Жемчужница

Тяжело вздымающаяся грудь девушка серебрилась разбросанными тут и там мелкими чешуйками, мягкими, словно только отросшими, не такими плотными, как на хвосте, но приятно скользкими.

Мужчина провел ладонью по ее животу, наслаждаясь этой текучестью, и осторожно погладил кружево плавников. Алана шумно выдохнула и вскинулась, прикрывая глаза и торопливо облизываясь.

— Т-ты… должен лишить меня п-плавников, Тики, — торопливо, словно боясь передумать, зашептала она. — Впервые это… все будет… вот так…

Микк тихо засмеялся в ответ и склонился над ней, ласково целуя и заставляя замолчать. Алана приняла в себя его дыхание и выгнулась, потираясь грудью о его торс — словно это могло ей помочь успокоиться.

Словно это могло помочь ему успокоиться!

От волнения и предвкушения у Тики дрожали руки.

Он оторвался от красных распухших губ и горячечно добрался поцелуями до трепещущих в какой-то словно бы лихорадке жабр, не сдерживаясь и всё же проводя по ним языком и заставляя Алану захлебнуться удивлённым, но возбуждённо-довольным стоном. Как же давно ему хотелось прикоснуться к ней вот так! Не к её человеческому обличью, такому тесному, пусть невероятно красивому, — а к её сути, к ней настоящей, такой искрящейся, такой непохожей на самого Тики, такой надрывно-звонкой и отзывающейся на каждое её прикосновение.

Он с того самого дня, когда выцеловывал её окровавленный хвост на каменистом берегу, мечтал об этом.

Алана вцепилась острыми ногтями ему в плечи почти до боли, забираясь пальцами в волосы, оттягивая их, наматывая на кулак и — словно бы привязывая к себе.

Тики, срываясь иногда на блаженные смешки, которые был просто не в силах скрывать в себе, исступленно целовал ей шею и плечи, чувствуя, как тонкая скользкая чешуя холодит губы, и вслушивался в звонкие обрывистые стоны, с каждой новой минутой желая вжать, впаять эту девушку в себя, чтобы она была только его, чтобы она никогда его не покидала.

Алана вдруг шлёпнула его по ногам хвостовым плавником, весело рассмеявшись, когда Тики ошалело оторвался от её грудей и скептично воззрился на отдающую лунным светом чешую, и дорожкой лёгких поцелуев спустился к бёдрам, подтягивая девушку и принуждая в итоге усесться в подушках.

Хвост, предмет его долгих мечтаний, был длинным и гибким, напоминающим и правда чем-то благородную белую змею, и его кончик в итоге даже не умостился на кровати: свесился с изножья, и Тики был готов расцарапать себе вновь все губы в кровь, пока будет целовать каждую драконову чешуйку, потому что ужасно хотел этого последние несколько недель.

— О океан, Тики… — девушка заставила его поднять голову и легко рассмеялась, ласково скользя кончиками пальцев по овалу его лица. Мужчина поймал ее руку и прижался к костяшкам губами, чувствуя себя невозможно счастливым и пьяным.

— Да-а? — негромко протянул он, гладя ее трепещущие бедренные плавники и задумчиво склоняя голову набок.

— Н-неужели тебе так нравится мой хвост? — Алана вздрогнула всем телом, и мужчина ощутил, как его обдало новой волной волнения и возбуждения. Она боялась? Старалась оттянуть момент?

Но ведь хотела? Хотела же, правда?..

— Безмерно, — без промедления согласился Микк. — Он прекрасен, — заявил он убежденно — потому что так и было. — И ты тоже прекрасна. Дерзкая, самовольная, добрая… Сияющая.

Ответом ему стал смех. Алана зарделась, хлопнула хвостовым плавником по кровати — и откинулась на подушки, словно давая разрешение делать с ней что угодно. Потому что больно не будет.

Тики наклонился и скользнул языком по острым чешуйкам, раня себя и вовсю наслаждаясь происходящим, потому что каждое его прикосновение для русалки было как самая изысканная ласка, а каждый ее стон для него — как прошивающая все его существо горячая игла, заставляющая его плавиться.

В комнату, распахнув ставни, ворвался теплый сквозняк. Алана в исступлении гладила себя ладонями, и стоило только оторваться от ее хвоста, чтобы увидеть, как она скользит рукой по своему животу, как Тики понял, что сдерживаться определенно поздно.

Как и идти назад.

Мужчина бросил на сияющую шальными глазами русалку безумный взгляд, желая удостовериться, что это действительно приглашение, и, то ли и впрямь заметив, то ли придумав себе ее едва заметный рваный кивок, осторожно отогнул пальцами ее кружевные бедренные плавники, обнажая нежную плоть.

Больше не будет этих плавников — на мгновение проскользнула мысль в голове, больше не будет этих летящих пышных плавничков, напоминающих игривые юбчонки, которые были в моде у девушек по сторону океана, теперь дальше и впредь бёдра Аланы будет украшать лишь цепочка, напоминающая о том, кому она себя отдала.

Что ж, Тики, кажется, понял всю прелесть этого обряда с обручением у морского народа.

Особенно его радовало то, что в их случае эту цепочку никто больше и не увидит.

Алана напряглась, крепко сжала подушки, вспарывая ногтями шёлк и бархат, и тяжело задышала, будто бы пытаясь приготовиться к тому, что случится.

Тики прошёлся дорожкой тягучих успокаивающих поцелуев от живота до шеи, поглаживая её по нежной плоти и собирая пальцами влагу, и, глубоко целуя девушку, всасывая её нижнюю губу в рот, медленно погрузился в горячую тесноту, чувствуя, как Алана дрожит и коротко вздыхает, задерживая дыхание и шаря по кровати руками, чтобы в итоге найти плечи Микка.

Они сплелись в единый комок тесно прижатых друг к другу движущихся тел, и раскалившийся воздух обжигал Тики легкие. Он двигался в девушке, терся об нее, и чешуя царапала его восхитительно горящую от боли кожу.

Сколько он хотел этого? Сколько ждал?

Он думал, этого с ним никогда не будет.

Он думал, не сбудется.

Алана обняла его руками за шею, притягивая вниз и целуя, и вдруг обвила хвостом, заставляя хрипло расхохотаться этому собственническому порыву и вспомнить одну из их ночевок в таверне.

— Кажется, кто-то снова не удержал хвост на месте? — задорно зашептал на ухо девушке он, шумно втягивая носом воздух и чувствуя, как стало слаще и тяжелее двигаться, толкаясь в нее. Хвост частично лишал его свободы, но он ни за что не отказался бы от этого объятия.

Русалка беззвучно рассмеялась, вжимаясь в него горячей грудью и обнимая крепче.

— Кажется, в Империи это называется «распустить руки»? — уточнила она довольно, и Тики с усмешкой ощутил, как его шлепнули плавником по бедру.

Совершенно восхитительное ощущение, вот дракон. И как можно быть такой восхитительной, вот скажите?

Она сейчас походила на одну из тех древних прекрасных дев со змеиными хвостами, что заманивали путников в пещеры, соблазняли песнями да плавными изгибами тела и, погружая в дрёму гипнотическим взглядом, окольцовывая, лишали движений. Потом, правда, они их съедали, но этот порыв Аланы (ужасно возбуждающий порыв, на самом деле) заставил вспомнить одну из детских страшных сказок, которых Тики понахватался от народа в своих путешествиях.