Железный человек

— Да ничего особенного. Это я ревизию провожу. Есть желающие побыстрее оказаться на кладбище? — Я обвёл толпу взглядом. Желающих, как ни странно, не нашлось. Собравшиеся принялись прятаться друг за друга. — Тогда, быстро — разойдись!

Через минуту толпа перед домом испарилась. А я перенёсся к зданию Управы, где оставил Салтыкова и Дубовицкого. У крыльца столкнулся с обоими.

— О, Владимир Всеволодович! А мы как раз собирались вас разыскивать.

— Зачем?

Салтыков и Дубовицкий переглянулись.

— Ну, быть может, вам помощь нужна…

— Последний человек в этом городе, которого стоит разыскивать для того, чтобы оказать помощь — ваш покорный слуга, уж поверьте. Вот для того, чтобы позвать на помощь, не вопрос, разыскивайте на здоровье. А когда мне что-то нужно, я сам прихожу. Господин Дубовицкий, вы у нас известный энциклопедист. Слабо без помощи зала ответить на вопрос, как истребить призрака?

Дубовицкий покачал головой.

— Владимир Всеволодович! Я ведь говорил, не связывались бы вы…

— Поздно, уже связался. Так что там насчёт истребления?

— А разве призраков истребляют? — вмешался Салтыков.

— Ещё как. Мне почти удалось. Но фигня в том, что эта тварь навязывает партизанскую войну. Которая, как известно, может длиться годами и десятилетиями, а я планирую занять помещение не позже, чем завтра.

— Вот как, — сказал Салтыков. — А я почему-то полагал, что призраков не истребляют, а развеивают.

— А в чём разница? — удивился Дубовицкий.

— Ну, как же! Истребить — это убить, прикончить. А развеять — отпустить на волю душу, застрявшую между небом и землёй.

— И впрямь, — пробормотал Дубовицкий. — Ваша правда, теперь я тоже вспомнил. Призрак можно развеять, Владимир Всеволодович.

— Каким образом?

— Нужно выяснить, что его удерживает на этой земле, и уничтожить причину. Призрак, условно говоря, не виноват в том, что застрял. Он бы и рад оказаться на воле, но не имеет такой возможности.

— Угу. И как узнать, что его удерживает?

— Н-ну… Если этот призрак — покойная госпожа Воздвиженская, то, возможно, дело в её драгоценностях.

Салтыков поморщился.

— Да ну, бросьте. Неужели вы верите в эти слухи?

Дубовицкий развёл руками.

— Весь город говорит, что дело в них…

— Конкретнее, — попросил я. — Я — не весь город, флуд не отслеживаю. Что там с драгоценностями?

— Госпожа Воздвиженская была чрезвычайно богата. Единственная дочь весьма оборотистого купца. Замуж родитель её так и не выдал, ходили слухи, что не захотел делиться богатством. Осиротела госпожа Воздвиженская, будучи уже в немолодых летах, жила старой девой, но чрезвычайно любила драгоценности. Посещая Благородное Собрание, неизменно красовалась в них, к Рождеству и прочим праздникам всегда приобретала что-то новое. По завещанию, половина её имущества отходила племяннице, половина — церковникам. Но драгоценности в список имущества включены не были. Их госпожа Воздвиженская завещала похоронить вместе с нею, положить в гроб.

— И именно так было сделано, — вмешался Салтыков. — Когда госпожу Воздвиженскую отпевали, все, кто при этом присутствовал, видели, что драгоценности лежат в гробу.

— Да-да, так и было. Гроб закрыли, госпожу Воздвиженскую похоронили. А на следующий день кладбищенский сторож увидел, что могила разрыта. Драгоценности из гроба пропали.

Я вздохнул.

— Ну, блин. Ей-богу — дети малые!

— Что, простите?

— Говорю, что гроб и банковская ячейка — это немножко разные вещи. Коню ж понятно, что соблазн ограбить могилу будет чрезвычайно велик… После этого драгоценности всплывали?

— Что?

— Ну, видели их где-то?

— Ах, ну что вы, — Дубовицкий, кажется, даже обиделся. — Если бы видели, я бы непременно знал. Но ничего подобного не случалось.

— Угу. А когда умерла эта госпожа?

— Около года назад, в канун Рождества.

— Угу. Ну разумно, да. Времени пока не много прошло. А где, говорите, живёт её племянница?

— В собственном доме госпожи Воздвиженской и живёт. Переехала сразу же, тетушка остыть еще не успела. В отличие от покойной, ведёт чрезвычайно разгульный образ жизни. Уже пятого так называемого компаньона сменила.

— Вот, знаете, не могу осуждать. С компаньонами наверняка веселее, чем с богомольцами… Ладно, понял. Всего доброго, господа, меня ждут неотложные дела.

Я поклонился и исчез.

Переместился снова к храму Михаила Архангела, а там первый же встречный указал особняк госпожи Воздвиженской. Очень приличный особняк, не хуже, чем у градоначальника.

Стучать в ворота я не стал, решил, что поднимать кипиш смысла пока нет. Зря, что ли, Невидимость открывал? Пройдусь по особняку, осмотрюсь спокойно. А там уж ясно будет, что дальше делать.

Ограду я попросту перелез. Парадная дверь была закрыта, зато у задней стояла полная женщина в фартуке — кухарка, наверное. Разговаривала с мужичком-крестьянином. Речь шла о молоке и сметане. Ну, ясно, привёз свежие продукты к барскому столу.

Дверь за спиной кухарки была приоткрыта. Я отворил её пошире и прошёл в дом.

— Чегой-та? — раздался за спиной удивленный возглас мужичка.

— Чего?

— Да дверь будто бы сама собой отворилась…

Кухарка фыркнула.

— Скажешь, тоже! Сквозняки гуляют.

Ну да, ну да. Они самые.

Я прошел через кухню и пустую столовую.

Прислушался. Из гостиной доносились голоса.

Женский:

— А ну, повтори! Как ты будешь меня называть?

Мужской:

— Императрица! Моя императрица! О-о-о…

Ох ты ж. Да у нас тут, по ходу, ролевые игры в самом разгаре. Только отчего же в гостиной? Неудобно ведь. Прислуга советами замучает. А потом — сплетни по всему городу. Хотя, честно признаться, я сомневаюсь, что даже закрытые двери спальни спасут от сплетен. Если уж у тебя в доме есть прислуга, работающая не за совесть, а за деньги, то от неё не утаишься нигде. Но гостиная — это как-то уж совсем, я не знаю. Следующий шаг — на крыше.

Как ответственный гражданин, я подкрался к дверям и, чуть толкнув их — разумеется, не заперто, кого бояться-то! — заглянул в помещение. Мало ли, вдруг нужна помощь.

Увиденное меня несколько удивило. Оказывается, происходило там не совсем то, чего я ожидал.

Седенький полный мужчина лежал на диване с закрытыми глазами, полностью одетый. Кажется, я его видел в Благородном собрании, лицо знакомое. А над ним стояла, вероятно, племянница. Хороша, чёрт побери! Хотя тоже полностью одета. Но представить раздетой — как нефиг делать, очень уж фигуристая. Понятно, за что там уже пятый компаньон держится.