Железо и вера

«Держите линию!» – взревел Кель, его голос был грубым и напряженным, едва слышным среди оглушительного грохота битвы, отчаянная мольба, последняя, непоколебимая позиция против надвигающегося хаоса. «За Веридиан Прайм! За Императора!» Слова, хотя и пустые и бессмысленные перед лицом столь подавляющего превосходства, давали его людям частичку утешения, отчаянный призыв к сплочению против отчаяния, которое грозило поглотить их.

Его отряд, всего лишь горстка изнуренных, закаленных в боях людей, призраки некогда гордого полка, ответили на его взгляд, их лица были мрачными и решительными, их глаза отражали ту же взрывоопасную смесь страха и неповиновения, что горела внутри него. Они были остатками разбитого полка, выжившими в бесчисленных жестоких сражениях, их ряды поредели от неумолимого истощения войны, их тела были изуродованы и сломлены, их дух был побит, но еще не сломлен. Они были забытыми, расходными, безымянными солдатами, которые держали линию против надвигающейся тьмы, их жертвы часто игнорировались, их мужество редко признавалось, их имена были обречены быть потерянными в анналах истории.

Орки уже были на них, волна зеленой дикости обрушивалась на их хрупкую оборону, их гортанный рев наполнял воздух, их грубое оружие сверкало в тусклом свете. Лазерный огонь трещал и плевался, болтерные снаряды взрывались с громовой силой, цепные клинки жужжали и рычали, разрывая плоть и кости. Воздух, и без того густой от смрада смерти, наполнился тошнотворно-сладким запахом горелой плоти, едким привкусом крови и металлическим скрежетом рвущегося металла. Кель сражался с холодной, эффективной точностью ветерана, его лазган выплевывал непокорный поток огня в наступающую орду, каждый выстрел был маленькой, мимолетной победой над превосходящими силами, отчаянной попыткой сдержать волну, купить еще несколько драгоценных секунд жизни. Он знал, с леденящей уверенностью, что это может быть их последний бой, последний, отчаянный акт неповиновения неизбежному, тщетный жест против подавляющей мощи WAAAGH !. Но он отказался сдаваться. Он будет сражаться за Веридиан Прайм, за разоренный, умирающий мир, который он поклялся защищать, мир, хранящий призраки его прошлого, пепел его мечтаний. Он будет сражаться за своих павших товарищей, за воспоминания тех, кто уже заплатил высшую цену, чьи имена были высечены на пропитанной кровью земле. Он будет сражаться за память о жизни, украденной зеленым приливом, жизни мира, любви и простых радостей, жизни, которая теперь казалась далекой, полузабытой мечтой. Он будет сражаться до последнего вздоха, безымянный солдат, забытый герой, непокорный надвигающейся тьме, его лазган изрыгает огонь до самого конца, его непокорность – маленькое мерцающее пламя перед лицом всепоглощающей тьмы.

Глава 8: Багровый и Белый

Когда первая линия имперской обороны рухнула и прогнулась, стонущая под неумолимым, подавляющим натиском ревущей, ревущей орды орков, волна алого и белого хлынула вперед, яркий, непокорный маяк праведной ярости, прорезавший вихревой хаос поля битвы. Это была волна святого гнева, очищающий огонь против надвигающейся зеленой волны дикости. Сестра Амара и ее отряд Сестер Битвы, элитные, фанатично преданные воины Ордена Священной Розы, прибыли не как простое подкрепление, а как ангелы смерти, спустившиеся с задымленного, заполненного пеплом неба. Их малиново-белая силовая броня, сверкающая, словно свежепролитая кровь, на огненном фоне горящих руин и мерцающих, похожих на стробоскопы вспышек взрывающихся снарядов, излучала ауру праведного гнева, непоколебимой преданности и холодной, неумолимой решимости, от которой холодел сам воздух вокруг них.

Они двигались со сверхъестественной грацией и смертоносной эффективностью убийц, отточенных до остроты бритвы годами суровых, жестоких тренировок и неустанной, душераздирающей индоктринации в неумолимых стенах Схолы Прогениум. Каждый шаг был точным, размеренным и непоколебимым, каждое движение было обдуманным, экономичным и пронизанным смертоносной целью. Их синхронизированное наступление, идеально поставленный танец смерти, было леденящим душу свидетельством их непоколебимой дисциплины и их абсолютной, беспрекословной веры в Бога-Императора, веры, граничащей с фанатизмом, веры, которая питала каждое их действие, каждую их мысль, каждый их вздох. Они были не просто солдатами, не просто воинами из плоти и крови; Они были орудиями божественной воли Императора, живым оружием, выкованным в горниле веры, закаленным в огне тысячи битв и пропитанным жгучей, всепоглощающей ненавистью к ксеноотбросам, еретическим отбросам и предательским псам, которые осмелились выступить против Империума Человечества.

Их болтеры, искусно изготовленное оружие огромной мощи и разрушительной силы, взревели, выплевывая яростный, неумолимый шторм разрывных снарядов в самое сердце рядов орков, каждый выстрел производил громовой треск, который эхом разносился по опустошенной, пропитанной кровью местности, звук, который говорил о смерти и разрушении. Снаряды детонировали с ударной силой, разрывая плоть и кости орков, разрывая тела в гейзере крови, раздробленных костей и раздавленных внутренностей, окрашивая землю в багрово-зеленый цвет. Воздух, и без того густой от смрада горелого металла, кордита и разлагающейся плоти, теперь наполнился тошнотворно сладким запахом горящей плоти орков и едким привкусом взрывчатки, отвратительным, висцеральным свидетельством разрушительной силы Сестер, ужасающей симфонией смерти, разыгранной в масштабе, который не поддавался пониманию. Там, где они шли, следовала смерть, багровая волна праведного гнева, смывающая зеленую грязь орочьей орды, очищающая оскверненную землю огнем и сталью, очищающая от ксеноскверны каждым нажатием на курок, каждым взмахом цепного меча.

Амара, ее лицо было маской праведной ярости под ее шлемом, ее глаза, видимые через узкое забрало, горящие непоколебимым огнем фанатика, читала Литанию битвы, ее голос, усиленный и искаженный вокс-передатчиком в ее шлеме, был резким, леденящим душу контрапунктом звериному рыку орков, голосом непоколебимой веры и непоколебимой ненависти, прорезающим гортанные крики дикости. Слова, молитва мести, обещание разрушения, свидетельство абсолютной, беспрекословной веры, которая вела ее, которая питала каждое ее действие, эхом разнеслись по полю битвы, объявление войны врагам Империума, обещание быстрого и беспощадного возмездия.

«Из огня битвы мы восстаём! Во имя Императора мы очищаемся! Болтером и клинком мы очищаемся! За Империум Человечества мы побеждаем!»

Ее голос, сильный, ясный и непоколебимый, резонировал с силой ее убеждения, маяк надежды для осажденных, уступающих по численности имперских защитников, призывный клич против надвигающейся тьмы, предвестник гибели для орков, которые осмелились встать на ее пути. Она двигалась сквозь бойню, вихрь разрушения, ее цепной меч был пятном серебра, кричащая, скулящая змея смерти, разрывающая плоть и кости орков с ужасающей легкостью, каждый ее удар был молитвой Богу-Императору, каждое ее убийство было актом преданности, кровавой жертвой, принесенной на алтарь войны. Она была ангелом смерти, облаченной в багряно-белое, ее вера была ее щитом против коварных шепотов и ужасающих искушений варпа, ее ярость была ее оружием против бесчисленных врагов человечества, каждое ее действие было свидетельством непоколебимой силы воли Императора. Она была воином Священной Розы, вестницей смерти и разрушения, живым воплощением мощи Империума, и в тот момент, среди бурлящего хаоса битвы, она была неудержима, сила природы, обрушившаяся на врагов человечества.

Глава 9: Момент связи

Рев поля битвы был симфонией разрушения, какофонией рвущегося металла, гортанных криков и отрывистого лая болтеров. Сестра Амара, ее силовая броня была скользкой от крови, свидетельство учиненной ею бойни, обнаружила себя изолированной. Волна зеленого хлынула, волна звериной дикости, которая поглотила ее отряд целиком, оставив ее дрейфовать в море бивней, когтей и грубого ржавого металла. Мерцающий свет огня горящих обломков отбрасывал длинные танцующие тени, превращая орков в гротескные, кошмарные фигуры, которые, казалось, корчились и извивались на периферии ее зрения. Воздух, едкий и густой с медным привкусом крови, душил ее легкие. Она чувствовала металлический привкус на своих губах, мрачное напоминание о ее собственной смертности.

Давление орочьих тел было удушающим, волна мускулов и злобы, которая грозила раздавить ее. Их гортанный рев, прерываемый грубым, ритмичным скандированием их боевых кличей, колотил по ее черепу, атакуя ее чувства. Она могла чувствовать вибрации их топающих ног по разоренной земле, дрожь, которая говорила о надвигающейся гибели. Один зверь, крупнее остальных, его кожа была лоскутным одеялом из гноящихся язв и грубых кибернетических дополнений, неуклюже шел к ней. Его клыки, пожелтевшие и сколотые, торчали из нижней челюсти, как зазубренные осколки кости. Его глаза, горящие первобытной, бездумной яростью, были устремлены на нее с хищным блеском. Он поднял грубый топор, его лезвие было черным от засохшей крови, свидетельство бесчисленных жертв.

Болтер Амары щелкнул, пусто. Ее цепной меч, с зубов которого все еще капала отвратительная сукровица недавно убитого орка, зашипел и умер, его силовая ячейка иссякла. Холодный ужас охватил ее сердце. Она приготовилась, в ее глазах мелькнула искорка неповиновения, готовая встретить свою судьбу со стоицизмом, требуемым от Адепта Сороритас. Время, казалось, растянулось, исказилось, когда топор орка опустился тошнотворной дугой. Она могла видеть каждое несовершенство на ржавом металле, каждую каплю засохшей крови, каждую царапину и вмятину, которые отмечали его жестокую историю. Зловонное дыхание орка омыло ее, горячее и воняющее разложением.

Затем вспышка ослепительного света. Жгучий луч лазерного огня прорезал воздух, линия раскаленной энергии ударила орка прямо в грудь. Воздух затрещал и хлопнул от разряда, резкий и едкий запах озона. Чудовищное существо споткнулось, его импульс был сломлен. Взгляд замешательства, почти комичный в своей нелепости, мелькнул на его звериных чертах, прежде чем оно рухнуло в кучу, его жизнь угасла в одно яркое мгновение.

Амара подняла глаза, ее сердце все еще колотилось о ребра, легкие горели. Перед ней, силуэтом на фоне мерцающего пламени, стоял рядовой Кель. Его лазган, все еще дымящийся, свободно висел в его руке. Его лицо, покрытое грязью и потом, было изуродовано усталостью битвы, но его глаза горели непоколебимой интенсивностью. Он был резким контрастом с богато украшенными доспехами и освященным оружием Сестры Битвы, которую он только что спас. Его униформа, порванная и запятнанная, говорила о бесчисленных сражениях, в которых он сражался и выжил. Он был свидетельством стойкости и упорства Имперской Гвардии, символом непоколебимой преданности человечества перед лицом превосходящих сил.