Жемчуга
Шрифт:
– Ну, давай, что ли, старайся, не подведи. Да смотри, плохие слова не говори, это тебе не… – Он осекся, глянул на Аглаю. – Не дома.
И он поспешил на работу. А мы пошли дальше вдвоем. Аглая все молчала.
На школьном дворе было полно народу. Аглая протащила меня сквозь толпу и сунула в руки высокой пожилой женщине – мягкой, как булка, и душистой, как наша заведующая. А кругом были дети – совсем другие, чужие, не наши…
И вот мы пошли. И уже входя в неведомые двери, я оглянулась. Аглая стояла посреди двора. Ветер трепал ее крашеные волосы, хлопал полами клетчатого пиджака.
И я не выдержала – бросилась, побежала, спотыкаясь, уткнулась головой в ее худой живот.
–
– Ну что же, что другие? Есть разные люди, – сказала она тихо. – А ты у меня лучше всех – и умница, и красавица.
Я подняла лицо. Мы стояли посреди двора и смотрели друг на друга.
– Ты будешь меня тут ждать?
– А как же! Буду, чяери, буду.
– Тогда я обратно, а ты жди! Никуда не уходи.
Тяжелые створки дверей сомкнулись за спиной. Запах побелки и помятых цветов. Цоканье чужих каблуков по каменному полу. Гулкие голоса, чистые окна, шелест бумаги.
Умница и красавица. Не те ли слова прошептала чеваханя в маленькое грязное ушко?
«А ну поворотись, милая!»
Я бежала вверх по лестнице. Бежала в другой мир, чтобы остаться в нем навсегда. Бежала от Аглаи, от черного поселка, от бражки и овсяных лепешек, от песен и брани.
Что к хорошему, что к плохому… да кто разберет! Никто этого не знает.
Жилаю счастя
1
Усталость настигала в лифте. На работе она просто не успевала дотянуться – пряталась под столом, выжидала. Не трогала и по дороге с работы – дремала, жалась серой тенью на заднем сиденье авто. Но за двадцать секунд, что проходили внутри тесного параллелепипеда, исписанного и описанного, нервно дергающегося на каждом этаже, пахнущего кислым пивом, мятными жвачками и чужими дезодорантами, наваливалась, дотягивалась из несвежих углов, тяжело цеплялась за ноги и тянула вниз. В лифте Саше неизменно приходила одна и та же мысль – выползти и сразу свалиться, растечься медузой по кафелю лестничной клетки. Ну ее, квартиру. Не все ли равно, где уснуть.
Но она, конечно, не сваливалась, а добредала до двери, роняла сумочку, долго рылась в поисках ключей и в который раз спрашивала себя – почему она такая дура, что не может приготовить их заранее?
Ключ повернулся. Замок тихо щелкнул. Дверь мягко отворилась. Уф.
Каждый вечер Саша радовалась, что у нее нет собаки. Боже, какое счастье – просто прийти и ухнуться на диван. Она совершенно не понимала собачников. Тащиться обратно, нырять в вонючий лифт, бродить под дождем, выжидая, пока ликующий мохнатик подберет все палки и вдоволь натявкается на прохожих, мыть лапы, а потом прихожую… спасибо, нет.
Вторым счастьем было снять колготки и лифчик. Тело сразу выдыхало и расслаблялось, просилось под душ, под тепленькую водичку и ароматные масла.
День выдался тяжелым, напряженным, на грани, на выдохе, на последней капле. Поэтому Саша не жалела ни воды, ни масел. Вода упруго била по лицу и плечам. Глаза тяжело слипались.
Она вышла из ванной, прошлепала мокрыми ногами на кухню, достала из холодильника йогурт и огурец, смешала в блендере и выпила. Милый ужин. Кто много не жрет, тому Бог подает. Ну вот, поели, можно и расслабиться.
Тренькнул телефон. Начинается.
«Привет! Как поживаешь? Еду мимо, могу заглянуть».
Саша призадумалась. С одной стороны, плотские утехи – это завсегда приятно и полезно. С другой, вот как пить дать – снова куда-нибудь потащит. А то и есть захочет. Саша посмотрела на свои ноги, закинутые на спинку дивана. Ноги томились
на каблуках десять часов и хотели, чтобы их оставили в покое. Ну и хрен с ним.«Привет. Ну, не знаю… У меня мама в гостях».
Хе-хе.
«А надолго?»
«С ночевкой».
Пауза. Думает. Делает вид, что думает.
«Как насчет завтра?»
«Посмотрим».
«Я соскучился».
«Я тоже. Пока-пока».
Пока-пока… Саша потянулась и стянула со столика сразу две нужные вещи – пульт и ноутбук. Первым полагалось создать трындящий телевизионный фон. Вторым – на краткое время заменить тупую реальность тупой виртуальностью. Саша бегло просмотрела почту и стерла спам. Особняком висела пара важных писем. А ну их к чертям! Пусть повисят непрочитанными. В конце концов, это ее личное время.
Сообщений было пять. Отписываться никому не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Она устала как собака, была выжата как лимон и… пошли они все.
Пять сообщений и один новый друг. Вот етить твою… Ладно, хрен с тобой. Как там тебя? Лиза Воробей… Ешкин кот! Ну, если ты, Лиза, принесла в сей поздний час кусок тухлого спама…
Саша щелкнула по чужому имени. Вот же черт. А ведь уже поднялся палец, чтобы опуститься на «оставить в подписчиках». А ведь уже пронеслась перед глазами череда мыльных штампов – «фантастическая распродажа», «ногти-ноготочки», «всего три часа в день»… поубивать бы.
На фото широко улыбалась девочка. Саша потрясла головой. Махровое полотенце съехало на голые плечи. Что-то не так было с этим лицом…
Да ну его. Повиси пока, Лиза, подумай. Какое бы там ни было у тебя лицо, ты всего лишь набор пикселей. Возможно, тебя и на свете-то нет. Щелк – «Лиза Воробей у Вас в друзьях».
Через полчаса Саша достаточно оклемалась – натянула пижаму, сунула ноги в мохнатые тапки. Давно пора было заняться холодильником. В уголке приклеился лист раскисшего салата, суп принял несъедобный оттенок хаки, кефир пролился и застыл морозным наростом.
Потом разбирала гардероб. Летнюю одежду нужно было, наконец, засунуть подальше, а то уж очень бесила. Это было неприятнее, чем с холодильником. Кружевная юбка, сияющий бирюзой сарафан, белоснежные брюки, красная шелковая блузка – вещи, казалось, смотрели с немым укором. Зачем мы вообще? Что от нас нужно? Ради чего нас, рожденных для соленого ветра, яркого солнца и вечерних огней, прячут в темный ящик, тесно прижимают, утрамбовывают? Ну, извините! В следующий раз. Может быть…
Лета не было. Не было и моря. Была работа, кредит за машину, обеды в суши-барах, горячий офисный кофе, лениво текущий роман, стертые пятки и вечный ларингит от кондиционеров. Хотя роман можно было переместить и в самый конец списка. Пока-пока.
По телевизору шли новости. Потом ток-шоу. Кто-то сомневался в собственном отцовстве, кто-то отравился в ресторане. Саша переключила на музыкальный канал, но там шел полный отстой. Искать годное было лень. Спи, орудие отупления. Экран погас.
Йога вечером была обязательной. Устала не устала, никого не волнует. Надо, девочка, а то загнешься к чертям от этой беспросветности. Йога приносила успокоение. Йога держала в форме.
Саша старательно дышала и тянула спину. Тонкие ноги напрягались, под коленом билась невидимая жилка, косточки позвоночника вставали на свои законные места. Она слышала, как бьется сердце, как наполняются воздухом легкие, как медленно разливается тепло от живота до кончиков пальцев ног и рук.