Железный Ворон 2

Я шагнул к Родиону, протягивая ему свой пылающий кулак.

— Ну же, Голицын! Твоя стихия — лёд, моя — огонь и камень! Давай проверим, кто кого! Это же будет классика!

Родион Голицын, услышав моё предложение, сделал то, чего я от него никак не ожидал. Он не бросился на меня с проклятиями. Он просто развернулся и, спотыкаясь, почти бегом, вылетел из зала, как будто за ним гналась сама смерть.

Магистр Громов же, увидев, что я не собираюсь отменять плетение, а наоборот, хочу драться, принял единственно верное решение.

— ВСЕ ВОН!!! — заорал он на оставшихся студентов, которые застыли, как статуи. — ЖИВО!!!

Его рёв вывел их из ступора, и они, толкаясь, бросились к выходу.

А затем он повернулся ко мне. Он не стал атаковать. Он сделал другое. Он топнул ногой, и от его ноги по всему полу полигона пошла волна серой энергии. Каменные плиты под моими ногами завибрировали и… стали вязкими, как глина. Мои ноги по щиколотку увязли в камне, который тут же снова затвердел, приковав меня к месту.

— Я сказал, — прорычал он, тяжело дыша, — УРОК. ОКОНЧЕН.

Он смотрел на мою всё ещё пылающую руку, а затем на меня.

— А ты, Воронцов, останешься здесь, пока не успокоишься и не развеешь… это. А потом — немедленно ко мне в кабинет.

Он не стал дожидаться ответа, развернулся и вышел из зала последним, оставив меня одного. Прикованного к полу. С горящим кулаком. И в полном восторге от произошедшего.

Я остался один в огромном, гулком зале. Прикованный к полу. Восторг от демонстрации силы медленно угасал, сменяясь другой, не менее сильной эмоцией. Жаждой знаний.

— Фух… — выдохнул я, глядя на свою невероятную руку. — Нужно в библиотеку. Срочно! Сколько же всего интересного я ещё не знаю.

Я попытался «потушить» кулак так, как потушил бы спичку — резко махнув рукой. Огонь лишь вспыхнул ярче. Дурак. Я вспомнил, что нужно не просто желать, а контролировать.

Я сосредоточился, мысленно представил, как разрываю связь с потоками Земли и Огня, как отпускаю их. Пылающая броня с шипением рассыпалась в чёрную пыль, оставив после себя лишь лёгкий запах серы. Рука была в полном порядке.

— Эй! Магистр! — крикнул я в сторону выхода. — Я всё! Можно меня освободить?!

В ответ — тишина. А затем в дверях снова появилась голова Громова. Он посмотрел на мои ноги, увязшие в камне, потом на мою обычную руку.

— Успокоился? — прорычал он.

— Так точно! — бодро ответил я.

Он вздохнул, потёр своё лицо со шрамом.

— Ладно.

Он снова топнул ногой. Камень под моими ногами на мгновение стал мягким, как глина, и я тут же вытащил ноги. Затем пол снова затвердел.

— В мой кабинет. Живо, — приказал он и исчез.

…

Его кабинет находился здесь же, на полигоне. Маленькая, аскетичная комната, где пахло потом, сталью и оружейной смазкой. На стенах висели не картины, а схемы боевых плетений и разные виды тренировочного оружия.

Громов сидел за своим столом и смотрел на меня. Долго. Молча.

— Садись, — сказал он наконец.

Я сел.

— Воронцов, — начал он, и его голос был на удивление спокойным. — Я преподаю в этой Академии двадцать лет. Я видел всякое. Видел гениев, видел бездарей. Видел, как дар просыпается от стресса. Но такого… — он покачал головой, — … такого я не видел никогда.

Он подался вперёд.

— То, что ты сделал… это невозможно. Смешать стихии Земли и Огня на таком уровне контроля… это Высшая магия. Это то, чему учат на пятом курсе. И то — не всех. Откуда ты это знаешь?

Он не кричал. Он не угрожал. Он спрашивал. Как исследователь, столкнувшийся с аномалией.

Я слушал его, и его вопрос был абсолютно резонным. И действительно, откуда я это знаю?

Я задумался.

— Магистр… я… — я искал слова, пытаясь объяснить необъяснимое. — Понимаете, в чём дело… наверное, это как гениальный музыкант…

Хотелось рассказать, что видел по телеку сюжет о таком мальчишке, но это было бы слишком…

— Представьте, мальчишка, четыре года, а играет на пианино, как маэстро. Он не знает нот. Он не знает теории. Он просто… чувствует, как надо. — Я посмотрел ему в глаза. — Я направил внимание к земле, как вы и сказали. А там, под ней… огонь. И я просто интуитивно понял, что это можно смешать. Я правда не знаю, как. Оно само.

Я сделал паузу.

— Но… — я опустил голову. — Я понимаю вашу обеспокоенность. Вы отвечаете за студентов, за их безопасность. И то, что я сделал, было безрассудно. Я прошу у вас прощения.

Магистр Громов долго молчал, переваривая мои слова. Моё извинение, сказанное искренне и без уловок, кажется, произвело на него впечатление. Он был не из тех, кто привык слышать извинения от аристократов.

— «Гениальный музыкант»… — пророкотал он. — Ладно. Допустим.

Он откинулся на спинку стула.

— Но даже самому гениальному музыканту нужен учитель, чтобы он не сломал себе пальцы и не разнёс рояль. Твой «дар» нестабилен и опасен. И для тебя, и для окружающих. Ты чуть не довёл Голицына до сердечного приступа.

Он посмотрел на меня очень серьёзно.

— Мне плевать на твои «важные дела» и на ректора. Но на моём полигоне — мои правила. И первое правило — контроль. Пока ты не научишься контролировать это, — он кивнул в сторону зала, — я запрещаю тебе использовать любые трансформации сложнее базового «Каменного кулака». Ты меня понял?

Это был прямой приказ.

— Но, — добавил он, и в его глазах появилось что-то новое. — … если ты действительно хочешь научиться… не просто «чувствовать», а понимать свою силу… Приходи ко мне после основных занятий. По вечерам. Я буду с тобой заниматься. Дополнительно. Я выбью из тебя эту дурь и научу контролю.

Это было совершенно неожиданное предложение. Суровый магистр, который презирал аристократов, предлагал мне… стать моим личным тренером.

— Магистр! Это именно то, что мне нужно! — выпалил я с неподдельным энтузиазмом.

Я вскочил со стула.

— Я буду вам так признателен! И чтобы студентов не пугать — согласен! Просто «каменный кулак»! — я поднял руку, как будто давая клятву. — Приду сегодня же! И… если вы сможете мне рассказать больше о том, как можно сочетать и контролировать все эти энергии и стихии… о большем я и просить не могу!