Жемчужница

В один момент мужчина ощутил, как внутри у него разбухает солнце, как всего его наполняет до самых краёв, и крепко зажмурился, утыкаясь с низким стоном в плечо Аланы, откинувшей на подушки голову и кусавшей губы так, что по подбородку и шее у неё стекали тонкие струйки крови.

Микк сглотнул, чувствуя, как тело прошивает приятной истомой и как девушка всё ещё крепко сжимает его в себе, и осторожно выскользнул из неё, со смешком наблюдая, как она тут же протестующе мычит, мотая головой, и сильнее обнимает его хвостом, буквально лишая движения.

Вот же своенравная ведьма, а.

Тики с довольной ухмылкой погладил тяжело дышащую девушку по бёдрам, скользнул пальцами по нежной, вспухшей в возбуждении плоти — и проник внутрь, ловя губами благодарно-облегчённый стон. Девушка, однако, тут же взглянула на него осоловевшим горящим взглядом, и Тики с усмешкой ощутил, как она подалась навстречу.

Она насаживалась на его пальцы, и он снова чувствовал ее тесноту — почти так же остро, как пару секунд назад. Пальцы ныряли и выскальзывали обратно, ныряли и выскальзывали… Алана была влажной и горячей, и это так кружило голову, что было сложно хоть сколько-нибудь себя контролировать.

Девушка под ним стонала и жмурилась, покорная и ласковая, своенравная и дерзкая, и Тики не представлял, как он мог все это время сдерживаться.

Да. Он сдерживался… так долго.

Алана еще раз вскинулась, сжала его пальцы в себе — и вдруг издала какой-то высокий, почти певучий стон, чем-то похожий и на вздох, и на всхлип одновременно. От нее еще сильнее повеяло морем, и она потянулась к Тики, обхватывая его за шею и прижимая к себе.

Мужчина уткнулся ей лицом между грудей, неудобно выгибаясь и все-таки ухитряясь расцарапать об мягкие чешуйки кончик носа, и вытащил из нее пальцы, размазывая влагу по серебристой чешуе хвоста и чувствуя, как в нем все волнующе заходится.

Алана откинулась на подушки, загнанно дыша; серебряные волосы разметались по подушкам, тонкое тело, покрытое чешуйками, едва заметно блестит от выступившего пота… Тики погладил ее по шее и прижался губами ко рту, скользя языком внутрь и заставляя ее шумно и судорожно задышать носом.

— Давай сюда свой браслет, — сорванным голосом прошептала она, и Тики хрипло расхохотался, наощупь шаря ладонями по кровати в поисках шелкового мешочка.

Неужели и правда наденет?..

Плюнет на законы своего народа, как делала это уже и несколько раз раньше, потому что желала спасти, желала помочь, желала порадовать, и даже сейчас — она нарушала этот обряд из-за него, из-за Тики, явно прочитав во всполохах его души что-то тревожное и желая таким образом успокоить.

Тонкий браслет, украшенный редкими камнями, змеёй обвил хрупкое запястье Аланы, и Микк, чувствуя, как заполошно забилось сердце в грудной клетке, глупо заулыбался, гладя девушку по бёдрам и животу, повсюду, куда мог достать, находясь все ещё скованным её мощным, оказывается, хвостом. Словно бы она не хотела отпускать его — и не сказать, что Тики хотел чего-то противоположного.

Алана взглянула на него в ответ, лукаво сверкая глазами в накрывшей покои мягкой темноте, и, обняв мужчину за шею, хитро выдохнула ему в губы, стискивая в хвостовом объятии сильнее:

— Всё, теперь никуда от меня не денешься~

Микк в ответ рассмеялся, несильно кусая довольную и расслабленную девушку за нос, и пожал плечами.

— Будто я куда-то собирался, — шутливо закатил он глаза, лениво целуя русалку в жабры и заставляя затрепетать от этого, и скользнул пальцами по бёдрам, задевая пышные плавники… и дёргая их с каким-то ломко-отклеивающимся звуком вниз.

Алана испустила удивленно-радостный выдох и тесно прижалась к его торсу, тоже хрустя кружевом плавников и порывисто поцеловала его, старательно втягивая его нижнюю губу в свой рот и покусывая острыми зубами.

Это было настолько… настолько… вот дракон.

Тики провел по более не скрытым плавниками бедрам раскрытой ладонью, задевая влажную плоть кончиками пальцев, и хмыкнул:

— Дай угадаю, у вас же и для этих плавничков какой-то обряд есть, да?

Девушка коротко рассмеялась, жмурясь и отпуская его. Вытянулась, выгнулась, устроилась рядом с ним и легкомысленно поведала, лениво растягивая слова:

— Мы их сжигаем в храмах.

Мужчина вскинул брови, приподнимаясь на локте, и рассеянно улыбнулся.

— А зачем?

Шальная ведьма порозовела — то ли от внезапно накатившего на нее смущения, то ли от удовольствия — и, отбросив со лба растрепавшиеся волосы, заложила руки за голову.

— Мы верим, что чешуя с этих плавников, самая чистая и невинная, — сказала она негромко — и залилась румянцем по шею, — со временем становится жемчугом.

И столько ласки было в ее словах, словно это действительно было так. Ее лицо из хитрого вновь стало нежным, тонким и светлым — таким, каким было почти всегда, стоило только ей заговорить о своей культуре и родине.

Микк ласково скользнул кончиками пальцев по ее груди и пощекотал сосок — просто так, почти даже не обращая на это внимания, на секунду погружаясь в задумчивость и вспоминая вдруг все эти легенды о русалках.

— Так вот почему жемчужница на самом деле, да? — озарило его наконец. А сколько на суше сказок об этом сложено! Но у сирен, видно, все иначе…

Алана согласно кивнула.

И, видимо, у сирен все это и было правдой.

Тики осторожно взял тонкие волнистые плавнички, встряхивая их и под смущённый взгляд девушки наблюдая, как серебрятся они в свете луны, и аккуратно положил на прикроватную тумбочку, любуясь румянцем на щеках русалки с несколько секунд и все же вновь припадая к её губам.

Всё-таки, теперь она была его женой (осталось только уважить уже планирующую пышное венчание мать), и никто не смел ему запретить наслаждаться Аланой столько, сколько вздумается, не так ли?

Ни Линк, ни Мариан, ни даже сам океан.

Мог ли Тики вообще подумать тогда, когда только столкнулся с наивной на вид и безбожно прекрасной русалкой, словно сошедшей с гравюр, что сейчас будет целовать её и гладить по хвосту, вызывая мелкую дрожь и судорожные стоны? Мог ли Тики представить, что Алана, сказавшая, что он сияет слишком ярко для неё, что ей невозможно взглянуть на него, что он буквально сжигает её своей душой, сейчас будет так трепетно ластиться к нему и сверкать глазами на каждое его движение?

Мог ли Тики мечтать, что после того, как она потеряла свои пышные развесистые плавники, напоминавшие ему паруса любимой Марианны, у него вообще будет возможность прикоснуться к ней?

Конечно же, не мог.

Но именно так всё и было.

Они целовались и ласкались до самого утра, когда небо, на которое ещё не выкатилось солнце, на востоке окрасилось розоватые цвета и когда с улицы ветер донёс первые разговоры торговцев и крестьян. Алана, умудрившаяся вновь окольцевать его хвостом и оправдавшаяся тем, что так ей нравится больше, в итоге прикорнула у Тики на плече, и не было в её лице больше той бледной муки, какая иногда проскальзывала в нежных чертах. Словно бы сегодня ночью вместе с плавниками растворились и её последние переживания, горестные тяжёлые мысли и воспоминания. И если это было так, то Микк был бы счастлив.