Желудь
Шрифт:
Так что парень, завершив возиться с горшком, взял кусок глины.
Положил ее на диск. Раскатал в ровный блин. И начал палочкой подбирать нужную графическую систему на основе привычной ему. Смело переделывая ее, пытаясь применить все свои скудные знания в этой области. Ибо он не был специалистом по данному вопросу. Ну так — чуть-чуть интересовался не более.
Вот он и сидел — писал.
Потом затирал.
Правил.
Снова писал и опять стирал.
Вернидубу же казалось, словно Неждана сам бог какой-то наставляет и поправляет, словно нерадивого ученика.
Через несколько часов возни Неждан закончил
Выходило занятно.
Словно взяли графику русского языка и «обработали напильником». Из-за чего часть литер выпало, а часть добавило. Например, звук «э» в праславянском присутствовал аж в четырех формах: краткой, обычной, долгой и носовой. И было бы странно записывать их совсем уж разными знаками. Ну и сам шрифт получился рубленный, лишенный округлостей.
Так, до ночи и просидели.
Вернидуб, как завороженный, смотрел на творящееся перед ним священнодействие. А Неждан кропотливо трудился. Пытаясь адаптировать привычную ему письменность под местные реалии.
— В дивные лета я живу. — тихо произнес ведун, когда они уже легли спать. — Никогда бы не поверил, будто увижу нечто подобное.
— Помощники мне нужны. — также тихо ответил парень, проигнорировав завуалированную лесть. — Сил и рабочих рук не хватает. Берусь за все подряд. Метаюсь.
— По новому лету потолкуем.
— Значится это лето пустым станет. Одному тяжело.
— Так тебя же оженить надумали. Вот жена и теща подсобят.
— Сам-то веришь в этом? Помощники… ха!
— Мила, хоть и нос вечно задирала, но головой не хворая. Она дочке хвост-то накрутит. Не переживай.
— Мужские руки мне нужны. Мужские. Помощники. Возиться с заготовкой сена и жита самому — значит все лето терять. Сам видишь — с железом возни много, как и тяжелого труда. Баб на такое тянуть? Они же надорвутся.
— Я с Борятой о том уже говорил. И с Красным листом, и с Серой векшой, и с братом. Сыщем мы тебе помощников. Дай только срок.
— Человек смертен. Хуже того — внезапно смертен. — произнес Неждан. — А ты — срок. Есть ли он у нас?
— По весне кто-то придет. Точно тебе говорю. Ты разве не видел, как глаза у Боряты горели, глядючи на твой топор?
— Я вот что думаю… — задумчиво произнес Неждан, снова вильнув в сторону своими мыслями. — Лодку нам нужно делать. И мосток, чтобы удобно было на ней отходить да приставать.
— Это еще зачем?
— Рыбу ловить. В ловушки ведь мелочь идет. А ежели лодка будет — большую попробую брать. С которой и еды больше, и кожи, и пузыря. Да и зимой ходить сподручнее.
— На лодке? Зимой? — ошалел Вернидуб.
— Доверься мне. — расплылся в улыбке Неждан. Впрочем, седой это не разглядел в той полутьме. От углей больше света не шло, а лучинку они потушили.
А нового витка разговора не получилось. О том, что замыслил делать легкую парусную лодку с балансиром, он не стал рассказывать. Сейчас. Как и о том, что ежели на зиму ей ставить по килю истираемый брусок «лыжни», то она может превращаться в буер, способный очень бодро идти по реке без опаски провалиться в полынью. Все потом. Завтра. Слишком уж он хотел спать…
[1] Судя по керамике как в Киевской археологической культуре, так и в ее наследника (Колочинской, Пражской и Пеньковской) где-то до VII века включительно славяне, проживавшие
в районе Днепра и его притоков, гончарного круга не знали.[2] В обзорной публикации «Раннеславянский мир. Археология славян и их соседей. Выпуск 17. Раннесредневековые древности лесной зоны Восточной Европы (V-VII вв.)» выпущенный институтом археологии РАН в 2016 году автор не нашел упоминаний о колесах или иных признаках повозок. Из всех запряжек есть только остатки архаичной сохи, не всегда с металлическим насошником. Элементы конской сбруи да, есть, но как всаднический комплекс.
Часть 3
Глава 7
167, февраль, 25
— Э-эх, ухнем! — воскликнул Неждан и ударил киянкой по деревянному столбику. Из-за чего Вернидуб, придерживавший ее, немало струхнул.
Оно же так завсегда.
Страшно.
А ну как рука дрогнет, и он по тебе попадет? Мало-то не покажется.
Еще удар.
И седой, а теперь еще и бледный ведун снова вздрогнул, прикрыв глаза. Слишком уж сильно и лихо замахивался Неждан, стараясь вложиться в удар полностью. Отчего этот столб, выполняющий по совместительству роль сваи, медленно уходил в грунт. Ил-то он проскакивал легко, а вот дальше шел очень трудно, словно там глина была или еще что плотное…
Они все ж таки занялись сооружением мостка.
Пробивали топором маленькое «окошко» в не самом толстом льду. А потом вгоняли туда сваи, взяв для этого старые, крепкие бревнышки из сухостоя. Тщательно пропитав их при этом. Рядом с костром на рогатки укладывали и подогретым дегтем проливали, медленно вращая. Ну забивали, пользуясь тем, что со льда куда сподручнее это делать, нежели потом с воды чудить.
Дальше Неждан планировал уложить две продольные балки из сухостоя. Также просмолив их и закрепив вертикальными нагелями. Ну и настелить поверху плахи, привязывая их просмоленной веревкой из конопляного волокна, которое еще осталось в некотором количестве. Но это уже и по открытой воде можно сделать, потихоньку наращивая настил…
— Голову ты только этим нам морочишь, — пробурчал Вернидуб, когда они, забив очередную сваю, вернулись к костру. И теперь медленно начали проливать горячим дегтем следующую.
— Отчего же?
— По весне заканчивается срок изгнания твоей семьи. Зачем тебе тут сидеть? На лодке все добро перевезем. Нужно ли это все городить?
— А зачем мне ехать туда, откуда меня выгнали? — удивленно выгнул бровь Неждан.
— Как зачем? — опешил ведун, которого натурально застала врасплох такая позиция. — Там же твои родичи.
— Которые меня выгнали. Которые сказали, что я им чужой, и бросили на произвол судьбы. Или ты можешь как-то объяснить, почему меня оставили тут без еды с одним лишь маленьким ножиком?
— Борята солгал тебе.
— Вот как?
— Никто не откладывал твое испытание. То, что сейчас происходит оно и есть. И ты отлично справляешься.
— Представь — ты бы умер. Череп проломить ведь могли? Могли. Да и от горячки легко мог отойти. А я бы не стал ведуном. Таким, которому подсказывают сами боги. Мыслишь, я бы выжил тут один?