Жест Лицедея
Шрифт:
Это было божественно! Теперь я боялся, что воин слишком быстро наберет силу и я не успею насладиться ее ротиком. Так и вышло. Едва она лизнула головку, как мой он дернулся и быстро наполнился силой.
— Нравится, Лаврик? — она лизнула еще раз.
— Его нужно целиком взять в рот и хорошо пососать, — предупредил я. Очень хорошо пососать, а то опять упадет, — теперь меня наполняло райское удовольствие и страх. Страх не вовремя расхохотаться.
Сестренка повелась, и я почувствовал, как мой отросток исчезает в ее ротике. Еще глубже! Ах! Это нереально круто! Как она классно сосет! И это первый раз в своей жизни! Я вспомнил о книге под ее подушкой.
— Хватит с тебя? — она выпустила член изо рта. И раньше, чем я успел выразить протест, села мне на живот.
— Сначала будет больно, — предупредил я, понимая все коварство ее отчаянного замысла.
— Я тебе дурочка, — ведьмочка приподняла бедра и направила окаменевший от восторга член к своей щелочке.
Юная упругая грудь ее часто вздымалась в предвкушении предстоящего.
— Боишься? — тихо спросил я, любуясь ее обнаженным торсом.
— Молчи, Лаврик! Больше ни слова! — она зашептала что-то, тугая головка члена скользнула по ее мокрой складочке.
Сестренка сжала его ладошкой и направила во вход. Тут же ахнула от проникновения. Он вошел лишь чуть-чуть, не глубже, чем на головку.
Она зажмурила глаза и вскрикнула, принимая его глубже. Я чувствовал, как задрожало ее юное тело, из приоткрытого ротика снова вырвался сдавленный стон. Моему воину тоже было больно, быть стиснутой горячей и мокрой киской. Но это совсем другая боль — боль, которая слаще любого удовольствия. Я был готов заорать вместе с ведьмочкой. Она чуть приподнялась и опустилась решительнее. Воздух вырвался из ее груди вместе со вскриком.
– Ах! А-а-а! Ситри! — она замерла, закусив губку и плотно зажмурив глаза.
Я почувствовал, как что-то теплое потекло по яйцам.
Наташа выдохнула и медленно опустилась еще немного, впуская сантиметр жаждущего ее воина. Клянусь, бля, отважная девочка! Ей так хочется трахаться, что готова терпеть любую боль. Приподнялась и очень медленно опустилась еще. Приоткрыв глаза, ведьмочка глянула на меня сквозь поволоку, боль и блаженство, смешавшиеся в ее взгляде.
Поначалу ее медленные движения стали чаще. Наташа плавно приподнималась и тихонько впускала в себя мой член, который раздирал ее пещерку. Она начала громче постанывать, позволяя ему входить все глубже. Удовольствие медленно и неотвратимо вытесняло боль. И скоро ее тело начало трепетать от полноты прежде неведомых ощущений.
Как мне хотелось сейчас прикоснуться к ней! Дотянуться до этих прекрасных грудей, которые я еще ни разу даже не целовал. Помять эти сосочки, впиться в них губами. Схватить ее за талию и задать восхитительный темп нашего первого знакомства. Но вынужден был терпеть, держа эти дурацкие свечи. Я начал делать движения ей навстречу, отрывая ягодицы от постели. Жаркая волна все ощутимее поднималась во мне. Та же волна безумного удовольствия уже передалась сестренке. Она жалобно вскрикнула и резко наклонилась, целуя меня в губы.
— Ах! А-а-ах! Мой Лаврик! — простонала она, резко выгибаясь.
Тут же ее бедра затряслись от оргазма. Я зарычал от кайфа, накрывшего меня. Резко. Всего до корней волос. Член судорожно задергался в тугой пещерке, еще сильнее раздирая ее и наполняя семенем.
— Ох, Лаврик! Вот это да! Сойти с ума! — простонала она, жадно целуя мое лицо. — Как же хорошо! Еще хочу так! Еще!
В
этот момент раздался стук в дверь. Снова стук. За ним послышался голос Ирины Львовны:— Саша, Наташа у тебя? Что там у вас происходит?
Я так и слетел с кровати вместе с Наташей. Свечи, что были в руках упали на простыню, рядом с кровавым пятном — ярким следом утраченной девственности. Сестренка метнулась в поисках платья.
— Саша! — голос Ирины Львовны стал громче.
От свечи на правой ноге мне удалось избавиться ценой небольшого ожога. Она отлетела на коврик, ярче разгорелась на нем, поджигая шерстяной ворс. Свеча на левой ноге основательно расплавилась. Быстро избавить от нее не получалось. Я метнулся к халату, вместе со свечой, горящей на левой ступне.
— Саша, открой! — голос «мамы» стал сердитым.
Наташа кое-как успела натянуть платье и пошла открывать дверь.
Бля, писец! Кровь на простыне — это палево! А если она слышала сладкие вскрики доченьки?! Сто пудов слышала! Ведьмочка вовсе не была тихой, особенно в бурном финале!
Простынь возле подушки тоже загорелась. Эх… Пожару быть! И член, как назло, торчит колом. И халат не успеваю надеть! Это полный писец!
Глава 13. Игристое в киске
Один борзый грек сказал: «Лучшая защита — это нападение». И сестренка умела использовала это наставление. Едва дверь распахнулась, как Наташа начала с жесткого наезда:
— Мама! Сколько раз говорить, не отвлекай меня, когда я чем-то занята! Смотри, что ты наделала! — она возмущенно махнула рукой в сторону кровати, на которой уже веселился язычок жаркого пламени. — К черту сгорим сейчас!
И без указания дочери Ирина Львовна уже видела этот пламенный ужас, пока еще в зачатке. Ведь ясно, в полумраке в первую очередь глаза цепляться за что-то подвижное и яркое.
— Скорее за водой! — вскрикнула Ирина и бросилась по коридору.
Спасибо, ведьмочка! Спасибо, что мне не пришлось встречать нашу «маму» голым с воинственной балыськой наперевес. Вряд ли Ириша успела меня заметить. Я мигом облачился в халат. Схватил недопитую бутылку игристого, заткнув пальцем, встряхнул и вуаля — вот вам импровизированный огнетушитель. Кстати, в тот момент даже представить не мог, что газово-пенной техникой мне придется сегодня пользоваться дважды.
Я направил струю… Правильно, себе на ногу. Ведь между пальцев левой ступни еще горела расплавленная в лепешку свеча. И торговец из лавки «Гром Небесный», к счастью, обманул — нормально тушились эти свечи водой. По крайней мере, игристым белым марки «Лувье» тушились на ура. Пшш… и только сизый дымок и расплавленный воск.
Тут же подоспела пожарная команда: Ирина Львовна со вчерашней вазой полной воды и Наташа с пустыми руками, подгоняя маму. Ирина как вбежала, так сразу и вылила все содержимое вазы мне на кровать. Ну и зря — нужно было просто накрыть пламя покрывалом. Я, сунув ноги в тапки, оперативно затоптал огонь, зачавшийся на ковре.
— Что у вас тут происходило?! Надо ж до такого додуматься! — голос мамы подрагивал от возмущения. — Кровь?! Наташа! Откуда эта кровь?! — она с испугом смотрела на кровавое пятно на простыне в центре пентаграммы.
Пока Наташа не успела сказать какую-нибудь глупость или, храни Перун, неуместную правду, я сунул руку под халат. Обтер ладонью член, липкий от крови и спермы, и этим чудным составом вымазал себе нос и губы.
— Мам, — подал я голос. — Вот видишь, снова с носа кровь пошла. Наташа зацепила, наверное, нечаянно.