Жемчужница

Уолкер встревоженно поджал губы, желая переспросить и надеясь, что это просто такая шутка (потому что чувство юмора у Аланы явно в отца), но боясь отвлекать морского царя от своих размышлений. Он, глубоко вздохнув и пытаясь не обращать внимания на заскребшееся внутри непонимание, поспешил к Адаму, напоследок всё же оборачиваясь к Мариану.

Алые волосы, распущенные аккуратной густой гривой, сверкнули зарёй в заходящем солнце.

Мана, отчего-то ужасно затронутый всей этой картиной — одинокий мужчина во полутьме просторного коридора, — встряхнул головой, выбрасывая все лишние мысли, и, постучав в массивную деревянную дверь, зашёл в покои к отцу.

Адам уютно устроился на куче подушек в наполовину лежачем положении и что-то писал, подложив под свиток пергамента большую толстую книгу и не обращая внимания на то, что его окружает. На Ману он тоже никак не отреагировал, пока мужчина его не окликнул.

— Пап?.. — тут только император вскинул голову — и тут же разулыбался.

— Беспокоишься? — поинтересовался он легкомысленно и отложил свиток и книгу в сторону. — Иди сюда.

Мана без раздумий подошел к кровати и устроился рядом с мужчиной, тут же отзываясь на ласковое родительское объятие и обнимая Адама обеими руками — и больной, и здоровой. Неудобства сейчас были не так важны.

Важно было то, что он убедился — отец здоров и, кажется, даже в порядке. Ну, судя по беззлобной насмешке над паникером-сыном — определенно.

— Что он сказал тебе, пап? — наконец отстранился Мана. Адам понимающе улыбнулся и загадочно наклонил голову, рассматривая его несколько исподлобья и будто думая — говорить или нет.

Да что там такого важного?!

— Он сказал, — медленно произнес наконец отец, — что Тики очень похож на Дориана.

Мане стоило многих усилий не подавиться смехом. Как видно, история шла по спирали, и раз уж так, что Алана определенно похожа была на Элайзу — такая же строптивая и жадная до всего нового, она рассказывала про сестру с упоением и любовью. И ни разу, наверное, не заметила, насколько сходны черты их характеров.

— И… — младший Уолкер облизал пересохшие губы и затаил дыхание, — хорошо ли это?

— Он сказал, — с удовольствием протянул Адам, потягиваясь и хрустя шеей как только что отменно отдохнувший человек, — поживем — увидим.

Мана сердито поджал губы, удерживая себя от того, чтобы ещё и надуть щёки, как обиженный ребёнок, и подозрительно нахмурился.

— Вы уже успели подружиться, да, я вижу? — оскорблённо пробурчал мужчина, всеми силами пытаясь не показывать своего недовольного состояния. Адам, однако, как и всегда, раскусил его тут же: смешливо хохотнул, потрепал по щеке, заставляя протестующе зашипеть, и хитро прищурился, пожав плечами.

— Он сказал, — Мана закатил глаза, а отец продолжал с лукавой улыбкой, — что рад был увидеть всех нас, а ещё… — Адам вдруг закашлялся, опираясь на взволнованно подобравшегося Уолкера, и успокаивающе покачал головой. — Я в порядке, сын, правда.

— Неправда, — потерянно простонал он, чувствуя себя растерявшимся ребёнком. Точно так же было, когда Неа пришёл к нему впервые с рассечённой скулой и сломанной ногой, а Мана не знал, что делать. Брат тогда лишь смеялся и оправдывался, хвастался тем, что смог победить всех мальчишек, потому что был единственным, кто смог перепрыгнуть на другую крышу, а Мана… а Мана ощущал себя бесполезной тряпкой.

Прямо как сейчас.

Потому что Адам отказался принять живительную слезу Аланы.

Это случилось уже после того, как Алана очнулась от своего сна. Девушка сразу же предложила отцу то, что ему было нужно, просто предупредив, что болезни это не излечит, а тот… взял и отказался. Да еще с таким лукавым видом, как будто планировал это сделать с самого начала, а посылал их вовсе не за слезами.

Правда, в свете последних событий Мана начинал склоняться к тому, что все так и есть. Хотя бы по той простой причине, что таким мелочным отец не был никогда — он бы послал их за русалкой скорее не из-за слез, а из-за тайных знаний или чего-то в этом роде. И, как показала практика, все так и случилось.

Вот только легче от этого не становилось ни на секунду.

Мужчина заставил себя отрешиться от этой мысли — что его отец скоро умрет и что так мало ему отмеряно — и попытался сосредоточиться на разговоре.

Адам расхохотался и отер лоб платком, устраиваясь на своей подушечной горе удобнее.

— Истинная правда, — заметил он спокойно — и вдруг подмигнул: — Неужто ты думаешь, что раз от слез отказался, то так уж быстро в свет и отправлюсь? Рано ты меня провожаешь! С такими лекарями я десяток лет прожил — и еще столько же проживу, успокойся.

— Десяток лет — слишком мало для долгожителя, — недовольно буркнул себе под нос Мана и поспешно отвел глаза. Ему самому до сотни тоже дожить не грозило, однако он был всяко здоровее своего отца, хотя и простужался от любого сквозняка. — Так что еще тебе сказал царь? — надо срочно вернуться к теме — мужчина не любил обсуждать свою и отцову немощь, это наводило на него неизбежную тоску по тому, что все скоро изменится. Что конкретно изменится — Мана не знал, но был почему-то в этом точно уверен.

— Он сказал, что оставит Алану здесь, если она выскочит замуж за кого-то из потомков своей старшей сестры, — с удовольствием отозвался отец, широко улыбнувшись. — И заметил, что, судя по разговору в тронном зале, кандидат тут один-единственный.

Мана прыснул, нисколечко не удивляясь такому заявлению, потому что Мариан, как уже становилось понятно из недавнего разговора, за словом в рукав не лез, и явно именно поэтому так буравил Тики взглядом всё утро за столом — понял же, что именно тот был суженным его дочери, да и понял определённо до того, как Микк встал на защиту девушки.

Однако всё же стоило уточнить — хотя бы ради забавности всей этой ситуации.

— Который похож на Дориана? — с улыбкой спросил Мана, приподняв брови, и Адам, как это обычно и бывало, прекрасно уловил его желание повеселиться там, где веселиться, казалось бы, причин и не было.

— Который похож на Дориана, — утвердительно повторил мужчина, кивнув, и всё же рассмеялся, качая головой. — История имеет свойство повторяться, не так ли? — ласково поинтересовался он, и Мана вновь ощутил прилив этого чувства безысходности, которое накатывало на него всякий раз, стоило только подумать, как круто всё изменится совсем скоро.

— Да уж, — веселье как рукой сняло. Мужчина выдавил из себя вялую улыбку и подавил желание забраться к отцу под крыло, чтобы спрятаться от проблем — как маленький мальчик, а не взрослый мужчина и успешный ученый. — Это точно…

— Что с тобой, сын? — Адам проницательно склонил голову набок. — Ты чего-то опять боишься? — это спокойное и обыденное «опять» болью отдалось в ушах — как противный визг или скрежет ногтей по стеклу. — Ты беспокоишься из-за чего-то, но я…

— Я в порядке, пап, — Мана потер руками лицо и перестал жалко улыбаться, чтобы не провоцировать родителя на душеспасительную беседу. — Просто все это… очень странно, и я боюсь, что что-то обязательно пойдет не так.