Жертва
Шрифт:
– Телефон на кухне, - сказал он, морщась при каждом слове.
– Есть еще один наверху.
Я подавила раздражение.
Ну на кой черт нужно ставить телефоны в самые труднодоступные места.
– Тогда нам нужно добраться до машины и взять наши мобильные телефоны.
Я помнила, где мы их оставили – рядом с рычагом переключения передач.
– Моя мама...
Я направила его к двери.
– Нам нужна помощь, Скотт. Ты не в том состоянии, чтобы вступать в схватку с этим...
Мои слова оборвал звук открывающейся кухонной двери, и я тут же покрылась
Я должна была сама сбегать к машине,– обреченно подумала я. – Могла бы уже позвонить в полицию...
– И куда это ты собралась?
Черт, черт, черт.
Медленно я повернулась лицом к говорившему. У меня свело живот, когда я увидел направленный на нас пистолет.
– Какого хрена ты развязал ее, Скотт? Это было чертовски глупо.
– Я не...
Раздался выстрел, и я вскрикнула от шока. Я подумала, что он выстрелил в меня, и ожидала, что боль пронзит меня с секунды на секунду.
Но боли не было, а там, где только что стоял Скотт, прислонившись ко мне, образовалась пустота.
– Скотт!
– задыхаясь, воскликнула я, падая на колени рядом с ним.
Он лежал без движения, и я инстинктивно потянулась вниз, чтобы нащупать пульс на его шее. Я вздохнула с облегчением, когда почувствовала, что его сердце бьется под кончиками моих пальцев. Вокруг его голени растекалась лужа крови, просачиваясь в щели между половицами.
– Не могу поверить, что эта глупый придурок развязал тебя, - проговорил мужчина.
– Ложись на живот, второй раз не развяжешься.
Спорим, урод?
Пассивно я легла на живот, стиснув зубы от дискомфорта, вызванного тем, что мои большие груди уперлись в половицы. Звук разматывающейся липкой ленты почти заставил меня улыбнуться - не было абсолютно ничего, чем он мог бы связать мои запястья, чтобы надолго зафиксировать мои руки за спиной. Я сцепила локти, создавая впечатление, что у меня "нормальные" суставы, а он оттянул мои руки назад до упора. Не зная о моей гуттаперчивости, он намотал ленту лишь на несколько дюймов выше запястий, так что у меня было достаточно места, чтобы повторить свой трюк, когда придет время.
Это заставило меня вспомнить о фотосессиях в бондаже, в которых я принимала участие, и о том, каким неуклюжим любителем был этот парень по сравнению с теми, кто связывал меня ранее.
– Теперь ты не освободишься, сучка.
Я прислушалась к его удаляющимся шагам и, как и прежде, перевела себя в сидячее положение. Сидеть прямо мне было легко, но я старалась делать вид, что это болезненная для меня поза. На самом деле я на сто процентов контролировала каждый свой мускул. Иногда мне кажется, что я бросаю вызов законам человеческой физиологии, это почти сверхъестественно, то, что я могу делать со своим телом...
– Больше не убегай, - засмеялся мужчина.
Он исчез за кухонной дверью, а я задумалась о своем положении. Скотт был ранен - тут уже ничем не поможешь. И я не видела ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Если бы только был способ завладеть его пистолетом... Но он совсем недооценивал меня, и я знала, что смогу использовать это, когда представится возможность.
Я вздрогнула, когда дверь
открылась, и взору предстала сгорбленная спина мужчины, который втаскивал в комнату свою очередную жертву. Это была женщина, и это могла быть только миссис Джонс.Мужчина опустил лодыжки матери Скотта, и оставил ее, лежащую без движения посреди огромной комнаты. Мой взгляд прошелся по бессознательному телу
мертва, она мертва
женщины, впитывая все его детали. Она была почти такой же, как я и ожидала, если не считать того, что была без сознания и находилась во власти сумасшедшего, конечно. На вид ей было около шестидесяти, симпатичная женщина с аккуратной прической, седыми волосами, длинной, до колен, твидовой юбке, которая сейчас была очень модной, и шелковой блузке.
Мужчина постоял, глядя на миссис Джонс, а когда повернулся, мое сердце екнуло в груди.
– Кто вы? Зачем вы это делаете?
Вопросы непроизвольно снова сорвались с моих губ, и я опять тут же пожалела о них.
– Я уже сказал тебе, это не твое собачье, мать твою, дело. И каждый раз, когда ты задаешь глупый вопрос, происходит что-то очень плохое.
Мужчина потянулся вниз, не отрывая от меня взгляда, и поднял ногу миссис Джонс за лодыжку. С ее ноги слетела черная туфля, и он швырнул ее через всю комнату. По какой-то причине вид ее пальцев в чулках телесного цвета показался мне крайне неприятным. Каким-то образом ее нога приобрела совершенно новое значение. Она стала символом моего бедственного положения, того, как что-то, казалось бы, обычное может обернуться таким ужасным и грязным. Как любая ситуация может превратиться в безумие в одно мгновение.
Остальное произошло как в тумане. Кажется, я закричала. Помню только кровь. И по тому, как кровь медленно вытекала из раны, я также помню, что допускала возможность того, что миссис Джонс мертва.
Это казалось нереальным, все это. Я чувствовала себя просто наблюдателем, словно смотрела какой-то фильм. Как будто наблюдала за собой со стороны.
Мужчина держал в руке зазубренный нож для хлеба - до этого момента я не видела его - и резал ногу миссис Джонс. Ну, не столько резал, сколько пилил.
Черт возьми, он отпиливает ей пальцы на ноге...
Я не могла оторвать взгляд от этого кровавого зрелища. С такого расстояния трудно было разобрать детали, особенно на фоне сочащейся крови. Мужчина стоял боком, и я могла видеть вены, резко выделяющиеся на его толстой шее и стиснутой челюсти.
Мужчина опрокинулся назад, палец миссис Джонс остался у него в руке. Он успел выпрямиться, обретя равновесие, едва не упав на задницу. Сукин сын улыбался, засовывая кровавый обрубок в рот и посасывая его, как ребенок сосет леденец.
С нарастающим ужасом я наблюдала, как мужчина переворачивает миссис Джонс на живот. В этот момент я поняла, что она действительно мертва, и почувствовала облегчение, смешанное с ужасом от того, что несчастная уже не могла чувствовать боли. По крайней мере, для нее кошмар закончился.
– Я скоро вернусь, - проговорил безумец, направляясь по прежнему маршруту.
Я знала, куда он пошел: за мистером Джонсом.
– Скотт, - зашипела я. Он не ответил.
– Скотт!
– сказала я снова, на этот раз громче.