Женщина четвертой категории

Павка пришла на заседание со снимком, но пьяная в лоскуты. Она, которая управлялась с местными алкоголиками одной левой, железная Павлина, гроза микрорайона, – она рыдала от обиды. И даже не очень хотела показывать только что присланный снимок. Но мы отпоили ее чаем и залезли к ней в сумку.

Действительно, выглядела она там не лучшим образом. Яша – та блистала. Мы перевернули снимок и обалдели. Во-первых, надпись была выполнена на принтере! Яша только поставила шариковой ручкой что-то вроде китайского иероглифа. Во-вторых, надпись гласила: «Дорогому Павке Корчагину на добрую память от Квасильевой». Павлина до замужества действительно была Корчагина, но принадлежности к женскому полу ее никто не лишал, да и какой, к черту, Павка Корчагин в бюстгальтере девятого размера?!

Но это еще не все. Потом Павка завалилась ко мне в подвал и строго по секрету рассказала мне такое, что у меня волосы встали дыбом. Тех, кто пробился к Яше Квасильевой, фотографировали очень быстро, по шесть человек в минуту, и бабы ои восторга и спешки совсем одурели, но недаром же Павка работает дворником! Она за версту видит, какую собаку вывели погулять в наморднике, а какую – так. Ей хватило одного взгляда на морду очаровательной Дусеньки. Это продолговатая морда с чуть задранным носом была обмотана скотчем в сорок, если не больше, слоев, а скотч подгримирован под цвет крокодильей шкуры.

– Но почему? Почему?! – восклицала, утирая пьяные слезы, Павка. – Почему это видела именно я?! Прикинь, Люська, если я не скажу про этот скотч – значит, я утаиваю от клуба информацию о Квасильевой! А если скажу?! Так это же еще хуже!

Информацию о Квасильевой мы собираем всякую и разную, по крошке подбираем, зато какие потом читаем доклады! Вот доклад «Школьные годы Яши Квасильевой» – это вообще было нечто! Мы нашли уборщицу из школы, где она училась. Уборщица, правда, уже спилась, но зато столько понарассказала! И всего за две поллитры.

Ой, кажется, получилось!

Мне опять удалось отвлечься от сюжета, от поиска убийцы и спасения Лягусика! Честное слово – как Яше Квасильевой!

Теперь бы еще не забыть раза три или четыре рассказать историю моего семейства и еще историю дружбы с Лягусиком. Конечно, я не такая талантливая, как несравненная Квасильева, но я же стараюсь. И вот – даже получается!

Так вот, я родилась в странном семействе. Бабка Перлюстрация, в честь которой меня назвали, день и ночь пропадала на работе, а уж где она трудилась – я могу только догадываться. Мой папашка, названный в честь партии и Ленина Партиленом, рос в понимании того, что если сам себя не покормит, то ляжет спать голодным. Он рано приобрел профессию щипача и завел себе спутницу жизни. Кем она была – понятия не имею, потому что, родив меня, она сбежала прямо из роддома. Бабка Перлюстрация и папашка Партилен занимались моим воспитанием спустя рукава – бабка в основном рассказывала всякие невероятные истории, а папашка приставил ко мне свою очередную боевую подругу Фроську… что дальше писать-то?

Нет, далеко мне до Яши Квасильевой! Она каждый раз как примется по новой излагать свою историю, так страниц на десять, и повторяет ее легко, непринужденно, без напряга. А мне вдруг стало как-то неловко. Но надо привыкать, а то несолидно получается. Ведь почему мы все знаем Яшину биографию так, словно живем в одном с ней подъезде? Потому, что она не ленится в каждом новом романе повторять ее буквально с внутриутробного периода.

Размышляя о трудностях, подстерегающих начинающую писательницу-детективщицу, я прибыла домой, взяла метлу и пошла наводить порядок на мусорке. Честное слово, я собиралась сперва выполнить свои обязанности, а потом пройти по всем окрестным точкам налива спиртного в поисках украденного кресла. Но судьба была на моей стороне. На кирпичном барьерчике возле мусорных контейнеров сидело что-то низкорослое и словно обклеенное лохматым тряпьем.

– Ага-а-а… – прошипела я, взяла метлу надлежащим образом и стала подкрадываться к этой подозрительной фигуре.

Бить метлой тоже надо умеючи. Чтобы просто ошарашить человека, можно приложить его прутьями, желательно по роже, надолго запомнит. Для драки лучше сдвинуть прутяной веник, чтобы палка чуть торчала, тогда можно и бить наотмашь, и тыкать, как рыцарским копьем. Кроме того, следует научиться так перехватывать метлу, чтобы ставить ею блок от удара противника. Тут прорва тонкостей.

На сей раз я планировала сбить бомжа с барьерчика наземь и хорошенько отвозить его прутьями, не давая при этом вставать и ведя допрос. Конечно, он будет выть, блеять, откатываться, но когда я в сорок пятый раз спрошу «Куда, сука, падла, траханный карась, кресло девал???», он смирится и ответит.

Я подкралась совсем близко и остановилась, чтобы сделать глубокий вдох. Бить лучше на выдохе, с лихим «Кха-а-а!», это вам кто угодно подтвердит.

Мелкий бомж сидел пригорюнившись и напевал, но как напевал! Вся мировая скорбь была в его хриплом голосе. Лягусик непременно бы тут же прижала к груди его нечесанную голову, увлажнила ее слезами, а потом побежала купить страдальцу бутылку. Я этого делать не стала, я сперва для начала прислушалась.

– На дело, жохи!

Ночь без балдохи –

Вот лучшая для нас пора, –

пропел горестный бомж, а я насторожилась.

– Кирнем немножко

Перед дорожкой

И за душник возьмем бобра!

Мне стало не по себе, воспоминания поднялись со дна души, и перед глазами встала картина – накрытый стол, уставленный бутылками, хмельная и голосящая во всю глотку Фроська, суровые лица папанькиных корешей… сам папанька…

Не может быть!

Из тех, кто мог исполнять эту песню, в окрестностях я не встречала ни одной души. Иные померли не своей смертью, иные не вылазили с зоны, а которые завязали – убрались из Москвы туда, где их никто не знает.

– Решив с чертями

Тряхнуть костями,

Стригите быдло втихаря,

Марухам в грабки

Справляйте бабки,

Не ботайте по фене зря!

– пел бомж все громче и громче.

– И зырьте! И зырьте! – подхватила я. – И зырьте, нет ли где шныря!

Бомж вскочил и уставилася на меня, как на привидение. Потом протянул ко мне покрытые вековым слоем грязи лапы.

– Доча! – заорал он. – Мать-перемать, доча!

– Папанька!

Мы кинулись друг дружке на шею – но я вовремя опомнилась.

Наверно, я уже писала, что мы с Лягусиком чистоплотны до брезгливости. Правда, Лягусик не боится трогать руками бродячих кошек, собак, крыс и бомжей, а однажды притащила домой совсем запаршивевшую мартышку. К счастью, довольно скоро нашелся хозяин – моряк, решивший почему-то, что двухкомнатная холостяцкая квартира – лучшее место для обезьяны. Мы завернули отмытую мартышку в одеяло и понесли к моряку, но он не просто отказался нас впускать, но даже забаррикадировал дверь.

Как мы уже догадались, у этой твари не было ни малейшего понятия о гигиене. Кошку можно приучить к корытцу, собака понимает волшебное слово «гулять», но мартышка именно в этой области тупа, как пробка. А если учесть ее любовь к люстре… Нет, не ко мне, а к той люстре, которая обычно болтается под потолком, с рожками, абажурами и прочими затеями! В общем, моряка нетрудно было понять, но каждый мужчина должен отвечать за свои поступки. Мы переполошили весь дом, поставили под ружье всех старух и заставили этого мореплавателя впустить обратно свое сомнительное сокровище.

Первым делом мерзавец открыл окно, и сокровище смылось. Потом оно еще долго скакало по крышам и хозяйничало на чердаках, но с наступлением зимы куда-то пропало.

Когда у нас были проблемы с канализацией и присланная бригада шарилась по трубам, их там, внизу, вроде кто-то пугал, но была ли то мартышка или дед из двадцать первой квартиры, которому не первый год мерещится, будто он нечаянно спустил в унитаз партбилет, сказать не могу. И деда неоднократно извлекали из канализации, и обезьяна вполне могла туда забраться.