Женщина с той стороны
Шрифт:
Третья глава
— Да что с тобой такое! — изумилась я.
А мышь присел на ветку передо мной, склонил голову и вздохнул. Ей богу, вздохнул, горько так, протяжно. И я решила ему довериться. Он парил надо мной, я шагала за ним. Когда сильно отставала, он выжидал, вися на ветке вниз головой. Шли мы сутки. И выбрались к месту нашей стоянки, недалече я от нее ушла. Не вился привычно дым, не слышался людской гомон. Я настороженно выжидала за камнем, а Умник с клекотом унесся вперед. Наконец, я вышла из-за камня и пошла за ним. Лагеря не было. Угнали всех животных, ни одного человека не осталось. В воздухе явственно пахло кровью. И вскоре выяснилось, почему. Почти все мужчины, сопровождавшие колонну, были здесь, и они были мертвы. Их изрубленные тела обагрили кровью камень. Из спин торчали стрелы. Я стояла посреди этого побоища и прижимала
Он сидел на груди Назара. Тот был убит, наверняка, с такой кровопотерей не живут. Все вокруг впитало его кровь и кровь врагов, что остались лежать у его ног. Я склонилась и пощупала пульс. Он еле пробивался.
— Ты самый лучший в мире мыш, — сказала я Умнику, он отлетел в сторону, доверяя мне своего хозяина.
У меня не было сомнений, помочь ли ему, руки действовали на автомате. Я, доверяя мнению Анвара, высыпала часть собранных ягод в котелок и поставила его греться над разведенным огнем. Тем временем срезала одежду с Назара. Из его предплечья торчала обломанная стрела. Грудь приняла удар вскользь, показались ребра, но на первый взгляд были не сломаны. Самая страшная рана была на ноге— бедро было просто располосовано, удивительно, как он до сих пор жив. Отваром из ягод я ополоснула страшную рану на ноге и зашила ее. Походная жизнь уже приучила меня носить все необходимое с собой. Когда края были аккуратно стянуты, я, радуясь его беспамятству, наложила крепкую повязку, пустив на нее свою запасную рубаху. Затем дошла до руки. Стрелу пришлось вырезать, рана была не страшной, но проблемной. Проще всего было с грудью, после осмотра и ополаскивания настоем, я просто в нескольких местах прихватила ее швами. Зато на перевязку груди ушла половина и так не шибко теплого одеяла. Я осторожно оттащила Назара в сторону и влила в его рот немного отвара. Ночью не раз прижимала к его шее руку, проверяя пульс. Он был жив. Утром даже подарил мне одурманенный болью взгляд и выпил немного отвара. Я собрала все, что нашла на месте побоища. Неведомые воители забрали все мало-мальски ценное, и похвастать находками я не могла. Даже еды не осталось. Единственное, что мне годилось, это тряпки, которые я отстирывала на перевязку. Через сутки Назар очнулся.
— Зоя, — хриплым голосом впервые произнес он мое имя. — Бестолковый Анвар спас твою жизнь.
— Видимо, так, — согласилась я и склонилась к нему с отваром. Он пил мелкими глотками, его кадык дергался.
— Ты зачем вернулась?
— Умник уйти не дал.
— Умник, он такой… Надо уходить, — голос его был чуть слышен. — Идет сезон бурь. Дорога скоро закроется. Сейчас идут последние караваны. Тут небезопасно.
— Но куда идти?
Однако силы его были исчерпаны, он уснул. К вечеру, к радости Умника, очнулся вновь.
— Видишь ту скалу? Что нависает над другими? — я кивнула. — Там зимовье. Не раз мы пережидали там непогоду. Увидишь ручей, поднимайся по нему наверх. Место безопасное. Кто знал, тот тут лежит. Иди туда. Меня оставь. Я либо выкарабкаюсь, либо сдохну. И то, и другое смогу прекрасно провернуть один.
Более никаких инструкций по спасению не поступало. У Назара поднялась температура, он бредил. Бросить его тут я не могла. И дело вовсе не в моем к нему влечении, он был ранен и зависел от меня. Что дотащу его до скалы, которая торчала от меня весьма далече, мне не верилось. Однако и на дороге было страшно, кто-то ведь убил всех этих людей. Я отволокла Назара за ближайшую же сопку камней, всего в нескольких метрах от дороги. Обещаемых бурь пока нет, отлежится. А как пойдет на поправку, я его оставлю. Если пойдет на поправку.
Рана на ноге никак не хотела заживать. Ах, мне бы сейчас упаковку пенициллина. Она гноилась, швы расходились и кровили. Снежную ягоду я уже извела, в первый же день, а сейчас тянулся уже третий. Поэтому, укрыв Назара обрывками нашего шатра, я двинулась по уже известному мне пути. Полянку мы обобрали хорошо, тщательно проверив каждый кустик, я смогла собрать лишь две горсти ягод. А на обратной дороге меня поджидал сюрприз. На месте побоища стоял лагерь. Больше десятка вооруженных воинов, раскинут шатер, горел костер. Запахло едой, мой желудок сжался. Я лежала за камнем и изредка осмеливалась выглядывать наружу. Очень боялась, что они обнаружат Назара, особенно, когда мужчины начали собирать убитых и отволакивать в сторону от дороги, закидывая камнями. До самой ночи лежала, не в силах уйти и боясь остаться. А в самых последних лучах закатного солнца увидела его. Карагач. Вышел из шатра и вскинул ладонь к глазам, приглядываясь аккурат к моему камню. У меня сердце в пятки ушло. Первой мыслью было бежать, однако
силой я удержала себя на месте, вжимаясь телом в землю под собой. Обошлось. А на рассвете они ушли туда, на ту сторону гор. Я поняла, что дорога и в самом деле небезопасна. Назар не приходил в себя, иногда шепотом бредил на незнакомом мне языке. Я ловила эти обрывки слов, как будто многократное повторение про себя, могло раскрыть их тайну.На следующий день я отволокла Назара еще дальше от дороги, уложив на ткань шатра. Голова его дергалась, он стонал. В эти дни это было единственным моим развлечением. Проснулась, перекусила, попила. Перетащила Назара на десяток метров в направлении черной скалы. Напоила его отваром, отдохнула, еще десяток метров. За несколько дней не осилила и километра. Зато Назар вопреки моим мрачным прогнозам стал поправляться. Раны затягивались. От той, что на руке, и вовсе остался лишь красноватый круглый рубец. На груди кожа срослась криво, от этого морда летучей мыши приобрела донельзя бешеный вид, я побаивалась на нее смотреть. Даже бедро радовало. На пятый день моего горе-волоченья он пришел в себя.
— Святые небеса, — прохрипел он. — Что ты делаешь, сумасшедшая женщина?
— Тащу тебя в неведомое зимовье.
— Бросай это дело и иди сама.
— На дороге был Карагач. Наверняка он пойдет обратно. Не думаю, что он числится в твоих друзьях.
— Женщинам думать вредно.
Жадно приник к воде. Поел моих сухарей и полоску мяса, больше у меня ничего не было. Долго и вдумчиво смотрел на небо. Затем достал свой нож, притянул к себе ствол хилой сосенки и обрубил одним движением. За какой-то час изготовил себе костыль. Я сидела и не вмешивалась. Затем размотал рану на ноге и придирчиво осмотрел.
— Ты как сумела это сделать? И зашила хорошо, — он одобрительно кивнул осматривая, я зарделась от похвалы.
— В своем мире я была лекарем животных.
— У нас животных лечат те же колдуны и знахарки.
— А у нас лекари. Бывало, я даже спасала жизни. Хотя к серьезным операциям меня допускали редко, и большей частью я лечила лишай и отрезала несчастным котам яички.
Назар громко и с удовольствием рассмеялся, на его впавших за время болезни щеках появился румянец.
— Боровам и быкам и у нас отнимают яйца. А вот котов, слава богу, мучить еще не додумались.
Свистнул Умника. Тот, увидев, что хозяин в надежных руках меня вниманием не жаловал, лишь изредка удостаивая своим присутствием. Мыш свалился в руки Назара камнем и довольно заклекотал. А тот шепнул ему что-то и подбросил в небо. Вечером Умник принес нам птицу. Размером она была чуть меньше самого мыша, и есть в ней было нечего. Однако Назар ловко ощипал ее, выпотрошил и бросил вариться в котелок. Бульон получился почти приличным. Утром, не слушая моих возражений, встал на ноги и вполне бодро заковылял, орудуя костылем. Я только диву давалась такой выносливости. К тому моменту, как сгустившиеся тучи одарили нас первым дождем, мы уже были в зимовье. Это была лачуга, одной стеной которой и являлась стена черной скалы. Посреди комнаты возвышался примитивный очаг. Каморка была оснащена всем необходимым: минимум продуктов, соли, одеял бытовой утвари. Я разглядывала хозяйство.
— Здесь жил отшельник. Иногда мы заглядывали к нему, он всегда мог дать ценных трав в обмен на сплетни и муку. Жил донельзя одиноко, даже к дороге не ходил. Так и помер здесь. Мы его похоронили.
Рядом с Назаром в одной комнате было тесно. И волнительно. Я проходила мимо него и вынуждено его задевала, касалась. Это было совсем не то же самое, что несколько дней назад, когда он был в беспамятстве. Теперь я оценивала каждый его жест и движение, пыталась анализировать, словно все они несли некий скрытый подтекст. И выходило все не в мою пользу. От меня отодвигались, отводили взгляд. Я ни в коей мере ему не навязывалась, но начинала чувствовать себя уличной шлюхой. Ненужной.
— Буду через пару часов, — бросил Назар на следующее утро и похромал со своим костылем вдаль.
Два часа я провела результативно: полностью вымылась — я уже научилась делать это, обходясь минимумом воды, — постирала одежду, так как с нее грязь уже буквально валилась комьями. Завернулась в одеяло, а свои вещи развесила у зажжённого очага, в котором уже пыхтел котелок с кашей. Такая вот я хозяюшка. Сидела и ждала Назара, печалилась, что у меня нет часов. Больше всего из благ прошлой жизни я скучала по своей ванной комнате и часам. А сами воспоминания о прошлой жизни казались диковинным сном, словно и не со мной то было. Быть может, если бы я оставила там близких людей, связь не прервалась бы так скоро. Но, как говорится, что имеем. И теперь я сижу в этой темной комнатке, которая мне кажется уютной после ночевок на земле, и жду мужчину, который волнует мою кровь.