Жена на продажу, таверна на сдачу

Сливки загустели. Из комковатой и неоднородной глазурь сделалась гладкой, ровной, густой. Шоколадный запах наполнил кухню и лился из раскрытых окон на улицу, и отведать королевских чудо-пирогов было хоть отбавляй.

Горячую глазурь я сняла с огня и перенесла на стол.

Там меня уже поджидало масло, которое я и добавила в глазурь, яростно ее намешивая.

— О, какой необычный крем! — верещали поварята.

Они в жизни своей не видывали шоколада и потому пробовали с любопытством и с удовольствием.

Когда поспели бисквиты, любопытной публики было хоть отбавляй. Я осторожно снимала с бисквитов формы и смотрела, хорошо ли они поднялись и равномерно ли пропеклись.

Но, кажется, все было в порядке.

Запах шоколадной выпечки был такой густой и сильный, что заглянувший ко мне Торонтон ворчал, что будет брать деньги с любопытных, вынюхавших все ароматы.

Оставив пышные, высокие бисквиты остывать, я занялась финальным штрихом: коньячной пропиткой.

Она готовится очень просто, на небольшом огне из сахара и воды.

Когда сироп закипает, в него добавляют совсем немного коньяка, для запаха.

К тому времени в каждом нашем окне торчали головы любопытных, и Торонтон умаялся их отгонять.

— Предложите им королевского вина, Торонтон, — сказала я, протягивая ему початую бутылку коньяка. — Только осторожно, оно очень крепкое! Наливайте совсем по чуть-чуть.

— Крепкое? — удивленно произнес эльф, принюхиваясь к коньяку. — А пахнет, словно настойка из цветов и ягод…

— Оно сшибет с ног любого из ваших посетителей, — уверила его я. — Ну, вперед!

Торонтон послушался.

Я аккуратно разрезала бисквиты, придав им правильную форму, срезав корку, выгнувшуюся горбом. Пропитала каждый из коржей пропиткой с коньяком, полила шоколадной глазурью.

Вишенкой на торте в буквальном смысле этого слова были свежие, не по сезону, ягоды, голубика и малина, и листочки свежей мяты, которыми я украсила торт.

Обрезки бисквитов с удовольствием съели усталые поварята, макая их в остатки шоколадной глазури и перемазавшись до ушей.

К моменту, когда настало время резать торт и продавать его по кусочкам, во двор таверны влетела целая кавалькада, и впереди всех — Катарина, злая и растрепанная.

Видно было, что она толком не успела собраться. Не покрыла волосы, и они растрепались, рассыпавшись растрепанными прядями по плечам. Платье ее, богатое, темно-зеленое, бархатное, покрылось пылью, потому что сюда она мчалась так быстро, что собрала всю пыль с улиц эльфийского города.

— Как ты посмела! — проорала она, пыльным клубком свалившись с седла.

— Посмела что?

Я встретила ее на пороге таверны. Одетая в простое платье, в фартуке и чепце, скрывающем волосы.

Но собранная, не растрепанная, чистая.

— Ты… ты…

Палец Катарины, нацеленный мне в лицо, дрожал.

— Что за королевские пироги ты продаешь?! Кто дал тебе право?!

— Так это право дали мне вы, — ответила я высокомерно. — Разве нет?

Катарина подлетела ко мне.

— Что это такое, а! — шипела она злобно. — Чернь кричит на каждом углу о том, что это они выбирают для нашей свадьбы торты!

— Но вы же хотите самый лучший и самый вкусный, не так ли?

— Я не хочу, чтобы кто попало распоряжался, что попадет на мой праздничный торт, ясно?!

Катарину трясло от ярости.

— Принц Феланор не высказал никакого недовольства, — хладнокровно ответила я.

А тут и сам Феланор подоспел.

Я чуть руками не всплеснула, увидев его.

Одежды на нем были светлые, но глаза темны. И плащ, изящно перекинутый через руку, тоже черен, хоть и ушит золотом. Феланор все сильнее темнел, о, ужас.

— Что за крик? — спросил он.

И голос его был неприятен, зловещ.

— Она, она!.. — твердила Катарина, тыча в мою сторону пальцем.

— Я готовлю выпечку к вашей свадьбе, принц Феланор, — недрогнувшим голосом произнесла я, хотя душу словно демоны рвали стальными когтями. — Не желаете ли отведать?

Принц не спешил спешиться.

Он смотрел на нас свысока, и видно, что ему невеста была так же безразлична, как и я, незнакомая девушка.

— Пахнет неплохо, — ответил он. — Пожалуй, да.

— Нет! — взвилась Катарина. — А вдруг она отравит тебя, мой принц?! Я не могу этого допустить! Сначала я попробую!

«Ага, — подумала я с сожалением. — Подлить Воду ему не удастся. Ну, еще бы! Она сама его отравила. Теперь же будет следить, чтоб никакое противоядие не попало к нему в питье и еду!»

Но виду не подала.

— Как скажете, — ответила я равнодушно.

Я отрезала ему большой кусок торта, с россыпью ягод на шоколадной глазури, и с мятным листком, и налила коньяка из новой бутылки в хрустальный бокал.

Вынесла ему на серебряном подносике.

Катарина тотчас накинулась на угощение. Трезубой вилкой отломила кусок торта, жадно хлебнула из хрустального бокала.

Коньяк и для нее оказался неожиданностью. Она зафыркала, подавившись алкоголем.

Феланор с удивлением покосился на нее, плюющую и харкающую, словно ей в горло попала мошка.

— Крепкое, — предупредила я его.

Он взял бокал уверенно. И так же уверенно его испил, не задохнувшись, не покривившись.

— Какой знакомый вкус, — удивился он, аккуратно отламывая вилкой кусочек торта.

Я смотрела в его глаза.

На краткое время они стали светлыми, как пруд в лунную ночь.

Он смотрел на меня, ел мою выпечку и улыбался, мягко и нежно, словно припомнил, и кто я, и что я значу в его жизни.

— Отрава! Отрава! — кричала Катарина.

— А мне нравится, — тихо произнес Феланор, вглядываясь в мои глаза.

На миг мне показалось, что он вспомнил.

Ну, точно, вспомнил!

— Как вкусно, — тихо-тихо произнес он. — Ты снова удивила меня. Ты правда потрясающе готовишь. У тебя талант, Адель.

Но тут налетела Катарина и ударом вышибла бокал у него из руки.

— Не пей это! — вскричала она. — Феланор, она отравит тебя!

Он удивленно моргнул, и глаза его снова сделались темными, пустыми, неживыми.

— Да о чем ты говоришь, — отмахнулся он от нее. — Просто вкусное питье.