Жена нелегала

— Ну так объясни людям все это! Почему они не знают твоей точки зрения?

— Я им много раз объяснял, что нужно искать новую нишу, новый облик. Намекал как мог. Готовил их. Насчет англичан не мог объявить — пока переговоры не завершены, не имел права. А откровеннее про «вечерку» — да, надо было, наверно, но утонули бы в дебатах, только конкурентам потенциальным идею бы подали… Вон, я слышал, люди, близкие к Лужкову, и так о чем-то похожем подумывают, только четко сформулировать пока не могут.

— Ну а так ты потонешь просто так — без всяких дебатов, — сказала Татьяна.

— Ну хорошо, что вы конкретно предлагаете?

— Звони немедленно в Москву и требуй переноса собрания на завтра. А завтра все изложишь, красноречиво, как ты умеешь… Даже если ты не убедишь их, по крайней мере попытаешься. Будешь знать, что сделал все, что мог.

— Кому звонить конкретно? Председателю Совета директоров? Так это Щелин. Он мне помогать не будет… Заместителю? Так это я. Секретарю совета? Ирочке Безродовой? Смешно! Гонцову?

— Да, а что же твой защитник Щелин?

— Сообщил грустную весть, что проект перестройки газеты откладывается на неопределенное время, равно как и контракт с англичанами. А мне посоветовал уйти из главных и уехать собкором в Англию. Как раз там корпункт сейчас пустует. А то, говорит, что-то правоохранительные органы на тебя так взъелись, так взъелись… Следователь Бережный приходил на редколлегию и всем рассказал, что меня вот-вот арестуют, обвинят в соучастии в убийстве. Говорил: очень сильные доказательства собраны. Какие конкретно — до суда не имею права сказать. А теперь, кажется, уже и ордер на мой арест подписан. Так что до редакции из аэропорта могу просто не доехать.

— Не может быть! — воскликнула Татьяна.

— Может, еще как может! И ты, дорогая женушка, внесла вклад в эту ситуацию, сама знаешь какой…

Ольга немедленно подозрительно уставилась на Таню, и Данилин понял, что еще чуть-чуть, и хрупкий союз будет разрушен. Но не мог же он, в самом деле, объявить вслух, что Татьяна наняла Леонова в качестве частного детектива — выяснить, не изменяет ли ей муж. И тот выяснил, надо думать… Данилин сказал примирительно:

— Впрочем, не это, так что-нибудь другое нашли бы. Скажи спасибо, что в работе на английскую разведку не обвиняют или в педофилии…

— Типун тебе на язык! — воскликнула Татьяна.

— А что, с них станется! Совершенно даже запросто. Потом Щелин говорит, что это они, вообще-то, гуманно со мной обходятся. Могли бы просто заказать, и все. Гораздо дешевле, и куда менее хлопотно. Намекал, что каким-то образом меня от такого варианта спас… Ну, из этого как-то без слов вытекало, что если буду упрямиться, то к нему, этому варианту, могут вернуться…

— Врал твой Щелин! Никогда не поверю, что «Эм-Банк» этим будет заниматься! Чем угодно еще, может быть, но не заказными убийствами! — сказала Ольга.

— А чем угодно еще — это тоже много! Вот мы думали, что все эти наезды на меня КГБ, ФСК, или как их там зовут теперь, устраивали. Из-за письма. Из-за Джули. А судя по всему, вовсе нет. Все поменялось в этом мире. Теперь, наоборот, контрразведку используют как прикрытие. Но суть не изменилась, и методы тоже…

— Ну и кто, по-твоему, это был? — спросила Таня.

— Кто же все это организовывал? — в унисон поинтересовалась Ольга.

Получился хор. Данилин удовлетворенно кивнул. Ему нравилось быть дирижером.

— Судя по всему — служба безопасности «Эм-Банка». Ведь респектабельные директора в детали не вникают. Они говорят своей СБ — надо бы помочь решить такую-то проблему. А те уже сами выбирают методы. И работают там бывшие офицеры спецслужб, со связями великолепными среди офицеров действующих, которых они, конечно, в эти голодные времена подкармливают. И организуется слежка, и давление, и угрозы, и даже автокатастрофы — не смертельные, а такие, чтобы напугать как следует. И так далее, и тому подобное. Логично?

— Значит, ты сдаешься без боя?

— Вы же меня знаете: когда я все это услышал, первый порыв был: драться, не задумываясь о последствиях. Но потом остыл и понял, что не вижу шансов на победу. Их ровно ноль. Есть другие люди, которые сражаются до конца в любом случае, не рассуждая. Таких уважаю, но я другой. Мне логику подавай. Вон Игорь Голембиовский в «Известиях» — и боец без страха и упрека, и лидер, и уважаемый человек. И по жизни — везунок необыкновенный. Ну и посмотрите, что происходит с этой уважаемой газетой? Что толку от его бойцовских качеств? Нет, если бой проигран, надо вовремя отступить, попытаться перегруппироваться и, если представится шанс, атаковать снова. А погибать просто так на дзоте… Героя не дадут.

— Да не обманывай ты себя и нас заодно! Ничего ты не перегруппируешься! Если ты сейчас отступишь, то навсегда, и если уедешь в Англию, то это тоже навсегда! — Оля злилась, и опять Данилину хотелось ей сказать: не злись, тебе ужасно не идет!

Но вместо этого он произнес следующее:

— Девочки! Ой, нет, неправильное обращение… Женщины! Гражданки! Панове! Я очень тронут, что вы вдвоем сквозь непогоду и другие обстоятельства трогательно примчались сюда побуждать меня к активной жизненной позиции. Но поверьте, всякие действия запоздали и ничего уже не дадут. Будет только хуже. Можете меня презирать…

— Будем, обязательно будем! — воскликнула Таня.

— Можете презирать, но я уже все решил. Я ухожу.

— А со мной даже не посоветовался, — сказала Татьяна и отвернулась.

— Признайся честно, просто тебе в твою любимую Англию охота! — выпалила Ольга.

«А в подтексте: уедешь с ней. Но без меня», — подумал Данилин.

А вслух сказал:

— Ну да. Охота. Всегда мне туда хотелось. Но это все же совсем не первопричина. И вот что еще: у меня есть долг чести. И я его должен отдать. Помочь довести одно дело хоть до какого-то логического конца.

— Опять он со своей англичанкой возится, — сказала Ольга. — Вот из-за нее-то все и пошло прахом. А я предупреждала…

— Да, не чересчур ли ты, Леша, в самом деле… Не перебарщиваешь ли? — присоединилась и Таня.

Теперь обе воззрились на Данилина подозрительно. Таня спросила:

— Ты что, увлекся? Она же старше тебя… на шесть лет!

— Перестаньте ревновать! Это просто нелепо и смешно! Да, увлекся. Очень увлекся. Только совсем не в том смысле, который вы в это вкладываете. В общем, извините, но я вас должен покинуть. Думаю, что на час или два, не больше. Подождете меня? Вот вам ключ от номера.