Железная маска

— Почему ты печален? Ведь я здесь, чтобы утешить тебя!

Нахлынувшие чувства заставили несчастного узника позабыть об осторожности и благоразумии. Он вскочил с места и воскликнул:

— Ивонна! Ты здесь!

Брат рыбака Лекуера, новый тюремщик, новый слуга — это был не кто иной, как Ивонна, в очередной раз рискнувшая жизнью ради счастья быть рядом с любимым.

В первую ночь, что она провела без сна рядом с комнатой монсеньора Людовика, ей понадобилась вся ее воля, дабы сдержать нетерпение и дождаться, пока он сам не узнает ее. Девушка научилась владеть собой не хуже профессиональных дипломатов. От ее внимания не ускользнула ни одна мелочь, ни одна деталь распорядка жизни в крепости и тех особых предосторожностей, коими окружали Сен-Map и Росарж Железную Маску. Но ей было по-настоящему трудно сдержаться, когда она попала в комнату друга своего детства и ранней юности.

Прекрасно изучив характеры Сен-Мара и Росаржа, девушка не сомневалась, что они захотят разузнать, как обстоят дела у нового тюремщика, подослав какого-нибудь шпиона тайно следить за ней в дверной «глазок». Но Ивонне удалось обмануть бдительных соглядатаев, да и монсеньор Людовик стал о чем-то догадываться, лишь увидев крестик Анны Австрийской.

Однако с чувством бороться труднее всего, и девушка не смогла сдержаться, увидев печаль дорогого ей узника.

— К чему отчаиваться, монсеньор? — спросила Ивонна. — Разве наше с шевалье де ла Баром присутствие здесь не говорит тебе о том, что близится час освобождения?

Монсеньор Людовик с сомнением покачал головой.

— Да, — сказал он, — ты сделала даже больше, чем я мог ожидать… Единственной радостью в моем заточении было вспоминать о тебе. И ты же принесла мне радость и надежду, когда я совсем было отчаялся… Будь уверена, Ивонна, если я когда-нибудь и взойду на престол моей страны, то лишь с условием, что ты это сделаешь вместе со мной.

— Монсеньор!!! — почти вскричала Ивонна, пошатнувшись от его слов, суливших ей столько счастья.

Монсеньор Людовик, конечно же, еще хранил в душе теплые воспоминания о мадемуазель де Бреванн, но мужество, героическая жертвенность и неизменная самоотверженность Ивонны породили в его сердце подлинную любовь.

Несчастный заключенный взял руки девушки в свои, поднес их к губам и хотел было с жаром поцеловать, но ему помешала железная маска.

— Будем благоразумны, монсеньор, — заметила Ивонна, — за нами могут следить. Следующей ночью я опять приду сюда и расскажу, что готовят сейчас Фариболь и Мистуфлэ. Ты их помнишь?

— Как я могу забыть их?

— Тогда не теряй надежду, монсеньор! День твоей свободы близок… Но тише!.. Я слышу шаги…

И, поспешно отойдя от монсеньора Людовика, Ивонна вновь превратилась в придурковатого слугу Жано. Секунду спустя в комнату вошел Росарж в сопровождении Лекуера, который должен был сменить своего «брата».

— Ну, как? — осведомился майор, выходя вместе с Жано. — Начинаешь привыкать?

— Не утомительно, — ответил тот, — но скучно. Этот заключенный только и умеет, что тяжело вздыхать.

— Ну ладно, ладно… Иди отдыхай!

— Нет, сударь, мне бы хотелось глотнуть немного свежего воздуха после стольких часов в этом склепе.

И Ивонна, оставив Росаржа, оперлась о стену, устремив взор в бесконечные просторы моря и неба. Но внезапно, с глухим криком ужаса, она отшатнулась: по лестнице, ведущей от берега к замку, поднимался человек, с появлением которого рушились все ее надежды.

— Ньяфон! — в отчаянии прошептала девушка.

Да, это был Ньяфон; его мать, ставшая королевой, добилась для него разрешения быть рядом с несчастным узником, которого он ненавидел всем сердцем. Чем больше мучений доставит он монсеньору Людовику, тем хуже будет тем, кто его любит, а значит, и Ивонне: мерзкий карлик не простил ей того, что она отвергла его постыдную любовь.

В день своего прибытия на остров Святой Маргариты он вручил Сен-Мару рекомендательные письма и показал королевский указ, не только позволяющий ему поселиться в замке, но и предоставляющий ему полную свободу действий. Покончив таким образом с формальностями, он поспешил к «глазку» камеры монсеньора Людовика и уже не отходил от него ни на шаг, день и ночь следя за бедным узником. Так его постигло одно из самых горьких разочарований.

Ему показалось, что Людовик выглядит слишком счастливым для заключенного, закованного к тому же в железную маску. Не ведая причин безразличия юноши к своей невеселой судьбе и не смея нанести пленнику физический вред, карлик решил измучить пытками его душу.

Несколько дней Ньяфон тщетно ломал голову, придумывая наиболее действенный план, и вот однажды, меряя шагами губернаторский сад, он заметил некую даму, которая, грустно опустив голову, прогуливалась неподалеку.

— Мадам де Сен-Map! — радостно воскликнул карлик. — Как я мог о ней забыть.

После страшных событий в Пиньероле Сюзанна не виделась с человеком в железной маске, но знала, что он где-то рядом, и с позволения мужа, помнившего о былых отношениях между его женой и узником, старалась хоть как-то облегчить жизнь своего бывшего нареченного.

Поскольку в поступавших из Лувра распоряжениях недвусмысленно предписывалось не отказывать заключенному ни в каких удобствах, совместимых с его ролью пленника, она упросила Сен-Мара позволить ей самой заниматься личными вещами монсеньора Людовика. Губернатор отнесся к этому благосклонно, отлично понимая, что подобная работа предназначена для женских рук самой природой.

Ньяфон, с присущей ему пронырливостью и хитростью, вскоре обо всем узнал и через несколько дней после своей встречи с Сюзанной попросил губернатора об аудиенции.

Хотя Сен-Map и не переносил Ньяфона, подозревая в нем шпиона Лувуа, он не мог отказать и скрепя сердце принял его. Ньяфон же не обратил ни малейшего внимания на холодность губернатора и, вежливо поклонившись, сразу перешел к делу:

— Надеюсь, что монсеньор простит мне некоторую нескромность, когда узнает о цели моего визита. Как губернатор, монсеньор обладает выдающимися качествами, но он впадает в весьма распространенную ошибку, слишком уж доверяя членам своей семьи.

— Что вы имеете в виду, сударь?

— Я имею в виду мадам де Сен-Мар.

— Мадам де Сен-Map не имеет ничего общего с моими обязанностями губернатора, и я запрещаю вам даже произносить ее имя.

— Господин де Сен-Map, — спокойно возразил карлик, — вы забываете, что если ваш ранг и позволяет вам говорить со мной в таком тоне, то привезенное мною письмо короля дает мне право навязывать вам свою волю, когда речь идет об интересах службы его величеству. А поскольку ситуация именно такова, я считаю себя вправе задать вам несколько вопросов, и вы, господин губернатор, на них ответите, конечно, если хотите сохранить голову на плечах.