Женщина приручает лаской, мужчина - терпением

— Ошибаешься, — мой голос звучал спокойно, угрожающе. И как мне это удалось? Ведь мой мозг сейчас мечтал только о мучениях этой сволочи. Я просто жаждал вцепиться в горло этой мрази! — Престарелый заступник все же здесь!

Маклагген замер… и в ту же секунду подскочил, разворачиваясь и швыряя в меня проклятие.

— Слабо, Кормак! Очень слабо и предсказуемо, — заметил я, с легкостью отражая заклятие. — Во-первых, это я тебя когда-то обучил этим приемам, а во-вторых, ты никогда не был способным учеником.

Хоть я и следил пристально за каждым движением парня, краем глаза заметил, что Гермиона перекатилась на бок, сжалась в комочек, пытаясь стянуть ладонями порванную одежу. Ее била крупная дрожь.

Волны нежности, облегчения, вперемешку с отчаянием поднялись в душе.

Нужно быстрее заканчивать с этим ублюдком, пока Гермиону не накрыла истерика.

— Ах, значит, я предсказуемый! Ну, держись, старый урод! — взвыл Кормак и бросился вперед, невербально осыпая меня чередой проклятий.

Хм… а чему-то он на самом деле научился.

Но… Маклагген точно не относился к той категории учеников, что превзошли своего учителя.

К тому же у Кормака явно не все в порядке с нервами и самолюбием. Значит, на них и будем играть.

— Я почти впечатлен, — криво ухмыльнулся, подмечая в глазах противника удивление, неверие и… раздражение. Отлично. Ясный разум юнцу уже отказал. То, что нужно. — На некрепкую троечку.

Да, вот он — огонь ярости. Вот за что Распределяющая Шляпа отправила Маклаггена в Гриффиндор: стоит его уязвить — и он тут же теряет голову. Не хватает выдержки.

Замечательно. Противник с затуманенным яростью сознанием — это не противник.

Теперь была моя очередь нападать.

Несколько ярких вспышек — Макклагена зацепило. Зашипев от боли, он сделал то, что я не предусмотрел.

Как в замедленной съемке видел: вот его ладонь сжимается на тонком девичьем плече и тянет Гермиону вверх. Собрался использовать, как живой щит?

Не выйдет.

Я оказался быстрее.

Не знаю, как мое проклятие не угодило в Гермиону. Я специально использовал простое оглушающее заклинание. Только, чтобы иметь право на ошибку.

Тело Кормака рухнуло на пол, утягивая за собой хрупкую девушку.

Я тут же бросился к Гермионе.

Отцепил от нее эти ручища, прижимая к себе. Тут же запустил в Маклаггена еще пару заклинаний: обездвиженное тело было надежно связано, и мальчишка вряд ли придет в себя до рассвета. Вот теперь можно спокойно заняться Гермионой.

Чувствовал ее дрожь, рваные всхлипы на груди, как тонкие пальцы крепче сжали мою мантию… Тут же снял теплую накидку и, укутав девушку, еще сильнее прижал к себе. Тепло — первое средство от потрясения и шока.

Всхлипы становились все громче.

— Тшшш, любимая! — я гладил ее по голове, как маленького ребенка. — Все прошло, все закончилось, — как заклинание повторял я, целуя любимую макушку, мысленно благодаря Люциуса.

Если бы не Малфой с его неожиданным предложением, не знаю, чем бы сегодняшняя ночь закончилась.

— Все хорошо, слышишь? Гермиона, он к тебе больше и пальцем не прикоснется!

Мерлин, я уже ей однажды это обещал. И не сдержал обещания. Позволил пережить сегодняшнее потрясение.

Но как мальчишка смог пробраться в мой дом? Как… Как смог обвести меня вокруг пальца?!

— Северус… — тонкий голосок девушки прервал мое самобичевание.

Она что-то попыталась произнести, но поток хлынувших слез не давал вымолвить ни слова.

На пороге появилась Тинки.

— Хозяин, Тинки плохая, — тихонько пропищала домовая, утирая кулачком слезы. — Тинки не смогла защитить госпожу, — громкие всхлипы домовой смешались со всхлипами Гермионы. Прям в унисон звучали. — Тинки убьет себя!

Мерлин! Еще одна истеричная женщина на мою голову!

— Тинки, успокойся! Возьми себя в руки! Я ни в чем тебя не виню! Лучше пойди в мою лабораторию и возьми восстанавливающее и успокаивающее зелья для себя и для Гермионы. И принеси девушке чего-нибудь покрепче!

Домовая, получив здание, тут же перестала причитать и бросилась исполнять приказ.

Подхватил Гермиону на руки и перенес в свою спальню, усаживаясь вместе на кровать.

Я едва смог разжать ей рот и влить зелья. От предложенного стакана огневиски девушка отмахнулась.

Всхлипы прекращались, она крепко прижималась ко мне, затихая, успокаиваясь…

Я боялся начать разговор, боялся выяснять, что Маклагген успел ей сделать…

Девушка прервала первой эту неловкую, гнетущую тишину:

— Я больше так не могу… — голос звучал глухо, ведь Гермиона по-прежнему утыкалась носом мне в грудь.

Я напрягся. Что именно она имела в виду? Что-то очень похожее на панику всколыхнулось у меня в груди.

Девушка отстранилась, крепко сжимая в своих руках мои ладони, заглядывая мне в глаза:

— Северус, я хочу все тебе рассказать, — в голосе — решимость, а в глазах — искры душевной боли.

Вот и настала эта минута.

Я так давно хотел заглянуть в ее голову, узнать тайну, которая окутывала Гермиону Грейнджер.

И вдруг… испытал неясный, почти первобытный страх…

Что я там увижу?

Хочу ли знать?

Нужно ли это мне? Нам?

Но еще раз взглянув в любимые бездонные омуты, понял, что это необходимо… Ей нужно выговориться. Значит, я выслушаю.

Протянул ей палочку и извлек из кармана сюртука пустой пузырёк: Гермиона посмотрела на меня удивленно, а потом отрицательно замахала головой:

— Нет. Я хочу, чтобы ты проник в мои мысли.

— Может, все-таки обойдемся Омутом Памяти? — мягко поинтересовался я. — Ты и так сегодня пережила потрясение. И мне очень не хочется делать тебе больно.

— Нет, — отчаянно всхлипнула девушка, но тут же взяв себя в руки, проговорила спокойнее. — Я хочу, чтобы ты знал, что я тогда чувствовала и думала.

Да… Омут Памяти позволяет быть просто сторонним наблюдателем, а вот легилименция…

Я устроился напротив нее и нерешительно спросил, крепче сжимая палочку: