Женская доля
Шрифт:
Побледневший Руцкой прошептал:
– Глупая купчиха, торгашкино отродье… Она не могла, вы ошиблись!
Вот только великий князь был неумолим:
– Никакой ошибки быть не может! Это подтвердят вам все, кто здесь присутствует. Ваше разоблачение и просьбу о помощи прочли сейчас сотни образованных людей вокруг.
Руцкой обернулся на толпу и понял – это правда. На опозоренного лжехудожника смотрели сотни людей, и в их взглядах было теперь не восхищение, а осуждение и презрение.
Словно сквозь слой ваты самозванец услышал слова князя:
– Господин начальник полиции, прошу взять под арест Алексея Руцкого и сопроводить его в участок.
В глаза у лжехудожника потемнело. Перед тем как рухнуть в обморок, он успел взглянуть на полотно в замутненном сознании. Руцкому показалось на секунду, что женщина на картине ожила и строго нахмурила брови, осуждая своего мужа за воровство и подлость.
Благодаря протекции великого князя Дарья Руцкая была освобождена из своего домашнего плена. Ее талант живописца так впечатлил Константина Петровича, что тот из своих средств отправил молодую художницу на обучение во Францию вольной слушательницей в Академию художеств.
Картины русского самородка стали популярны и там. Их с охотой покупали коллекционеры и ценители искусства со всего мира. Дарья обрела свою украденную коронованным чудовищем славу и с помощью своего таланта заработала состояние.
От мужа и отца молодая женщина больше не зависела, вела ту жизнь, о которой мечтала. Она занималась творчеством, окончила университет и до конца жизни занималась благотворительностью для молодых талантов.
Ее муж, нищий граф Алексей Руцкой, после позорного разоблачения на выставке, а также трех лет в тюрьме за подлог авторства картин сошел с ума. Выйдя на свободу, он стал изгоем в обществе и жил до конца жизни в полной нищете.
Безумный аристократ бродил по поместью разодетым в обветшалый бархатный костюм с фальшивой короной на голове. На память о жене ему остался лишь тот самый портрет, который разрушил его триумф.
Руцкой его ненавидел, каждый свой день он начинал с того, что оскорблял и ругался с женщиной на полотне. И каждый раз в такие минуты ему казалось, что нарисованная Дарья отвечает ему презрительным и осуждающим взглядом.
Бунт кухарки
– От мужа отдельно жить, да где же это такое слыхано?! За такое тебя анафеме предать надо! А ты еще посмела моего благословения просить? Глупая баба! Удумала жить не по закону, а по своему желанию?! Кухарка ты темная, одно слово, стряпуха безграмотная! Совсем одурела среди своих горшков да каш, сумасбродничать взялась! – поп так надрывался, что Матрена и не знала, куда спрятаться от стыда.
Ей казалось, что его зычный крик слышат все церковные служки и осуждающе косятся на глупую простолюдинку в поношенной одежде. Да что там, уже и нищие на паперти у церкви из-за поповских криков узнали, что кухарка Матрена надумала попросить у батюшки разрешения на отдельную жизнь от своего мужа Тихона.
Борясь с желанием убежать подальше от грозного священника, Матрена робко принялась оправдываться за свое решение:
– Так драчливый он у меня, батюшка. И выпивоха страшный. Каждый день из кабака как до дому доползет, так на меня с кулаками кидается. Все охаживает и охаживает, пока не умается. Ни дня не работал, сколько мы венчаны. Моим горбом лодырничает, окаянный. На телеге укатит на окраину подальше от хозяйских глаз и спит цельный день, а на выпивку у меня деньги с боем забирает. Если не дать, так он какое добро тащит
из дому и ростовщику закладывает.Под темным платком покраснели у измученной женщины глаза от горьких слез:
– Умаялась я терпеть, батюшка. Тридцать лет с ним сладу нету, с этим мерзавцем. Не живу, а страдаю, уж не знаю за какие грехи! Дочка вот замуж вышла за писаря по лету, так молодые к себе жить позвали. Вот я и решила у тебя дозволения спросить, чтобы врозь жить с Тихоном окаянным.
Священнослужитель отмахнулся от жалоб несчастной:
– Всякую трудность терпением одолеть можно, а претерпевший же до конца спасется, как говорит писание. И ты, баба, не выдумывай, не водилось такого на Руси, чтобы венчанные супруги врозь жили. За такую смуту враз плетьми получить можно в жандармерии и от церкви отлучение. Так что забудь ты грешные мысли свои. Мужа уважать надо, а не мерзавцем кликать. Молись лучше, старательнее, и будет тебе божья благодать.
Матрена хотела спросить еще что-то, но святой отец уже ткнул надоедливой кухарке руку для целования:
– Все, все, нет у меня времени глупости твои греховные слушать. Иди!
И пожилая женщина покорно поплелась из церкви в сторону дома. Про себя перебирала она по привычке, словно бесконечные четки, грустные мысли.
Прожила свою жизнь Матрена без радости, а все беды ей принес законный супруг Тихон, за которого отдали ее еще двадцатилетней девушкой. С тех пор не помнила несчастная и денька, чтобы прошел он без страха и ненависти к мужу.
Из родной деревни перевез Тихон жену в город, где сноровистая и шустрая молодица сразу устроилась стряпухой к благородным господам. Да так и прижилась, прикипела на господской кухне на тридцать лет. Уж больно мастеровита оказалась в кулинарных делах.
Все эти годы Тихон, который официально числился водовозом, на деле только пил да во злом хмелю шпынял жену. Все ему было не так в Матрене, что пахнет жена всегда то луком, то рыбой, руки у нее красные, шершавые от работы, что встает засветло и будит его своим копошением. А более всего злило стряпухиного мужа, как норовит жена заработанные тяжким трудом копейки сунуть дочери, отказывая Тихону в еще одном шкалике. Как тут не замахнуться и не пустить юшку упрямой бабе!
Из-за мужниных притеснений всю жизнь Матрена, считай, прожила на барской кухне. С раннего утра до глубокой ночи они мыла, чистила, парила, лишь бы в свою комнатушку вернуться как можно позже, когда хмельной Тихон уже уснул и не сможет учинить ей ежевечерний скандал.
Тут же у печи кухаркина единственная дочка Олюшка сидела над букварем, а потом и над настоящими книжицами. Читала девочка матери вслух то об устройстве мира, то какое стихотворение известное. И от ладных слов у кухарки, которой не довелось учиться грамоте, сжималось сердце. Как же красиво умеют люди излагать мысли!
Всегда Матрена подсовывала дочке из своей стряпни куски послаще, пускай растет. И нахваливала Олюшку за старания в учебе. В душе надеялась, что у нее жизнь другая сложится, хорошая и сытая, не как у матери-поденщицы в чужом доме.
Получилось все, как и в Матрениных мечтах. Выросла Ольга красавицей, еще и гимназию окончила первой ученицей. Такой хорошей невесте и жених завидный быстро сыскался – губернский писарь из мещанского сословия и хорошей семьи.
Посватался он к Олечке без единого укора, что за невестой приданого не дают. И не постыдился того, что в тещах у него окажется бедная кухарка, которая не умеет читать и писать, только всю жизнь горбатится в услужении за копейки.