Жена нелегала

Но Джули ничего сказать не могла. Даже головой покачать не сумела. Она уже даже и не слышала, что еще говорила ей тетка.

Потому что небо упало на землю.

Часть 3. Киев, 1995

1

Они уже довольно долго кружили по неотличимым друг от друга кварталам Оболони, киевского варианта московских Черемушек, когда Миша вдруг вцепился Данилину в руку и зашипел: «Вот он, смотри!» Данилин резко обернулся: его глаза скользнули по одной мужской фигуре, по другой… Все тоже какие-то одинаковые, как дома вокруг, серые, невзрачные, в мешковатых плащах… «Вот этот, этот, точно это он!» — Миша указывал теперь пальцем на одну из фигур на тротуаре. Водитель Коля притормозил. «Иди, с богом!» — Миша вытолкнул колебавшегося Данилина из машины.

Человек в черной старой шляпе, в темном плаще, с лицом, наполовину закрытым шарфом, — как мог Миша его узнать? «Сейчас будут обознатушки-перепрятушки», — подумал Данилин, но все-таки решительно прибавил шагу, догнал человека в плаще, громко позвал: «Юра!» Человек продолжал движение, ни на секунду не сбившись с шагу. Хотя как можно не услышать, когда тебе орут практически в затылок? Может, пан глуховат? Тогда Данилин обогнал его, перегородил дорогу и закричал: «Юра, мне очень нужно с вами переговорить, это очень важно!» Несколько прохожих — женщина с ребенком в коляске, старуха с авоськами, шарахнулись прочь от данилинского крика, чуть друг с другом не столкнувшись, но ничто не дрогнуло в лице предполагаемого Юрия. По глазам и торчавшему над шарфом носу Данилин не мог понять, с кем он разговаривает. Как и большинство, он не умел узнавать людей по отдельным чертам лица. Кроме того, человек никогда до конца не похож на свою фотографию, тем более пятнадцатилетней давности.

Человек в плаще равнодушно посмотрел на Данилина, сказал тихо и как-то по-машинному, точно робот: «Вы помылылися». После чего как-то очень механически сделал два шага вправо, обогнул тем самым Данилина и продолжил движение вперед — равномерно и невозмутимо. «Это не он, наверно, Миша ошибся», — подумал Данилин, но решил все-таки довести эксперимент до конца. Снова обогнал человека в плаще, снова преградил ему путь. Сказал:

— Юрий, я знаю, это вы. Я привез вам привет из Англии. От Джули и вашей дочки Шанталь. Они ужасно по вам скучают, не могут забыть.

Но опять ничего не дрогнуло в закутанном лице. «Вы щось плутаетэ», — сказал человек. И попытался вновь обогнуть Данилина и продолжить путь. Но Данилина уже понесло — какая теперь разница, надо идти до конца!

— Юра, Карл, я точно знаю, что это вы! Бессмысленно отпираться. Ну что с вами станет, если вы меня выслушаете, три минуты времени потеряете. А потом пойдете по своим делам.

— Да шо вы ко мне причепились? Я ж говорю вам, вы ошиблись. Обознались! Не знаю никакого Юрия! Понятия не имею, Карл еще какой-то… Дайте пройти, я спешу.

Данилин быстро достал из кармана несколько фотографий.

— Вот, неужели не хотите краешком глаза взглянуть на Джули и Шанталь? Это свежие снимки.

Несколько секунд человек вел себя странно: вроде бы и смотрел на фото и вроде бы их не видел. Потом вдруг резким движением взял снимки. Поднес к глазам. Достал очки из внутреннего кармана. При этом бормотал: «Ничего не понимаю, какие-то фотографии…» Затем принялся внимательно их разглядывать, уже в очках. Данилин впился в его лицо, стараясь не пропустить реакцию. Но не тут-то было. Не было никакой реакции. Ничто там не дрогнуло. Человек в плаще изучал снимки совершенно равнодушно. Но внимательно.

Потом сказал:

«Не. Никогда не видал таких женщин. Я ж говорю: помылылися».

И протянул фотографии назад Данилину. А тот вдруг сказал:

— А вы оставьте их себе.

— Зачем?

— Ну так… красивые женщины… англичанки… вам же скучно, наверно, на пенсии.

Человек стоял какую-то секунду в нерешительности, все еще протягивая снимки Данилину, потом пожал плечами, бормоча: «Дурниця якась, но штоб ты отчепился тильки». Решительно засунул фото во внутренний карман плаща. После чего, не глядя на посторонившегося Данилина, невозмутимо проследовал дальше.

Данилин вернулся в машину. «Ну что, что?» — Миша аж на сиденье привскакивал от нетерпения. «Ошибся ты, Михаил, по-моему, вот что. Помылылися». — «Ничего я не ошибся! У меня зрительная память отличная! И я его, голубчика, за эти дни изучил, и походку его, и все остальное! Точно говорю тебе: он!» — «Да, но сам-то он это отрицает. Говорит: вы плутаетэ». — «А чего ж он тогда снимки-то взял, а?» — «Ну так, скучно ему вроде на пенсии. Будет красивых англичанок изучать». — «Ну да, конечно, держит нас за дурачков…» — «Может, и держит, — отвечал Данилин. — Но только знаешь что? Вообще-то, он как-то правдоподобно больно выглядит… и звучит. Такой взгляд… туповатый, и вообще. Похоже, не шибко грамотный товарищ… Какие там иностранные языки, какие нелегалы, так, житомирский райотдел, в лучшем случае…»

По дороге в гостиницу Миша продолжал доказывать Данилину, что никакой ошибки быть не могло. «Если бы ты видел выражение его лица…» — спорил Данилин. Но Миша талдычил свое: «Может, дурят нас, может, еще что, но только это он, герой наш, зуб даю».

Мишин зуб Данилина совсем не прельщал. И потом — ему не хотелось обижать военного корреспондента после того, как он неожиданно легко согласился продолжить расследование. Щеголял своим бесстрашием. Тот факт, что Данилин пробил-таки ему спецкора, причем со ставкой ближе к верхней планке, тоже, наверно, сыграл свою роль.

Но вообще события развивались стремительно. Как только Данилин вернулся из Англии, на него обрушилась лавина негативной информации. «Эм-Банк» разбушевался, вовсю скупал акции у сотрудников «Вестей». Щелин решился противостоять этой экспансии и тоже вынужден был заняться скупкой. Борьба между двумя игроками взвинчивала цены, многие поддались на приманку. Но, собственно, людей можно было понять: в кои-то веки представилась возможность существенно поправить свое материальное положение. Игорь пытался уговаривать коллектив на собраниях: не спешите! Со временем акции будут стоить еще больше. Дивиденды обещаем платить приличные. И потом, если вы хотите долго еще работать в «Вестях», неужели охота влезать в хомут? Но призывы эти далеко не всем казались убедительными. Короче говоря, атмосфера накалялась.

Щелин недоволен был, что Данилин вернулся, ворчал: «Рано, рано, надо было еще там побыть… я еще не успел тут разрулить… может, уедешь обратно?» Данилин отнекивался. И так на него в родной газете смотрели хмуро и как будто удивленно, что ли. Будто забыли его уже за десять дней отсутствия. Кто это вообще такой? Разве он нам все еще начальник?

Но по крайней мере в личной жизни возникла кратковременная передышка. Ольга была в командировке, в Праге, дожидалась, пока заболевший Гавел достаточно оправится, чтобы дать интервью. Татьяне Данилин звонил из Англии каждый день, и к его возвращению лед вроде бы начал таять. Особенно после того, как он рассказал ей детали произошедших с ним перед отъездом аварий. Правда, каждый день звонила ему и Ольга, она тоже за него испугалась и звучала так ласково, как никогда. В итоге он опять мучительно раздваивался, врал обеим и сам же страдал от этого.

Таню он обнаружил совсем напуганной, а потому, наверно, мягкой, совсем не колючей. Шепотом рассказала, что в квартиру пытались проникнуть какие-то странные электрики и сантехники, о которых в ЖЭКе ничего не знали. В телефонной трубке она слышала странное шуршание, и, наконец, ей стало казаться, что за ней установлена слежка. Настроение портили и странные звонки с пугающим молчанием в телефонной трубке. Вывод ее был таков: надо немедленно отказаться от расследования истории Карла и Джули. Все равно ничего они не узнают толком, а себе наживут неприятности. Ведь они мирные, нормальные люди, им не надо влезать в «тот мир».