Жертва хищников

Джона добыл мне медицинскую пижаму цвета морской волны, маску на лицо и шапочку, в которую я спрятала свою густую шевелюру. Джона повесил на свою шею стетоскоп, а в карман брюк спрятал ключи от машины. Мы шли по коридору, делая вид, что обсуждаем результаты операции. Проходя мимо сестринской стойки, Джона довольно громко начал объяснять мне, какие препараты требуется давать пациентке. Когда мы дошли до лифта, то оба замолчали. Я листала папку с собственной историей болезни, но не вникала в написанное, а старалась поглядывать по сторонам.

Атриум пустовал. И тем не менее я заметила уборщика, который не занимался своими делами, а жевал хот-дог, то и дело поднося часы к губам.

Часы к губам…

Я резко повернулась к уборщику спиной. Где же этот чёртов лифт?

Джона снова постучал по кнопке.

– Кто-то держит лифт внизу.

– А нельзя спуститься на парковку по лестнице?

– Можно, но не по центральной. Идём со мной.

Идти? Мы побежали, словно нас срочно вызвали в операционную. Лестница, о которой шла речь, находилась в другом конце здания. Мы сбежали вниз мимо медбрата с яблоком в руке. Что ж они все жуют? Может, оттого, что не являются теми, за кого себя выдают? Уборщик с хот-догом или медбрат с яблоком.

Не стала пугать Джона. Мы сбежали вниз. Джона толкнул тяжелую дверь, и на нас пахнуло тёплым подземельным воздухом.

– Машина в ряду С3, – сказал он, и мы поспешили к нужной колонне.

Багажник у Джона был захламлён. Он убрал пыльные коврики в сторону, и я устроилась между с мешками, в которых лежала его зимняя одежда, по словам самого Джона. Я была согласна на временные неудобства. В конце концов, он вывез меня из больницы незамеченной.

Глава 22

Кажется, меня укачало, и я уснула.

Когда Джона открыл багажник, небо было ясным. Сквозь кроны деревьев пробивались первые лучи солнца.

– Где мы? – выбираясь наружу, спросила я. Джона тянул меня за руки. Тело затекло, трудно было разогнуться. А ведь ещё о синяках и повреждениях нельзя было забывать. Джона ощупал мои больные места.

– Мы за пределами Нью-Йорка, но из штата ещё не выехали.

– Ты шутишь! – я почти подпрыгнула от радости.

– Никаких шуток. Нам надо где-нибудь позавтракать. Надеюсь, всё, что есть на моей кредитной карте, хватит на поездку.

– Я всё верну, обещаю.

Джона ничего не ответил. Присел на корточки и ощупал мои икры.

– Больно?

– Немножко.

– Присядь сюда. – Он подвёл меня к каменному бордюру и усадил. – Сейчас я тебе воды принесу.

Окружённая заботой профессионального врача, я чувствовала себя защищённой. Вдыхала полной грудью воздух свободы. Боль в теле – ничто по сравнению с тем, что могло ждать меня в понедельник.

Нью-Йорк с его небоскрёбами и бешеным ритмом остался далеко в стороне. Я узнавала вдалеке знакомые районы и с приятной удовлетворённостью осознавала, что не вернусь туда. Мысленно я настраивала себя на то, что если доеду до Орландо в целости и сохранности, то Нью-Йорк станет для меня запретной темой. Ненавижу этот город. И всё благодаря Ричарду Колону. Он постарался превратить мою жизнь в ад и помог возненавидеть город-мечты многих наивных людей.

Джона открыл бутылку и подал мне. Я сделала глоток. Вода оказалась холодной.

– Мне холодно.

Я начала дрожать.

– Сейчас, – сказал он и пошел к машине.

Мы сбежали в медицинских халатах. На мне была тоненькая сестринская форма и халат. Шапочку и маску я сняла, как только легла в багажник. Джона был в брюках, тонкой рубашке с галстуком и в белом докторском халате. Мы не подумали взять куртки, голова была забита другим. Ветер дул холодный, с ночи земля ещё не успела прогреться. Солнце светило тускло, тучи надвигались с востока.

– Вот, – он вернулся с вязаной кофтой на замке. – Всегда лежит в машине на случай, если замерзну. Привычка.

– Хорошая привычка, – улыбнулась я, надевая кофту. Она закрывала попу и выглядела, как женский кардиган. Ничего, что смотрится по-уродски, о моде думать совершенно нет желания. – Спасибо, – тихо произнесла я. – Мир не без добрых людей

Джона усмехнулся. Нотки печали сквозили в голосе, когда он сказал:

– Меня теперь уволят.

Только что Джона ненамеренно дал понять, насколько эгоистично выглядит мой поступок. Но ведь он согласился… безоговорочно принял решение. Не было раздумий. Не было условий. Почему же теперь он пытается вызвать у меня чувство вины? Или это было сказано просто спонтанно?

– Я… прости.

– Нет, Элора, не сожалей. Если бы мы вернулись назад, и ты попросила меня о помощи, я снова бы это сделал. Этот человек творил с тобой ужасные вещи и, несмотря на популярность, ты страдала. Почему моя никчемная, но спокойная жизнь должна быть важнее жизни молодой и красивой девушки, у которой ещё всё впереди?

– Так говоришь, будто ты жизнь прожил и больше уже ничего не случится, кроме… – я вздохнула, не желая произносить страшные слова вслух. – Ты поверил мне на слово, понимаешь это? Я ведь могла солгать. А вдруг у меня не всё в порядке с головой, и я действительно упала с лестницы?

– Решила вызвать у меня сомнения? – Он взял мои руки в свои и начал растирать. – Нет, не верю я в эту чушь с лестницей. Такая девушка может накачаться алкоголем лишь от отчаяния. И упасть, кстати, тоже. А если человек не ценит жизнь, значит, ему плохо там, где он есть. Как ни крути, но тебя надо было спасать.

На минуту я застыла, глядя на Джона. Какой он проницательный. Почему мои родные не такие? Почему все от меня отвернулись? А чужой человек… В порыве чувств я шагнула вперёд и обняла Джона.

– Без тебя я бы погибла. Спасибо, спасибо, спасибо.

За завтраком в небольшом полупустом кафе мы заговорили о более серьёзных вещах. Джона первый поднял вопрос.

– Элора, рано или поздно они спохватятся. И что тогда?

– Сегодня воскресенье. Никто не придёт навестить меня. Лишь завтра утром Джек приедет за мной, но мы будем уже далеко.

– А как же обходы? – Джона реально смотрел на вещи. – Твой лечащий врач не обнаружит тебя в палате, заставит персонал найти тебя. А когда выяснится, что ты пропала, сразу позвонят… Кому? Джеку?