Жемчуга
Шрифт:
– Могла бы в магазине погреться. Или потеряшки в раздевалке взять. Я кстати, потом всё принес и на место положил.
– Ты был злым человеком.
– Не-а!
– Злым и очень глупым.
– Вот последнее – в точку.
Молчим. Мимо – мокро-ледяной город.
– Ну, извини.
– Ну, прощаю.
Мы еле тащимся по оживленной трассе.
Снова раздается звонок. Средняя девочка что-то явно выпрашивает, Андреев терпеливо отвечает. Мы почти приехали. Ребенок в кресле начинает недовольно возиться.
– Надеюсь, их матери повезло больше.
– Ну что ты! Я же был уже взрослый, поумнел. Это тогда дурак был. Нет, я красиво ухаживал. Даже один раз стихотворение написал. Правда, не в рифму. Как это…
– Белый стих.
– Точно. Белый стих.
Эпизод 22
Сюрприз
Когда старшие девчонки поколотили Машку возле гаражей, никто не удивился. Потому что сама виновата. Нечего было нарываться! Это ж какую наглость надо иметь – плюнуть с третьего этажа в пролет лестницы. И попасть! Ну и что, что матом послали? Тоже послала бы – и все по-честному.
Конечно, мы и сами виноваты – не уберегли. Ведь они же объяснили ей популярно: «Все, ты попала. Тебе не жить. Поняла, нет?» Ясно, как летний день. Взрослые, между прочим, тетки – класс восьмой! Три дня мы Машку честно пасли – шли вчетвером до самого дома. А на четвертый – расслабились, и дура Машка отправилась домой одна. Далеко от школы она уйти не успела. Когда мы выскочили, все было кончено. Она сидела вся в грязи и размазывала по щекам рыжую строительную глину. Надо сказать, досталось ей не сильно – так, больше припугнули. Но вот одежда… это был полный кошмар.
Мы стояли и смотрели. А что тут скажешь? Жизнь…
Мимо шла женщина, остановилась и принялась нас ругать. Мы раскрыли рты и уставились на нее. Потребовалось минуты три, чтобы разобраться – бедную девочку отделали не мы. Женщина подошла ближе и присела возле Машки.
– Кто это был?
– Ы-ы-ы-ы… не знаю-у-у…
Все правильно. Молодец. Кодекс чести.
Женщина была знакомая, но не очень. Очевидно, она работала в школе, уж больно примелькавшееся лицо. Но точно не в старшем блоке – там мы почти всех знали.
– Пошли, – сказала она.
– Куда?
– Обратно в школу. Не можешь же ты так домой идти.
И мы пошли за ней. На вахте застыла удивленная техничка. Какой-то мелкий так долго оборачивался, что врезался боком в стену. Мы шли в младший блок. На втором этаже незнакомая учительница дала нам пятьдесят копеек и велела купить в столовой колобки. Когда мы, удивленные столь внезапной добротой, прибежали с покупками, она уже чистила в туалете Машкину куртку и сапоги, а сама Машка сидела за ее столом, листала детский журнал и выглядела жутко довольной – от ее расстройства и следа не осталось.
Потом мы ели колобки и пили остывший чай из эмалированного чайника – там осталось ровно на один стакан, и мы честно отпили из него каждая по три глоточка. Потом куртка немного просохла, и мы ушли.
Нам было легко, хорошо и весело.
– А хорошая она, правда?
– Ага. Вот бы нам такую. Добрая.
– Да-а.
И
тут Машка сказала:– Вот я дура! Даже не спросила, как ее зовут!
– Да на что тебе?
– Хочу ее отблагодарить.
– Ну, и как ты отблагодаришь? И вообще… Ты же «спасибо» сказала?
– Сказала.
– И мы сказали. Вот и все!
Но Машка так прониклась чувством благодарности, что и слушать не стала. А мы не стали спорить.
На следующий день она явилась вся загадочная.
– Сегодня после уроков пойдем к той учительнице. Я подарок приготовила.
Мы посмотрели к ней в портфель.
– Не пойду, – решительно заявила я. – Глупость какая.
– Че это – глупость?! Мне бабушка сама отдала.
– Вот и отнеси обратно бабушке своей. Нормально, нет? Незнакомому человеку полотенце дарить? Ты бы еще носки принесла.
– Во-во… бабушкины!
– А-ха-ха!
Машка надулась, но серьезно не обиделась. Она вообще была человеком широкой души. Конечно, она не унялась и на следующий день пришла с новыми дарами. В портфеле была книга.
– Марина Цветаева, – прочитала я. – «Осыпались листья над Вашей могилой…» Маша, ты дура.
– Че это?
– Да ниче! Кто нормальный такие книжки дарит? Фу, я даже читать бы не стала, а сразу кинула бы в твою башку.
После третьего урока Машка подошла ко мне. Она, конечно, снова не обижалась.
– Слушай, у тебя деньги есть?
– Есть немного.
– Дай, я потом отдам.
Я вытряхнула из карманов мелочь. Во время перемены Машка обошла всех и наскребла один рубль сорок восемь копеек. Мы покрутили пальцем у виска. Добрая учительница еще не знала, с кем связалась.
После уроков мы пошли в магазин. На полках было голо и уныло. Только консервы «Завтрак туриста» возвышались правильными пирамидками да в углу стоял стеллаж с уксусом и подсолнечным маслом.
– Пошли смотреть конфеты.
Конфеты оказались только одного вида, да и те так себе – карамель «Студенческая», восемьдесят пять копеек за килограмм. Нас они не вдохновили.
В «Канцтоварах» было интереснее, мы даже предложили купить фломастеры. Но Машка брезгливо отвернула нос.
В «Галантерейном» она было раскатала губенку на духи. Наивная. С ее-то деньгами!
Повезло Машке в «Хлебном».
– Четыре пирожных, пожалуйста…
Мы вышли из магазина. Машка пошла налево, а мы направо.
– Не подарит, сто десять процентов, – сказала я.
И моя подруга кивнула. Мы-то знали Машу с первого класса. Особа она была восторженная, романтичная и очень добрая. Но при этом жутко стеснительная. У нее были самые изгрызенные ногти в школе – когда она волновалась, дурная привычка тут же проявляла себя.
И нам стало ее жаль. Ведь человек так искренне пекся о подарке, а подарить не сможет. Мы-то знали.
– Может, все-таки сходим вместе с ней?
– Вот еще! Людей дивить. Нас-то от глины не отчищали.
На следующий день Машка не пришла на первый урок, а на второй явилась гордая, как орел.