Железом и кровью
Шрифт:
— Ты что! Ни в коем случае. Никто из моих помощников на подобное не согласится.
— Кем же пожертвуешь? — как-то хитро спросил Избор.
Ему вдруг на память пришёл тот первый случай, когда он заведомо отправил на гибель своих солдат. Ведь знал же и всё равно отправил.
Иверский сжал челюсти. Это воспоминание слишком часто стало всплывать в его памяти.
Он тогда был молодым сотником. Надо было задержать наступление, пока основные силы Лиги перебирались на противоположный берег через то проклятое болото. Он знал, что никто не вызовется
Он спокойно отдал приказ. Десятник смотрел на него так, будто думал, что это шутка.
— Выполнять, — рявкнул Избор.
Ему сразу вспомнились наставления отца, что следует сразу проявить твёрдость характера.
— Пусть знают, что ты не робкого десятка, — говорил он. — Надо — значит надо. Не миндальничай.
Вот и тогда Избор решился показать свой «крутой» нрав.
— Я… я, — растерянный десятник, казалось, сейчас заплачет.
Он был примерно такого же возраста, что и Иверский.
— Семья есть? — отчего-то спросил его Избор, хотя ему на самом деле было всё равно.
— Да… да… жена Алёна. Двое детишек… Маша и…
— Ясно, — натянуто улыбнулся Избор. — Ну ладно. Время не терпит.
Десятник пытался заглянуть в глаза Иверского, но тот пошёл на хитрость и деловито уставился на карту. Старые ветераны, стоявшие рядом с ним, смущённо опустили головы. Избор был уверен, что никто из них не желал вызваться добровольцем, хотя в душе жалели бедолагу десятника.
Да как же его звали? Вот память!
Конечно же его отряд погиб там… на болотах… Но Иверский тогда о своём решении нисколько не жалел: если надо пожертвовать малым, чтобы спасти большее, значит, следует так и поступить. Да и плохим тот десятник был солдатом, раз боялся умереть.
Избор усмехнулся сам себе. Тогда ему молодому казалось, что солдат не должен бояться смерти, ведь она итак ждёт всех, и он, воспитанный в семье, где все мужчины без исключения служили в войске Лиги, именно так и должен был размышлять. Для него умереть в бою было верхом благородства.
А что изменилось сейчас? Годы, опыт… вместе с ними и пришло понимание того, что людям присущ страх. Всем: и смелым, и трусливым. Верх благородства теперь — спасти жизнь, а не отдать её, даже за высокие идеалы.
Правда он сам всё ещё отправляет на смерть своих солдат, убеждая их, что они совершают великий подвиг, который «не забудется в веках». Во имя славного Тенсеса!
Слова. Пустые слова и пустая вера.
«Искра, дарующая бессмертие. Что-то за всю свою трудную жизнь, я ни разу не видел воскресшего или заново рождённого, — подумал Избор. — Пустая вера».
Вот и сейчас он просит выделить человека, чтобы тот добыл секретные бумаги мятежников, а ведь в случае чего этого самого человека может ждать ужасная смерть. Случится и такое, что его никто и никогда больше не увидит, и не найдёт…
«Интересно, у Жуги бывало нечто подобное, как у меня? Приходилось ли ему отправлять на смерть своего «десятника»? — Избор пристально уставился
на товарища. — Наверняка было! Не может, чтобы не было. Взять ту историю с семью полковниками, когда он лично выследил и казнил каждого из них… Хотя, это совсем другое».— Человека, может, я и найду, — отвечал Исаев. — Вот только не очень хочется разбрасываться такими людьми.
— Что делать, — развел руками Избор. — На войне без этого никак…
8
Я стоял посреди Торгового Ряда, пытаясь всё ещё придти в себя.
Приказ Жуги был настолько неожиданным. Поначалу он мне показался простым, но чем больше я об этом думал, тем яснее становилась картина.
Это было смертоубийственное задание. По сравнению с ним готовящийся штурм Орешка казался прогулкой в окрестностях столицы.
Я огляделся, ожидая уже сейчас увидеть те «силы», жадно желающие заполучить списки, о которых несколько раз упоминал Исаев.
Зачем я согласился? До сих пор понять не могу. Может, в этом сыграл тот факт, что я до этого постоянно соглашался и выполнял все задания Исаева: ездил к водяникам, разбирался с лесовиками и бандой Гнильского, потом в Берестянке разыскивал схроны… И вот теперь — бумаги из Орешка.
Волосы дыбом встают, как это представлю.
Как я согласился? Побоялся сказать «нет»?
Дурак! Круглый дурак!
От досады на самого себя хотелось завыть волком.
— Посторонись! — прогорланил кто-то за спиной.
Мимо прошествовал отряд солдат. Их командир окинул мрачным взглядом мою фигуру и проследовал за ратниками.
Погода портилась. В небе позли тяжёлые мрачные тучи, погоняемые северным ветром.
Я направился на главную площадь, даже сам не зная почему.
В запасе у меня было предостаточно времени: пока со Святой Земли прибудет Красный полк с катапультами, пока он доберётся скрытным ходом до Орешка, так пройдёт дней семь. А потом…
Что потом, думать и представлять не хотелось.
Миновав очередные разделяющие кварталы ворота, я вышел к башне Айденуса, а оттуда направился к Ратному двору. Теперь я точно знал, чего хотел: увидеть Первосвета и по-приятельски поболтать.
На посту меня остановили стражники из числа Защитников Лиги.
— Куда? — пробасил усатый.
Я остановился.
— Мне бы увидеть своего товарища. Его кличут Первосветом…
— Не положено! — ответил второй.
И я тут же увидел в глубине двора повозки на которые что-то грузили.
— Ребята, я дам вам…
— Не положено! — злобно повторил второй стражник, подступив ближе.
— Ты что, не человек? Трудно позвать…
— Послушай, приятель, — вмешался усатый. — Уходи отсюда. Ты не понимаешь… Не можем мы сегодня вызвать твоего друга.
— Да он и не вышел бы, — добавил второй. — Занят.
Я ещё раз глянул, как грузят повозки, и пошёл прочь.
В трактир я попал снова поздно. Второй день свадьбы уже давно закончился, и гости расползались по своими домам.