешается применять средства и меры, направленные для доброй службы и спокойствия нашего королевства.

В дальнейшем господин Фариболь обязан посетить камеру заключенного, о котором ему сообщили конфиденциально, и незамедлительно выпустить его на свободу.

Подписано:

Людовик, король Франции”.

Ниже стояла подпись госпожи де Мэнтен. Обе подписи были скреплены королевской печатью, подлинность которой не вызывала сомнений.