Жемчужница
Шрифт:
Парень качнул головой.
Нет, не в порядке. С ним определенно все было не в порядке, потому что ноги словно сводило судорогой, а спина только-только стала оттаивать.
Однако брату об этом он говорить не стал — вместо этого обернулся к сидящему с другой стороны Лави и тихо поинтересовался:
— Кто это пришел с царем?
Дик поморщился и неприязненно отвернул голову от словно бы отлитого из серебра тритона.
— Говард Линк, — выплюнул он неслышно. — Кандидат в нареченные нашей ведьмы.
Надо сказать, отец и дочь рассматривали друг друга долго. Мариан — с едва
То, как напряжены ее плечи, как сжаты в кулаки руки (чего не видно было через стол), как непокорно вздернут подбородок…
— Кажется, она разозлилась еще сильнее из-за того, что царь притащил Линка с собой, — едва слышно шепнул Лави Мане и почти незаметно покачал головой. — Как бы все не накрылось…
— А может накрыться? — испуганно выдохнул мужчина, чувствуя, как тут же его руку аккуратно сжал Неа, словно бы вселяя свою уверенность и поддерживая — будто прекрасно понял всё, о чём думал его брат.
Лави неприязненно приподнял уголок губ, но больше своё отношения никак не показал. И тут Мариан вновь заговорил на имперском, не давая тритону раскрыть рот:
— Сначала я хотел просто забрать тебя, — Алана хмыкнула, закатив глаза, на что царь никак не отреагировал, — но теперь…
— Что же изменилось? — едко перебила его девушка, так и не вставая со всего места, но цепляясь острым взглядом за лицо Мариана, который ужасно напоминал своей спокойно-наплевательской покровительностью саму Алану, когда она только появилась на корабле.
— То, что ты сбежала? — пожал мужчина плечами, всё же направляясь ко столу под напряжённые взгляды всех присутствующих. — Хотя всё же то, что океан ослушался моего приказа, когда отпустил тебя, — его голос вдруг приобрёл грозные нотки, а бордовые глаза, словно самое дорогое вино из дворцовых погребов, сердито заискрились.
И вот тут Алана гневно зашипела, удивляя Ману своим порывом:
— Ты вечно забываешь, что океан не твой слуга, а наш бог, отец.
Мариан, однако, лишь покачал головой, словно его её слова совершенно не интересовали, и присел на стул, оглядывая одним глазом (на второй половине лица у него была маска) всех.
— Лучше познакомь меня со своими друзьями, милая, — устало попросил он, и Мана вдруг подумал, что… что этот человек такой же, как и Алана.
— Я не милая, — девушка неприязненно скривила губы и сердито вскинула подбородок. — Но раз уж ты никого еще не убил, — здесь в ее словах Мане явственно послышалась неприятная горечь, — добро пожаловать в семью.
Эта последняя фраза как будто уронила на начавший было разгораться огонь толстое покрывало. В зале воцарилась мертвая тишина, и даже Говард Линк, стоящий на спиной своего царя как будто перестал пытаться заморозить окружающих взглядами.
Такое ощущение, что она ждала этого дня только для того, чтобы выместить свои злость, обиду и разочарование, вдруг отчего-то подумал Мана, внимательно вглядываясь в лица окружающих его людей. Чтобы сказать все то, о чем молчала четыреста долгих лет.
– …в семью?.. — голос Мариана, на тихий и какой-то ошеломленный, показался Мане слишком
густым и громким.И — почти угрожающим.
Вот только Алану подобное, казалось, нисколечко не задела. Она криво усмехнулась и развела руками в стороны, как бы охватывая весь стол со всеми сидящими за ними людьми.
— В семью твоей старшей дочери, — пояснила она спокойно. — Ты еще помнишь, Элайзу, верно?
Лицо царя исказилось, и Неа, сидящий рядом, сильнее сжал руку Маны — как будто сам напитывался от него силы и храбрости и готовился в любой момент вскочить и броситься на защиту того, что ему дорого.
Вот только злости в этой гримасе не было.
— Этого не может быть… — выдохнул Мариан, и столько было в его лице горечи и злости, словно он не желал вспоминать обо всем этом. О том, что в его семье осталась лишь одна Алана.
Однако девушка ядовито усмехнулась, чуть приподнимаясь над столом и становясь похожей на разъярённую кошку, которая была готова в любой момент прыгнуть на обидчика и расцарапать ему лицо, и, холодно улыбнувшись, пугающе-ласковым голосом поинтересовалась:
— Почему же?
И это было дико: дико наблюдать за тем, как обычно спокойная и приятная Алана сейчас угрожающе буквально нависла над потерянным царём, ошеломлённость которого выдавала лишь его чуть опущенная нижняя губа.
— Потому что Элайза умерла, — сглотнув, сердито зашипел Мариан.
— О, представляешь, все остальные тоже умерли! — со смешком развела ладони Алана, и от этого её смеха у Маны зашевелились волосы на затылке. И, как видно, не только у него одного: Тики взволнованно закусил губу, явно желая кинуться к девушке, чтобы успокоить её, а Лави встревоженно нахмурился, весь напружинившись, будто готовясь в любой момент поднять столп пламени, чтобы остановить выходящую из себя русалку.
Алана вдруг прикрыла глаза, тяжело вздохнув, и, гневно поджав губы, упала обратно на стул, отводя взгляд в сторону.
— Это не моя вина, — сквозь зубы выплюнул Мариан, буравя взглядом девушку, и она вдруг вскинулась (Мана заметил, как Лави обречённо качает головой), дико сверкая глазами — и вода в вазах задрожала, норовя лопнуть фарфоровые стенки.
А потом — Алана зашипела что-то на русалочьем, и с каждым новым словом лицо Мариана становилось белее и жёстче.
Мана заметил, как заходили желваки на лице у его собственного бледного от волнения и слабости отца, и растерянно оглянулся на напряженно следящего за ситуацией Лави. Тот неотрывно смотрел на Алану и с силой сжимал зубы — как будто не знал, то ли ему встать на ее сторону и выговорить царю все, то ли попытаться как-то ее заткнуть и сгладить ситуацию.
Впрочем, по сурово поджатым губам и холодным взглядам тритона в сторону Мариана парень понял, что попросту не умеющий сглаживать ситуации Лави выберет сторону своей тетушки.
Именно поэтому Мана и осмелился у него спросить:
— Что происходит?..
Лави бросил на него быстрый взгляд и тихо вздохнул:
— Она ему выговаривает за то, что он такой идиот. Говорит, война не закончилась только по его вине.
— И… чем это грозит? — Мана затаил дыхание, глядя на этих двоих, таких разных и таких похожих, и закусил губу.