Женщина-зима
Шрифт:
— Останови здесь, — попросила Семена.
Едва вышла — ее окружили, стали спрашивать о сестре Всех интересовала участь Полины. Сыпались предположения.
— Я не знаю, что делать, — призналась Любава. — В милиции не разговаривают, в больнице нос воротят. Где правду искать? Хоть вы мне посоветуйте. — Она повернулась к мужикам. — Полина вас всех лечила. А теперь ей нужна помощь, она в беду попала.
Дарья Капустина, до этого хмуро молчавшая, поднялась на крыльцо:
— До каких пор с нами будут как со скотиной? Работы нет, медпункт закрыли, бросили на самовыживание, как
В толпе у магазина произошло некоторое движение.
— Да все Гуськовы эти пришлые! Бандюганы! Говорят, они машины угоняют, а потом на запчасти разбирают! А в районе у них подпольная мастерская!
— Бандиты! Воду мутят! Мало над своей женой измывался, добрался до Полины…
— Да это он Никитиных поджег!
— Да? Языком-то мы все горазды трясти. А ты ему в глаза скажи!
— И скажу! Испугал! Чего мне терять-то?
— Вот именно, мужики! — подхватила Дарья. — Нам нечего терять! Мы с вами до крайней точки доведены, нищета нищетой! Нас власти замечать не хотят! Пора им подпортить репутацию!
— Пошли к Гуськовым! — крикнул кто-то из толпы. И взвинченная толпа двинулась к «термитнику». Русский мужик терпелив, не скор на всякие бунты. Но уж если возникнет настроение, то пиши пропало.
Сестры Гуськовы со все возрастающим беспокойством наблюдали сквозь занавески, как агрессивная толпа собирается у ворот. Лаем взорвались собаки. Нарочно дразня псов, разразилась криками толпа:
— Бандиты!
— Выходите давайте. Не фиг прятаться!
— Не выйдете — подожжем, куркули несчастные! Раскулачим!
Агрессивные выкрики толпы напугали сестер. К односельчанам выслали мужа Лидии, Ваньку.
Ванька, мужик незаметный, невидный, вышел, остановился за калиткой.
— Вы чё, мужики?
— А ты выдь к нам, Иван! Чё там жмесся?
— Нет уж, я тут… Чего вы?
— За что Полину засадили? Сами приехали за ней, а потом — заявление накатали! Да за такое знаешь, что бывает?
— Да не знаю я ничего, мужики! — взмолился Иван. — В Москву я за товаром мотался.
— А Павел где с Игорьком?
— Нету их, не вернулись еще…
— Вернутся, так и передай: не заберете вашу заяву, худо будет!
— Не дадим житья!
— Беженцы называется! К ним по-людски, а они жо…й поворачиваются!
— Да ладно, мужики, вы чё? Я скажу, мне чё… Я скажу. Иван попятился к двери дома. В это время подъехал Генка Капустин, искал мать. Та, разгоряченная, о чем-то говорила с Любавой.
— Ты щас куда, Генок? — поинтересовались мужики.
— В район, бухгалтершу в банк везу. Мужики переглянулись.
…Никита Панин после обеда вызвал к себе своего первого зама, Опрелкова. Нужно было подготовить справку в область о ходе полевых работ. Колхозы в районе стали сплошь убыточные, техники не хватало. Отсеялись, но будущий урожай хранить было негде. Проблема насущная, но Панин так и не придумал, как ее решить. Тем не менее справку нужно было представить к трем часам. Изложить следовало гибко — не как признание в собственном бессилии перед упадком сельского хозяйства, а как бы честно, но — оптимистично.
Губернатор готовился к выборам, и ему подходило только оптимистично.— Что мы имеем? — вопрошал Панин Опрелкова, чувствуя, как непроизвольно слипаются глаза и рот растягивается в невольном зевке. После обеда Никита Матвеевич любил подремать. А тут эта справка, будь она неладна.
Опрелков явился с бумагами, но, по обыкновению, сразу подошел к окну. Он всегда подходил к окну у главы в кабинете и делал замечание: «А погодка-то!» И они некоторое время обсуждали погоду. В сельском хозяйстве без этого нельзя. Сегодня же, едва он подошел к окну, выходящему на площадь, на его круглом личике проступило неподдельное удивление.
— Никита Матвеевич, вы в окно смотрели?
— А что я там увижу, мать твою! Ликование аграриев по поводу будущего урожая? Ты эти байки про погоду оставь, Опрелков. Справку давай сочинять!
— До ликования, я думаю, тут далеко. Но своих аграриев вы точно увидите. Полюбуйтесь-ка!
Панин подошел к Опрелкову и выглянул в окно.
То, что он увидел, поначалу позабавило его. Какие-то мужики толпились на площади, деловито оглядываясь и размахивая руками. Некоторые уселись на асфальт, скрестили ноги по-турецки. Сзади разложили бумагу, на которой молодая девчонка что-то резво выводила красками.
— Это что это? — Брови Панина полезли вверх. — Беженцы, что ли?
Возле здания районной администрации сроду не было никаких сборищ и митингов. Лет десять назад вот так толпой пришли беженцы из Казахстана просить жилье.
— Непохоже, — пожал плечами Опрелков. — Вон ту бабу я помню, здоровую. Повариха из Завидова. И этот мужик в тельняшке тоже оттуда.
— Завидовские? — удивился Панин. — Земляки, значит? И чего они? Спустись-ка узнай.
Опрелкова перекосило. Не любил он общаться с народом. С ними и разговаривать-то нужно как-то по-особому. Лучше матом. У главы это получается, они его за своего принимают. А он, Опрелков, человек кабинетный, ему это все… Но — делать нечего, спустился.
Вернулся быстро, сияя круглым ликом. Радовался, что с заданием справился — поговорил с народом, все выяснил.
— Да медичку у них посадили. Требуют освободить.
— За что посадили-то? — поморщился Панин. Вот эти дела, связанные с криминалом, его раздражали. Только влезь — фиг вылезешь!
— Родня больной и посадила. Да там что-то темное. Вроде как личные счеты.
— Ну а я-то при чем? — По лицу главы стало заметно, что он струхнул. — Пусть к милиции идут и рассаживаются у Мишкина под дверью! Я-то что?
— Там негде, сразу дорога и остановка.
— Етит твою… — разразился Панин, покрываясь пятнами. — А у меня тут — условия! Да я… Да они… Да где… А если кто узнает? Корреспондент этот гребаный постоянно на меня в областную газету капает! А если журналисты? Прикинь, что будет-то! Перед губернаторскими выборами!
Глава забыл о справке. Опрелков глубокомысленно кивал.
Глава района в предстоящих выборах, как и полагается, поддерживал действующую власть. Кому нужны перемены, перетасовки? Встанет новый глава, начнет мести по-новому, да и тебя выметет ненароком…