Жена в лотерею

— Простите меня, пожалуйста, госпожа Цици, простите! Я сейчас наговорю, но я больше не могу молчать! — рыдала женщина, утирая глаза передником. — В последнее время вы такая милая и добрая, но вы можете обращаться со мной так же жестоко, как и раньше! А по истечении срока я никуда от вас не уйду… Буду работать забесплатно, обещаю. Только прошу вас, умоляю, пожалейте мою сестренку Бирту и ее доченьку Гарби! Курт очень переживает, но ничего не может сделать, а вы ведь знаете, что я… Люблю его! Я до сих пор его люблю… Сердце болит за них троих, мочи нет!

Ее зовут Маша, она любит Сашу, а Саша Ирину и только ее, блин.

Ничего непонятно, но очень интересно.

Поначалу я абсолютно не поняла, при чем здесь Курт, которого, оказывается, любит Колла. И кто он вообще такой. Но затем, путем наводящих вопросов мне удалось выяснить у Коллы все.

История оказалась очень печальная, в духе крепостного права.

Колла и этот самый Крут, который был конюхом Цици, полюбили друг друга и попросили у своей госпожи разрешения пожениться. Однако, жестокосердная Нутелла, судя по всему, не захотела терять камеристку, потому запретила это брак. А чтобы та и думать забыла о замужестве, велела Курту жениться на родной сестре Коллы — Бирте, которая, опять же, тоже работала у Нутеллы. Колла не возненавидела сестру, наоборот, у них были теплые сестринские отношения. И когда у Курта и Бирты родилась дочка, Гарби, то полюбила ее всем сердцем.

В общем, Колла любила всех троих. И страдала, понятное дело…

Теперь я знала, почему моя камеристка меня, мягко говоря, недолюбливала. Теперь я ее понимала. И тоже возненавидела бывшую хозяйку тела, в котором сейчас находилась.

Это же надо, так играться людскими судьбами… Как жаль, что я была не в силах это исправить. Поэтому сделала все, что могла.

— Прости меня за этот жестокий и эгоистичный поступок, Колла, — искренне сказала я. — Я сожалею о нем. Знаешь, порой человеку кажется, что он будет любить другого человека вечно… Но и такая любовь тоже проходит. Когда-нибудь ты перестанешь испытывать сильные чувства к Курту и полюбишь другого человека. И я обещаю, что тогда не буду препятствовать вашему браку. А первая буду гулять на вашей свадьбе.

— Благодарю вас! Благодарю вас, госпожа! — прошептала служанка, и залилась слезами пуще прежнего.

А на следующий день у маленькой Гарби появился чудесный пушистый мишка цвета малинового пломбира. Я сама принесла его в небогатый дом сестры Коллы. Брита даже разрешила мне самой положить его в колыбельку.

С тех пор мара отстала от этой семьи. А у меня появилась благодарная и верная камеристка, которая делала мне просто умопомрачительные прически. При этом обращалась Колла с моими волосами так бережно, что я только диву давалась. Мало того, в Трентоне она стала моими глазами и ушами. Именно Колла рассказала, что шаманка гоняет чаи на кухне и любит позлословить на мой счет. И что остальные слуги эти разговоры не поддерживают.

Искренне не понимаю, что двигало Чантэль Рутланд, когда она привела эту во всех отношениях неприятную женщину в свой дом. Лично я бы выгнала ее прямо сейчас.

Но против воли погибшей жены Теодора и матери Брианны я, разумеется, идти не могла.

Мишка, которого мы с Брианной почти доделали Сеоны и Дерила, был раз эдак в десять больше того розового. Из тех, которые вместе с тысяче одной розой дарят девушке, а она потом выкладывает фотки в соцсетях.

Ну, я рассудила, что, раз свадебный подарок, то подарок — основательный такой. Крупный.

Брианна как раз дошивала для него красный атласный бант, а я с помощью своей «мишечной» магии делала красные сердечки на лапах. Мы болтали и смеялись, но в какой-то момент я снова с грустью поймала себя на мысли о том, что жалею, что Бри не моя дочка.

За работой время пролетело незаметно. А после обеда наш красавец был готов!

Главное, чем он был замечателен, так это, конечно же, размерами! Топтыгин вышел больше человеческого роста, то есть просто огромный, уютный, белый-пребелый. Именно на этом снежно-белом так здорово и контрастно смотрелся ярко-красный бант!

Теодор помог с упаковкой, предоставив необычную прозрачную ткань, чем-то похожую на полиэтиленовую пленку из нашего мира. После чего мы отправили медведя прямиком Сеоне Бравис домой.

Успели аккурат перед венчанием!

А на следующий день Сеона и Дерил явились в Трентон, чтобы рассыпаться в восторгах и благодарностях. Я опасалась, что все это окажется ошибкой и медведь не сможет защитить девушку от ночных кошмаров, насылаемых марой… Но боялась я зря.

Белоснежный медведь с красным бантом дал ей свою защиту. И это было здорово — осознавать, что я смогла помочь этим добрым молодым людям. Но, пожалуй, еще приятнее мне было ловить на себе внимательный взгляд мужа. Да, он теперь смотрел на меня как-то по-новому. В золотисто-карих глазах вспыхивали теплые искры.

Я грелась в этом взгляде… И с замиранием сердца ждала его в своей спальне… Почему он не приходил?

Кстати, невзирая на то, что я категорически отказывалась от платы за медведя, Сеона все-таки мне ее вручила — красивый золотой медальон в форме сердца.

— Не обижайте меня отказом, миледи, — тихо сказала девушка. — Вы не представляете, как мне было тяжко каждый раз засыпать в страхе очутиться этом бесконечном лабиринте кошмаров.

В отличие от первой встречи, она выглядела такой радостной и румяной, такой оживленной. Я не смогла отказать и взяла медальон.

Когда наши гости ушли, Теодор учтиво попросил разрешения посмотреть вещицу и объявил, что этот медальон — старинная работа одного известного ювелира.

В его голосе послышалось уважение. И подозреваю я, это уважение было в первую очередь не к ювелиру, а ко мне. Впрочем, может, я и ошибалась. Если честно, мне хотелось в этом ошибаться.

С той самой поры в городе и пошла слава о моих медведях. И в Трентон зачастили посетители. Среди них я часто видела людей со своей свадьбы. Да, тех самых гостей, которые на моей свадьбе глядели на меня с презрением, неприятием и даже издевкой.

Но теперь от всего этого не осталось и следа. Все в городе спешили обзавестись чудесными медведями «от Рутланд». Даже те, к кому мара еще не являлась, хотели заранее обезопасить себя и своих детей.

Приехала и сама леди Марв — хотела заказать мишку для своего внука.

Я не отказывала никому. Даже Лидии Гарднер, которая явилась явно не ради того, чтобы заказать мишку, а для того, чтобы напроситься на ужин и покрасоваться перед Теодором в новом платье с кошмарными оранжевыми блестками.

Бедняжка не знала, что в связи с делами на мануфактуре муж сегодня обещал быть около полуночи. Мне как-то обедать с ней тоже не улыбалось, но из злорадства я сообщила о том, что Теодора с нами не будет слишком поздно. Отказаться Лидии было уже невозможно, потому она сидела и давилась ужином, изображая из себя любезность.

И то развлечение. Я вот удивляюсь таким дамам — ладно, бы был Теодор свободен, но ведь нет, внаглую же лезет. При живой жене!

Но отказывать Гарднер я все равно не стала. Правда, с изрядной долей злорадства поставила ее в самый конец своего списка.