Жена в лотерею
Шрифт:
Теодор в этот момент, как назло, оказался в плотницкой — они с плотником обсуждали какие-то опорные столы для мануфактуры. Муж посмотрел на меня так, будто я не чертеж лесенки плотнику дала, а полное руководство к вызову дьявола путем зверского жертвоприношения.
Вручив коренастому дядьке листочек, я пожала плечами и вышла, оставив мужчин обсуждать свои дела.
Вскоре стремянка была готова, и мастерская преобразилась, сияя новизной, чистотой и уютом.
У Дамиана появилась целая компания друзей, и даже невеста точно в таком же шарфе, только с узором. Там была даже точная копия Несквика,
Так что в шкафу в комнате Брианны теперь вместо стоящих ровным, точно солдаты, строем кукол появились уютные мишки в разнообразных одежках. С помощью плотника они обзавелись большим деревянным домом с мебелью.
Бонна Зелиг только зубами скрипела, глядя на все это. Не сомневаюсь в том, что гувернантка, невзлюбившая меня с первого взгляда, продолжала капать Рутланду. Но, думаю, он ее не слушал, потому что больше никаких препятствий моему общению с Брианной не чинил.
Муж, вообще, словно бы стал избегать меня. И меня почему-то это ужасно задевало.
Мне даже показалось, что на благотворительный бал он меня отправит в одиночку.
Но нет — поехали вместе. Он даже — удивительно! — не верхом, как всегда, а сел со мной в экипаж.
Если не Теодор, я б, наверное, побоялась дороги, после того, как меня похитили. Но с ним рядом я чувствовала себя в полной безопасности.
Я изо всех сил старалась смотреть на красоты местной природы, прекрасной в своей первозданной дикости, словно пейзажи Новой Зеландии. Но вместо этого постоянно украдкой смотрела на своего мужа, поражаясь, насколько же он мужественен и красив.
В нем чувствовался характер, порода, какая-то магическая внутренняя сила, что отражалось во внешности. Клянусь, я действительно до этого времени не видела мужчин с такими волевыми, твердыми, чистыми и четкими чертами лица. Быть может, только каких-нибудь актеров. Да и то… Нет, и они никак до Теодора недотягивали!
И я лучше промолчу о его фигуре… Обычно Теодор одевался просто, но сейчас, в парадном темно-синем атласном фраке и бархатных бриджах он был просто великолепен.
— Вы на мне дыру протрете, миледи, — усмехнулся муж.
Я вспыхнула и залилась краской.
— Я… я вовсе не на вас смотрела! А… на ваш фрак, да. У вас тут… что-то…
Пришлось смахнуть пальцами несуществующую пылинку с его плеча.
— Уже пылинки с меня сдуваете? Мило.
— Не буду! — разозлилась я и демонстративно отвернулась.
Вот только я понимала, что злюсь на саму себя. Я ведь и правда самым бессовестным образом на него глазела. А потом еще и так неловко попыталась оправдаться…
Глава 24
В обществе Теодора дорога пролетела незаметно, и вскоре экипаж уже катился по улицам города. С погодой творилось что-то странное — внезапно, словно по мановению волшебной палочки, наступила оттепель. Мокрый снег, постепенно перерастающий в дождь, барабанил по крыше кареты, обливая прозрачной глазурью крыши и острые шпили.
Вскоре мы миновали площадь с каким-то памятником в центре и остановились около огромного здания с двумя башнями по бокам, увенчанными застекленными куполами, огромными окнами, ажурными козырьками и балкончиками. В надвигающихся сумерках они светились ярко, как китайские фонарики.
Кареты
стекались к парадному входу, украшенному резными барельефами и статуями. Я не ожидала, что Теодор предложит мне руку — его пальцы были твердыми и теплыми. Едва выйдя из кареты, я в расшитых кружевами башмачках тут же поскользнулась на брусчатке, и точно грохнулась бы, если не муж.Внезапно он подхватил меня на руки и перенес через мокрый скользкий снег, аккуратно поставив на ступеньках лестницы. Я смущенно поблагодарила Теодора, а он слегка насмешливо поклонился. Но руки не убрал.
Именно так, рука об руку, мы и вошли в огромный вестибюль, увенчанный куполом. Слуга тут же подскочил принять одежду. Освободившись от накидки, я почувствовала на себе восхищенные взгляды мужчин и завистливые — женщин.
Цици здесь может быть, и не любили, но глаз от нее отвести не могли. А я… Кажется, я словно привыкла к этим взглядам и шушканьям за спиной. Они меня не трогали. Впрочем… В этот раз мне как будто показалось, что в них не было неодобрения… Не знаю…
Наверное, после миткалевого свадебного «наряда» многие обсуждали мое платье, которое по своей роскоши и сложности кроя было полной противоположностью тому убожеству. Для благотворительного бала мисс Фиц-Патрик сотворила для меня платье ярко-красного, пламенеющего цвета, украшенное золотой нитью и рубинами. При кажущейся закрытости, оно здорово подчеркивало мои новые пышные формы.
В своем мире и в своем теле я привыкла быть серой мышкой и, отправляясь «на люди», привычно выбирала серые или черные цвета. Уж никак не красный и золотой!
И вот, впервые в своей жизни (не считая собственной свадьбы, но то — особый случай!), я почувствовала, что все внимание приковано ко мне. Ох, может, зря я так ярко вырядилась-то, а? Вон все леди-то в основном в платьишках бледных расцветок. Благотворительный бал, как-никак…
Но важнее всего для меня был взгляд моего собственного мужа. А в нем я прочитала восхищение.
Если не обманывалась, конечно.
— Милорд Рутланд, как я рада вас видеть!
Да уж, ты-то рада, нисколько в этом не сомневаюсь…
Лида Гарднер в сопровождении компании друзей на всех парах спешила к нам, едва только завидела Теодора. Пожалуй, именно сейчас мы с ней представляли особенно разительный контраст.
Я в ярко-красном, от которого было даже больно глазам и эта отчаянно влюбленная в моего мужа девушка в платье цвета яичного желтка. Совершенно игнорируя меня, она завела какой-то вежливый разговор с Теодором, полный скрытых намеков, которые, впрочем, муж не замечал. Он был с ней безукоризненно вежлив и только.
Мне было забавно наблюдать на безуспешными попытками Бо Пип клеиться к моему мужу, ведь все они разбивались о его отстраненность, и, по правде говоря, выглядели очевидно и жалко. Тут заодно и что-то такое вкусное, медово-ягодное в бокале принесли: я пила и наслаждалась шоу.
Впрочем, мое имя в разговоре все-таки прозвучало.
— Я так хотела сделать вашей очаровательной малышке небольшой презент, милорд. Но леди Рутланд не приняла его…
В голубых глазках Гарднер блеснули слезы обиды. Мол, я от всей души и чистого сердца, а вы… Актриса она, по-моему, была никудышная. Весь этот пассаж был насквозь пропитан фальшью.