Жёнка

Зато мужика, с которым я ехала на возу, такая мысль порадовала - обзавестись второю, молодою женою. Но стоило его жене зыркнуть на мужа, как думка сия тут же улетучилась.

– Что вы с Бером посварилися?
– спросила баба, ехавшая рядом со мной на возу, та самая, зыркающая. Ага. сплетни собирает...

– Да нет. Просто у них любовь, что я буду им мешать...

Баба вздохнула. Задумчиво закатила глаза.

– Любовь... Да, не везёт тебе девка... Одного мужа убили, другого занятого подсунули...

Я помалкивала. Скажи я чего и переврут так, что уши будут вянуть.

Приехали мы уже лишь к завтраку. Всё же путь не близкий и одно дело верхом, а другое на телеге, всем семейством. да ещё и всем селом... Разбрелись каждой семьёй на выделенный участок, вот тут-то Бера и подменили, и мы с ним пошли к лесу. Работать пришлось за четверых, ведь нам ещё время нужно было выделить для "милования". Я старалась о сём не думать, а то накручу себя. Будь, что будет. К полудню мы притомились сильно. Сели передохнуть. А я волосы переплела в одну косу да платок повязала, солнышко ведь печёт. Я достала еду, перекусили. Да всё молчим. Бер порою глянет на меня чудно да отводит взгляд. О чём думает? Меня принарядили в новую одежу, нарядную, ведь на сенокос вся деревня друг перед другом красуется(пришлось вечером посидеть да ушивать после Голубы, она баба дородная, высокая, под стать Беру, не в пример тощей и мелкой мне).

А потом муж взял за руку да потянул в сторону леса.

Сердце в пятки ушло. Страшно. А коли не поспеют ордынцы, что тогда?

– Здравствуй лес, здравствуй, Леший, - я поклонилася, приветствуя владения лесного духа. Муж тоже поклонился, но вслух ничего не сказал, разве что прошептал одними губами.

Бер завёл меня подальше. Прижал к стволу дерева, поцеловал. Не так, как всегда. а напористее. При сём он оставался нежным, трогал, едва касаясь, мои щёки, ушки, шейку. Что ж ты со мной делаешь, муж? Я ведь таю под твоими поцелуями и прикосновениями. Обвила его шею руками, любимый.... Он развязал шнурок на сорочке, обнажая мои плечи, покрывая их поцелуями.

"Сползай резко вместе с мужем вниз," - раздался шёпот.

И я увлекла мужа за собою и вовремя. Прямо в том месте, где мы только что были, вонзилась стрела.

– Самострел, где ж его раздобыли-то? Ордынское оружие, - сказал Бер, глядя на всаженую глубже наконечника в дерево стрелу.

"Продолжайте начатое..."

Я сглотнула.

– Бер, поцелуй меня. Продолжай.

И он продолжил, освободил грудь и принялся ласкать её. О, боги, как же се необычно приятно. Мысли путались. Я отдавалась лишь ощущениям. Неужели всё игра? И как далеко она зайдёт?

Вторая стрела просвистела рядом, но волею случая, я перехватила вовремя руководство на себя. Оттолкнула, переворачивая его на спину, и оказываясь сверху. Он поддавался малейшему моему сопротивлению. Бер задрал мне сорочку, чтобы я могла сесть на него. О, Боги, что же я творю? Разве се в порядке вещей?

"Да, между мужем и женой да," - ну вот, ещё и потусторонний голос следит за нами.

Я заглянула в такие любимые глаза. Бер, я не могу. Ты прав, мы не давали клятвы друг другу. Ну какая я тебе жена?

Но он привлёк меня к себе, не позволяя останавливаться. Вновь прижал меня к земле. Корень больно впился в спину. Я вскрикнула.

– Прости, любимая, - он приподнял меня, посадил на поваленное дерево, поправляя сорочку и завязывая завязки. И стал расшнуровывать лапти.

– Что ты делаешь?

– Знаю, глупо, но не смог ничего придумать. Не могу я так, - он снял онучи, и разул меня.
– Отныне и навеки, я беру тебя, Василиса, в жёны. Обещаю заботиться о тебе, поддерживать тебя, делить с тобой свою жизнь.

А у меня по щекам текли слёзы, дрожали губы от внутреннего трепета и счастья. Любимый.

Клятва на природе, прикасаясь к земле-Матушке, под Солнышком-Даждьбогом.

Я улыбалась сквозь слёзы. А он стал целовать моё лицо, вытирая мокрые дорожки. Обняла его шею.

– Любимый мой, - он поднял меня на руки и понёс из лесу, поставил меня на несрезанную ещё траву. Обошёл сзади и распустил волосы.

– Принимаешь ли ты меня мужем своим?

– Да, Бер, беру тебя в мужья. Навсегда.

И он делит волосы на две пряди и начинает плести две косы.

Я вытираю слёзы. Как же приятно...Укороченная свадьба, но только я и ты. Не хочется ни о чём более думать, я понимаю, что се по-настоящему.

Берёт ленточку, что вынул из косы и связывает наши запястья, а я ему помогаю, ведь одной рукой сложно се сделать. И я улыбаюсь. Есть только мы, пусть всего несколько мгновений счастья, но такого близкого.

Из лесу появляется тот, кто был покойною девушкой нарисован, связанный, в окружении двух ордынцев, но я вижу лишь краем глаза, а всё внимание на мужа.

А Бер не сводит с меня увлечённого взгляда.

– Здравствуй, жена!

– Здравствуй муж!

Вспоминаю, что надобно возвращаться к своим.

– Бер, сейчас гулянья начнутся, не стоит, чтобы ордынца вместо тебя видели. И не гляди на меня так.

– Как так?

– Словно отвести взгляд не можешь. Не хочу, чтобы Голуба мне козни строила.

Муж развязывает наши запястья. Я достаю из передника сороку и перевязываю голову.

– Разуй меня прежде, чем мы пойдём, - говорит он напоследок.

– Но ведь се при миловании делается...
– возражаю я, после свадьбы когда муж приносит в новый дом супругу, кладёт на постеленное на полу супружеское ложе.

– Се завершает обряд союза. Разуй. Хочу идти только зная, что ты - моя жена, - убеждает он. Но ведь считается, что соединяет лишь милование их после клятв.

А я улыбаюсь, как же приятно, и тепло разливается по всему телу, и мурашки бегут от одной только мысли о Бере.

Он садится наземь, а я наклоняюсь и выполняю то, о чём муж просил, глядя ему в глаза.

Любимый. Муж мой.

Обряд завершён, мы обуваемся и следуем по краю луга в нужном направлении. Скрыться уже сложно, ведь большая часть луга скошена.

– Люблю тебя, - шепчет муж прежде, чем мы вступаем на свой участок луга к близким.

Муж кивает ордынцу и переодевает сорочку. На меня не глядит вовсе. Но я не обижаюсь, ведь помню его последний взгляд и просьбу не глядеть на меня ТАК.

Бер ведёт себя естественно, ко мне обращаясь лишь по делу и отводя взгляд. Интересно, что он Голубе сказал? Как объяснил всё?