Женщина-мышь

– Марусик, мне кажется, еще глоточек – и ты попросишься на ручки, так? – спросил Борис, вглядываясь в мои косые очи.

– Угу, а ты уложишь меня спать, поставишь рядом водичку и положишь таблеточку для башки, – проинструктировала я Боба.

– Ну, конечно, положу всех – и тебя, и таблеточку, пойдем, я тебе покажу всякие нужные помещения, – ответил Боря, протягивая мне руку.

Я решила залезть под душ, а потом еще немного посидеть у камина перед сном. Когда я вошла в гостиную, Борис верхом сидел на подушках, глядя на огонь и улыбаясь. Увидев меня, он развел руки в стороны, я с удовольствием забралась на подушки перед ним и укуталась в его руки. У него очень непривычно пахла кожа, казалось, что немного корицей.

Я проснулась довольно рано, иллюстрируя закон про то, что «сон алкоголика краток и тревожен». Голова была, на удивление, не больной и ясной. В приоткрытое окно проникал холодный свежий воздух, и я с удовольствием выставила из-под одеяла пятку, дождалась, когда пятка начала мерзнуть, и засунула ее обратно под одеяло. Про себя я называла этот детский ритуал «попробовать утро». Настроение было прекрасным. Я не увидела поблизости Бориса, зато увидела на кресле халат и, завернувшись в него и напялив огромные тапки, вышла из комнаты и побрела в душ. Когда я дотронулась до ручки, дверь распахнулась, и на меня налетел мокрый Боря.

– Маруся, в этом наряде ты похожа на Маленького Мука, – констатировал Боб.

– Дай мне кофе, и я стану Большим Муком, – сказала я, отодвигая Борю от входа в ванную.

– Не, я лучше дам тебе соку, и ты так и останешься карлой, – отозвался Борис, уже спускаясь по ступенькам.

– Или кофе, или ты труп! – сообщила я и захлопнула за собой дверь.

Мы завтракали около окна, за которым начал накрапывать дождик. Оставалась еще пара часов до сбора людей, и мы неспешно перебрасывались какими-то язвительными замечаниями.

– Маруся, а ты умеешь готовить, а то я ужасно люблю борщ? – вопросил Борис.

– «Дайте водички попить, а то переночевать негде»? – вяло спросила я в ответ.

– Ну почему, я тоже буду делать что-нибудь из того, что ты любишь, – миролюбиво предложил Боря.

– Не, Боря, не что-нибудь, а все. Скажу больше – ничего другого делать не надо даже пытаться, иначе я превращу твою жизнь в кошмар! – ответила я.

– В Illyдобавляют яд, я понял! До кофе у меня был очаровательный Маленький Мук, а что я имею сейчас?! – картинно страдал Боря.

– Не хлуми мне холову, – ответила я.

– Как она, кстати, голова твоя? – поинтересовался Бо.

– Знаешь, на удивление, ясная, – живо отозвалась я, до сих пор поражаясь своей голове после перебора с абсентом.

– Сегодня нужно будет немного попить за здоровье именинника, ты как?

– Надо так надо, вот только, если можно, без моряцких вариантов, было бы здорово обойтись сухим белым вином, чтобы тебе потом не было стыдно, – сказала я.

– Маруся, ну почему мне?! Я, когда пьяный, – страшно добрый и совсем не опасный, – возмутился Боря.

– Опасная я, а стыдно будет тебе, что не уследил, понятно?!

– А я даже не знаю, в каком состоянии ты опасней, вон как ты с утра жалом водишь, или это просто зарядка? – улыбнулся Боря.

– Считай, что я еще не проснулась, – отозвалась я.

– Пошли гулять? – внезапно предложил Боря.

– Хм, неплохая мысль!

Мы медленно брели по дорожке к берегу, листья не шуршали, потому что были намочены дождиком, но очень живописно устилали землю. Я не люблю осень за то, что после нее зима, но не видеть красоты не умею, поэтому и в осени нахожу дни, когда не холодно, красочно и спокойно вокруг, как сегодня.

– Марусь, я сейчас счастлив, – сообщил Борис.

– Знаешь, наверное, я тоже. Я как-то прочла где-то, что очень важно фиксировать такие моменты, ну чтобы не просто жить в периоде «до» или «после». А замечать, что вот сейчас и здесь – счастлив.

– Человек слаб, и, если ему клево, он жизнь положит на то, чтобы свое «счастье» растянуть как можно подольше, только оно тогда становится не счастьем, а чем-то просто хорошим. Счастье – это, наверное, все же концентрат.

– Ну, тогда, наверное, надо встречаться, быть счастливыми какие-то мгновения и расставаться, чтобы не иметь искушения превращать концентрат в разбавленную жизнь с содержанием счастья не менее 15%, – предположила я.

– Это не человеческий план, вакуума с одним только счастьем не бывает. Поэтому этот план никуда не годится. У людей всему есть антонимы добру, счастью, радости. И это хорошо, так мы имеем возможность сравнивать и ценить. А встречаясь и понимая, что счастлив, нужно хранить и беречь изо всех сил, и даже если концентрация станет меньше, тебе все равно будет хорошо, а это, согласись, совсем неплохо! – засмеялся Боб.

Пока Борис излагал, я вдруг с удивлением поняла, что и вправду счастлива. Но тут же подумала, что так бывало уже не раз, а вот потом бывало совсем иначе, и я очень хорошо помню, чем это заканчивалось.

– Борь, мне столько раз уже было больно, что все эти игрушки я лучше передушу собственным цинизмом, чем буду в них играть! Я женщина, и мне не так легко живется, как хотелось бы, я точно знаю, что моя боль – это только моя боль. А от боли я очень устала и с каждым разом все дольше прихожу в себя. Надоела мне эта кольцевая реанимаций! Поэтому «встретиться, посчастливиться и расстаться» – это самый удобный вариант бытия, когда ни во что другое просто не веришь, – сообщила я, нисколько не стесняясь серьезности своего заявления.

– Ты можешь не доверять и сомневаться, но я знаю все, о чем ты сейчас сказала, и не уверен, что моих реанимаций было меньше. Я задолбался получать поводы, чтобы умереть. Только вот всякий раз время проходило, и я понимал, что хочу жить дальше. Люблю я это дело, видишь ли! И неплохо с ним справляюсь! Мне только тебя и не хватало, но теперь у меня все есть! – жестко сказал Борис.

– Нет меня ни у кого! Так не бывает! – почти прокричала я, страшно взбешенная. Мне казалось, что все эти слова, эта ситуация глупые, эта моя внезапная влюбленность – все это бред, а Борины пафосные заявления про поводы для смерти казались просто дешевыми.

– Так бывает, Марусь! Даже если тебе не хочется! Это вообще мало от нас зависит. И не злись на саму себя, иначе будешь иметь дело со мной, – пригрозил Борис.

– А откуда ты знаешь, что я на себя злюсь? – почти мирно спросила я, удивившись.

– Когда мы с тобой ночь не спали в чате, я все думал: «странно, женщина, а мысли все мои». Мы, Марусик, забавно одинаковые с тобой, – задумчиво ответил Боб.

– Ага, и нас било одним и тем же пыльным мешком, и теперь мы, как выжившие ветераны, будем праздновать день нашей встречи, как День победы? – спросила я.