Жена нелегала

И вот теперь, захмелев наконец, Щелин вообразил себя чем-то вроде такого Грустного Короля. То ли предателя, то ли спасителя. То ли жертвы обстоятельств.

Он сидел и печально рассуждал о том, что свобода слова в России пока не востребована, никому на фиг не нужна. Так до поры до времени древние народы не понимали пользу прививки от оспы. Конечно, придут другие времена, и все выстроятся в очередь за вакциной, но это не скоро. А пока есть так, как есть, а потому и управленцы газетные требуются совершенно особого типа, которые умеют органично встраиваться в вертикали и горизонтали, элегантно, без натуги угадывать, что нужно власти или хозяину… А профи, вроде Данилина, никому пока не нужны. Грустно, но факт.

Так рассуждал нетрезвый Щелин и почему-то нежно гладил скатерть. Выглядел он при этом вполне абсурдно. И Данилина вдруг охватило неодолимое желание заняться тем же. Вот так они и сидели, пили коньяк и гладили скатерть. Она была на ощупь очень мягкой, шелковистой. Просто класс.

7

Было уже около двух часов ночи, когда Данилин добрался наконец до своей гостиницы и поднялся на второй этаж. Глаза слипались, в голове было пусто. С трудом открыл дверь. И застыл на пороге. Первая мысль была: в чужой номер как-то умудрился вломиться. Вторая, через треть секунды после первой: это Ольга! Опять поджидает его в номере. Третья, еще через полсекунды: нет, эта женщина, сидящая в темноте у окна, совсем не похожа на Ольгу. Боже мой, да это же Джули! С ума окончательно сошла, что ли? И как она исхитрилась в номер-то проникнуть: научилась здорово, видать, русскому искусству взяткодательства…

Но зачем? Что она здесь делает?

— My goodness, Julie, what on earth are you doing here?

— Я не Джули, — тихо сказала женщина по-русски. — Закройте скорее дверь!

Данилин помешкал еще мгновение, но все-таки сделал то, что его просили — закрыл и даже запер на ключ дверь. Хотя в глубине души не был уверен, что поступает правильно. Ведь это, вполне вероятно, какая-то провокация!

Когда он зажег свет, женщина уже переместилась к столу. Теперь он ясно увидел, что это вовсе не Джули. Та могла бы выглядеть так, если бы состарилась лет на восемь-десять. Поседела бы сильнее, пролегли морщинки на лице, появились бы мешки под глазами. Женщина все равно была по-прежнему красива, но возраст постепенно уже побеждал в этой беспощадной, упорной войне… Сходство было все же поразительным. Цвет глаз только другой… У Джули — пронзительно голубой, а у незнакомки какой-то серо-зеленый, что ли…

— Что смотрите так?

— Вы так похожи на… на…

— На Джули? Ну естественно, я на нее похожа! Вернее, она на меня. Иначе и быть не могло.

— В каком смысле?

— Потом поймете. Когда я вам все расскажу. Только нам с вами сначала надо договориться об условиях…

— Погодите! Это у меня для начала есть условие. Объясните, пожалуйста, кто вы такая и как попали в этот номер.

— Ну, попасть в гостиничный номер для упертого человека вообще никакая не проблема. А зовут меня Елизавета. Лиза. Нечепайко. Впрочем, у меня много было в жизни фамилий. Если наш разговор пройдет удовлетворительно, вы узнаете ту из них, которая вас особенно заинтересует.

— Загадками говорите.

Данилин уселся на стул напротив непрошеной гостьи, сложил руки на груди… А сам лихорадочно соображал: может, все-таки вызвать администрацию? Или милицию? Правильно он себя ведет или совершает наивную ошибку, вступая в переговоры с незнакомкой?

Тут Лиза вдруг переменила позу, тряхнула копной по-прежнему густых и красивых волос. В ее глазах что-то сверкнуло. Она поставила локти на стол, сложила руки и уперлась подбородком в ладони. Слегка наклонила голову и теперь смотрела на Данилина под углом, сбоку, и грустно, краешками губ, улыбалась при этом.

— Вы, я вижу, встревожены и не знаете, как себя вести, — заговорила она мягким, обволакивающим голосом. — Не волнуйтесь, опасности нет. Я — жена, гражданская жена Юрия. Он же Карл. Извините, что я пришла к вам таким вот странным, неприличным образом. Но поверьте, другого выхода просто нет.

И в ее глазах опять что-то блеснуло.

— Может быть, дать вам воды? — спросил Данилин.

Она кивнула. Тоже как-то по-особому, благодарно, проникновенно, будто он предложил ей лекарство, спасающее от тяжелой болезни.

Она жадно пила, а у Данилина даже в груди заныло, так стало вдруг ее жаль. Но он взял себя в руки — нельзя так легко поддаваться чарам. Ведь не такой он идиот, чтобы не видеть, что происходит. Эта женщина кажется очень искренней, но недаром он семь лет прожил с актрисой…

— Вы уже поняли, что человек, встретивший вас в аэропорту, не Юра? Что это — двойник? — спросила она.

— Кажется, понял… хотя, скажу вам честно, чем дальше в лес, тем больше дров и тем меньше я понимаю, что происходит. К тому же у меня голова сейчас занята — неприятности на работе… И я очень жалею, что вообще в эту историю ввязался.

— Жалеете вы правильно. Это не предмет для журналистского расследования. Но раз уж вы здесь и я здесь, прошу вас выполнить совсем другую функцию — переводчика. Мне надо срочно поговорить с Джули. А мой разговорный английский оставляет желать лучшего. Не адекватен задаче. Мое главное условие — вы ни слова из того, что услышите сегодня, не напечатаете в газете. Это не тот материал…

— А вы не боитесь здесь разговаривать? — Данилин обвел рукой гостиничный номер.

Лиза пренебрежительно пожала плечами.

— Здесь стоят два «жучка». Один московский, другой местной Безпеки. И очень хорошо. Будут две записи существовать. Которые не так просто потом будет взять и стереть. Дополнительный ограничитель для сторонников жестких мер. То есть им придется, если что, избавляться от меня, от вас, от Джули, да еще обеспечить уничтожение двух записей в двух разных архивах. И кто-то должен будет взять на себя за это все ответственность. Подписать распоряжение. Рискуя при этом осложнить отношения с украинцами. И нарушить официальные договоренности СНГ. И разъярить Ельцина. Задача усложняется многократно… Знаете, почему ГКЧП провалился? По единственной причине — никто из членов хунты не решился подписать письменный приказ о штурме Белого дома…

— Ну уж, только поэтому..

— Уверяю вас! Карпухин требовал формального приказа, без него действовать отказывался. А два года спустя, в девяносто третьем, Ельцин такой приказ подписал — вот и все отличие…

— Но в нашем случае, надеюсь, никаких штурмов не ожидается?

— Кто знает… Мне кажется, кое-кому нужно убедиться, что все это не попадет в прессу. Пока мы с вами судачим — это так, сплетни, частные разговоры. Другое дело — публикация в солидной газете. Поэтому важно, чтобы вы прямо сейчас поклялись, что писать об этом не будете.

И Лиза сделала круглые глаза; Данилин понял это так, что надо в любом случае обещать — для прослушки хотя бы.

— Ну хорошо… Обещаю. Клянусь. Перед лицом партии «Наш дом — Россия». И своих отсутствующих товарищей…

— Не ерничайте! — Лиза явно встревожилась.

Данилин понял, что перебрал:

— Ладно-ладно… Серьезно. Обещаю. Даю слово. Клянусь честью рода Данилиных. И вы даже не представляете, какое для меня облегчение — дать такое обещание… Не до того мне сейчас. Так что не буду я об этом писать, не буду! — Данилин повысил голос и, привстав, прокричал последнюю фразу прямо в люстру. Он слыхал, что именно туда часто ставят микрофоны. Лиза поморщилась: не надо перебарщивать.