Железный Ворон 2

— Но… разве в ритуале не говорилось о том, что нужна другая душа… для… для пробуждения силы? — я посмотрел на него с видом увлечённого, но немного наивного исследователя. — Вот… получается, что всё как раз и получилось так, как я планировал. Вот тут какая-то душа, в эфирном поле…

Я кашлянул, пытаясь скрыть нервную дрожь в голосе.

— … но самое главное, что я, Алексей Воронцов, ей управляю! Верно?

Я подмигнул ему, как будто мы с ним были двумя заговорщиками, обсуждающими успешный эксперимент. А сам похолодел от собственной наглости.

Ректор Разумовский смотрел на меня. И я впервые увидел, как его непроницаемая маска дала трещину. Он был не просто удивлён. Он был ошеломлён. Мой ответ был настолько абсурдным, настолько наглым и нелогичным, что он просто не укладывался у него в голове.

Он ожидал мольбы, отрицания, страха. А получил… хвастовство.

— Управляете? — переспросил он медленно, словно не веря своим ушам. — Вы хотите сказать, что вы… намеренно подселили в своё тело чужую душу, чтобы использовать её как… магический процессор? Как живой артефакт для понимания магии?

Он смотрел на меня, и в его глазах боролись ужас от самой идеи и восхищение её безумным изяществом.

— Княжич… — прошептал он. — Вы либо гений, превзошедший всех тёмных магов в истории… либо вы самый безумный лжец, которого я когда-либо встречал.

Он обошёл меня ещё раз.

— И знаете, что самое страшное? Я почти готов поверить в первый вариант.

Он остановился передо мной.

— Хорошо, «Алексей Воронцов». Допустим, вы всем управляете. Докажите.

Я молчал. Как доказать то, чего нет? Любая попытка сотворить что-то «необычное» будет лишь подтверждением его теории, но не моего контроля.

И тут в памяти всплыл образ Веры. Её насмешливый взгляд. И боль. Не моя. Боль Алексея.

Идея!

— Хорошо… — я поднял на ректора глаза, и мой взгляд был полон неподдельной, глубокой печали. — Я докажу… но эта идея мне не нравится. И я объясню, почему. Потому что вы вынуждаете меня бередить кровоточащую рану в моей душе.

Мой голос задрожал. Я не играл. Я позволил чувствам Алексея, его унижению и его тоске, захлестнуть себя.

— Я… я всё ещё люблю Веру Оболенскую… — прошептал я. — Безумно. Без памяти… Но… она причинила мне такую боль, что я лучше сотру её из своей памяти навсегда…

Я опустил голову, и мои плечи ссутулились.

— … к тому же я теперь помолвлен. С Голицыной… Представляете, каково мне сейчас? А тут ещё и этот дар! Будь он неладен!

Я поник, превратившись из дерзкого бунтаря обратно в того несчастного, сломленного аристократа, каким был Алексей. Я показал ему не свою силу. Я показал ему свою «слабость». Слабость, которая была лучшим доказательством того, что я — это я. Алексей Воронцов.

Ректор Разумовский смотрел на меня, и его лицо было непроницаемым. Но я «видел» его реакцию. Его эфирное поле, до этого напряжённое и анализирующее, на мгновение смягчилось. Он почувствовал мою (Алексея) боль. Она была подлинной.

Он поверил.

Не в то, что я управляю чужой душой. А в то, что передо ним стоит сломленный, раздираемый противоречиями, но всё ещё Алексей Воронцов, который пытается скрыть свою боль за бравадой и дерзостью. Мой спектакль сработал. Я не доказал ему свою ложь. Я убедил его в другой лжи, более удобной для него.

— Достаточно, — сказал он наконец, и его голос был на удивление мягким. — Я понял, княжич. Прошу прощения. Я был… излишне резок.

Он отошёл к своему столу.

— То, что с вами происходит… это действительно уникальный случай. И он требует не давления, а изучения. — Он посмотрел на меня. — Я не буду больше пытаться «диагностировать» вас. Вместо этого… мы будем учиться. Я научу вас контролировать то, чем вы стали. А вы… вы позволите мне наблюдать.

Он предложил перемирие. И новый контракт.

Я медленно поднял голову. Моё лицо всё ещё выражало печаль и смирение.

— Магистр… это честь — учиться у вас. Мне ещё многому нужно научиться.

Я изобразил покорность, признавая его авторитет и власть. Я показал ему, что «усвоил урок» и готов сотрудничать.

Ректор Разумовский удовлетворённо кивнул. Он получил то, что хотел — моё подчинение. Или, по крайней мере, его видимость.

— Хорошо, — сказал он своим обычным деловым тоном. — Тогда на сегодня достаточно эмоций. Перейдём к практике.

Он подошёл к одной из стен своего кабинета, которая казалась абсолютно гладкой. Приложил к ней ладонь, что-то прошептал, и стена… растворилась, открывая за собой другой зал.

Это был не полигон. Это был его личный тренировочный зал. Помещение без окон, со стенами из тёмного металла, на которых светились сложные рунические узоры. В центре зала в воздухе парило несколько сфер разного размера.

— Идите сюда, — приказал он.

Я вошёл в зал. Стена за мной снова закрылась.

— Ваш дар, как я понял, заключается в интуитивном понимании структуры магии, — начал он, расхаживая по залу. — Вы не плетёте заклинания. Вы их… собираете, как конструктор. Это даёт вам невероятную гибкость, но лишает вас фундамента. Вы не знаете основ.

Он остановился.

— Сегодня мы займёмся самым базовым, но и самым важным. Управлением чистым эфиром. Без примесей стихий. Без сложных форм. Просто… контроль над энергией.

Он указал на самую маленькую сферу, размером с яблоко, парившую в воздухе.

— Ваша задача проста, Алексей. Возьмите эту сферу.

— Руками? — снова усмехнулся я.

— Нет, — его губы тронула тень улыбки. — Эфиром. Создайте вокруг неё поле и переместите её ко мне. Именно переместите. Плавно. Контролируемо.

Это казалось простой задачей.

— Что ж… звучит несложно.

Я посмотрел на сферу. Сосредоточился. И в этот момент, пытаясь «дотянуться» до неё своим эфиром, я увидел то, чего не видел раньше.

Пространство было не пустым. Оно было пронизано… чем-то. Сетью. Миллиардами тончайших, почти невидимых, пульсирующих нитей, похожих на провода или нейронную сеть. Она была повсюду, просто раньше я не обращал на неё внимания, не мог её различить.

А что, если… — мелькнула мысль. — … если я пущу эфир не просто от себя, а по этим «проводам»? Прямо до этой сферы?