Жена нелегала

— Нет, но не уверен, что мне кусок сейчас в горло полезет.

— Еще как полезет! Давай приезжай, как выпьешь горилки, расслабишься, сразу и аппетит появится. Здесь очень уютно, и отлично кормят. И компания интересная.

Почувствовав, что Данилин колеблется, Щелин усилил нажим.

— Давай-давай, не раздумывай, я сейчас за тобой машину пришлю.

— Нет, Сережа, послушай, я правда ни есть, ни пить — ничего не хочу, только спать. И, честно говоря, общество незнакомых людей мне сейчас совсем не нужно.

— Компания скоро рассосется.

— Нет, Сережа, правда, нет…

Тон Щелина вдруг переменился. Он сказал как-то даже резко:

— Нам с тобой надо срочно поговорить. Кое-что обсудить крайне важное. И другого времени может и не быть. Я же завтра чуть свет в Москву улетаю. И вообще — машина за тобой уже вышла, собирайся.

Данилин хотел еще что-то возразить, но Щелин уже повесил трубку. Важное, видите ли, срочное. «Наверняка же опять неприятность, гадость какая-нибудь очередная…» — думал Данилин.

И оказался прав.

6

Щелин сидел в глубокой нише в ВИП-зоне, за большим столом, который был весь уставлен всякими закусками, пирожками, салатами.

— Слушай, тут у нас такие баклажаны с грецкими орехами и чесноком, улет!

— Не баклажаны, а синенькие, — поправил Щелина высоченный лысый дяденька, сидевший по правую руку от него.

— Что в имени тебе моем… Как ни называй, а главное — пальцы не проглотить, так вкусно!

«Вот этого мне только не хватало сейчас — разговоров на уровне отрывающихся в командировке снабженцев, — думал Данилин. — И особенно хороши на этом фоне отдельные вставки из Шекспира — для вящего абсурда».

Высокий и лысый оказался неким высокопоставленным представителем местной Безпеки — службы безопасности. Впрочем, вскоре после появления Данилина он начал озабоченно посматривать на часы.

— Ну что там? — спросил Щелин, как только лысый откланялся.

— Джули не верит, что Карл настоящий. Думает, что это самозванец. Двойник.

— Бред какой-то! Какой в этом смысл? Зачем это кому-то могло понадобиться? Я думаю, женщина перенервничала после истории с могилой этой. И вообще, столько лет прошло, и она жила все эти годы одержимая одной мыслью, одним этим образом — того Карла, которого она любила в молодости. И теперь, когда она видит его другим, постаревшим, больным и выцветшим, она отказывается его признать. Психологически объяснимо.

— Но как бы то ни было, если она не убеждена, то мы тем более не можем ни в чем быть уверены.

Щелин вздохнул, поковырял вилкой в синеньком-баклажане и сказал:

— Видишь ли, Алеша, редколлегия приняла решение напечатать очерк о Джули и Карле и об их встрече в Киеве в завтрашнем номере.

Данилин поперхнулся. Закашлялся. И закричал:

— Что? Не может быть! Они с ума там сошли?

— Тише, тише, на нас все смотрят… Ну, посуди сам: теперь, когда новость прошла по местному телевидению и уже идет работа над большим телеочерком, когда и в английских газетах на днях может что-то об этом появиться, откладывать никак невозможно.

— Но это же вранье! Карл, вполне возможно, никакой не Карл! Что же мы будем писать? И это делается без согласования с главным редактором, даже просто без его ведома! Сергей, объясни мне, что происходит!

— Извини, не успел тебе сказать. Но события разворачивались так быстро…

— Когда было принято это решение?

— Совсем недавно. Я, по крайней мере, узнал об этом меньше часа назад.

«Врешь!» — хотелось закричать Данилину. Кровь прилила к голове, в глазах потемнело от ярости. Он с трудом удерживался от того, чтобы не кинуться на Щелина с кулаками.

— Извини, я должен тебя покинуть. Немедленно иду звонить Игорю. Я не допущу этой публикации!

Данилин резко встал, хотел выйти из-за стола. Щелин схватил его за руку.

— Прости, что так неудачно получилось… никто не хотел тебя обидеть или унизить… но… так сложилось…

— Что за чушь! Что значит — так сложилось? И кто же автор статьи?

— Филатов и Янышевский, знаешь, парень из Интерфакса, который нам иногда отсюда пишет.

— Бред! Миша даже не присутствовал в аэропорту!

— Янышевский присутствовал, он даже снимки сделал.

— И что же они там говорят, в этом материале? То же самое, конечно, что по местному ящику? Без тени сомнения утверждают, что Карл, он же Юрий, встретился со своей английской семьей? И нюни вокруг этого разводят? Ах как трогательно! И, конечно, ни слова про странную могилу в Красноярске. Слушай, а может, это генерал Трошин организовал такую публикацию, а? Да, точно, тогда все становится на свои места…

— Алеша, это чистая паранойя! Все гораздо проще. Игорю, как и многим в редакции, эта история надоела, и они хотят закрыть эту тему как можно скорей. И они злы на тебя за то, что ты, как им кажется, из-за нее забросил газету.

— Тебе ли об этом говорить, Сергей? Разве не ты меня уговаривал уехать сначала в Англию, а потом сюда, в Киев? Не ты ли меня увозил во Внуково рано утром?

— Ну, разумеется, я! И я, конечно же, Игорю это все изложил. Но он говорит: это не имеет значения. И потом, если у нас главный редактор — уголовник, то он для нас больше не главный редактор.

— Он так сказал?

— Слово в слово! Я тебя прошу: не надо ему звонить. Он откажется с тобой разговаривать или наговорит таких гадостей, что между вами все будет кончено навсегда. Поэтому я ему сказал, что буду посредником между вами. Ведь нам надо еще найти решение.

— Какое, к дьяволу, решение? Я соберу завтра же редколлегию…

— Нет, Алеша, не соберешь. Как только ты появишься в Москве, тебя арестуют и отправят в Бутырку. В камеру с пятнадцатью уголовниками.

— А что, разве уже…

— Да, я не хотел тебе говорить, чтобы не испортить настроения раньше времени. Но мне не удалось остановить Бережного. Ордер подписан.

Данилин снова сел за стол. Налил себе фужер коньяка и залпом выпил.

— Вот правильно, молодец, — сказал Щелин. — И еще я тебе должен сказать… Пока меня не было, Бережный пришел на редколлегию и там выступил. Я, как и ты, считаю, что это было совершеннейшим идиотизмом. Если бы я знал, я бы этого ни за что не допустил. Но без меня Игорь принял такое решение, и редколлегия его поддержала. Бережный выступил так, что почти все теперь убеждены, что ты на самом деле сообщник Леонова.