Жесткокрылый насекомый
Шрифт:
– Нельзя, Альбин Петрович, по улице сейчас ходить. Сумасшедших что-то слишком много развелось. – Пожилой с подозрением всматривался в кроны деревьев. Оттуда доносился смех.
Упирающегося и визжащего о своих правах Альбина силой запихнули в автомобиль, и минуту спустя только сизый дымок выхлопа свидетельствовал: здесь только что стояла машина.
А Марина Васильевна проснулась с цифрой в голове.
Восемь.
Это же проще пареной репы! Сначала – один. На следующий день – двое.
Потом – четверо. Геометрическая прогрессия.
Хороша перспективка: таким манером к концу недели их будет двести пятьдесят шесть. Это нужно как-то остановить!
Она вскочила с постели и
Наташа, но она слишком далеко, в Лосьве… хотя, если подумать, не самая плохая мысль.
Отыскав в сумке среди бланков, счетов и рецептов бумажку с номером сестры, Марина подошла к телефону, и тут оказалось, что он не работает. Несколько раз нажав на рычаг, Марина вновь поднесла трубку к уху, но результат остался прежним – мертвая тишина в эфире.
Похоже, кто-то перегрыз провод. Или нассал на розетку. Теперь только одному Богу известно, сколько продлится коммуникационная блокада.
Монтеры боялись Марину Васильевну как огня. Во-первых, воняет в квартире жутко, во-вторых, косо-глазый сиам Шах порвал год назад их коллегу, когда тот приходил устранять похожую неполадку.
Чтобы не психовать понапрасну, Марина занялась уборкой. Половина седьмого утра, самое время! Вытерла лужи, убрала кучи и как бы между прочим вспомнила, что раньше, еще когда в Таджикистане жили, у них на две семьи живности имелось – одна собака Жулька, стерва и развратница, которую неясно кто любил. Просто подарили щенка, а выросла озабоченная неврастеничка – даже котов во дворе пыталась совращать, Марина сама видела. И при каждой любовной неудаче бросалась в драку. А теперь Жулька вспоминается как золотая собачка…
Ведь никакой радости или даже приснопамятного глубокого удовлетворения от своего подвижничества Кулик не ощущала. Только бесконечную тупую злобу на людей.
Ну вот, стоит о людях вспомнить, и опять эти подкидыши на ум приходят. Ну кто их ей навялил, как бы узнать?
Собак выводила с опаской, то и дело вздрагивая от приближающихся шагов. Но в конце концов бояться надоело, и Марина Васильевна смело сходила в магазин, смело купила масла, сыра и батон, смело позавтракала и, прямо-таки кипя отвагой, устремилась на работу. Она обязательно что-нибудь придумает. В крайнем случае – спросит совета у Наташи.
После третьей пары на кафедру заглянула секретарша из ректората, сказала, что просят к телефону Кулик. Марина Васильевна похолодела: вот оно, началось.
Но это был всего лишь Леня Бухта, бывший студент, договориться насчет решеток на окна.
– Ну посмотри на себя, Алик, ты же весь запаршивел! Что тебе надо: все есть, какого ляда ты по подвалам шляешься? Случайно ведь отыскали.
– Отъе…тесь от меня все, – вяло повторил Пиворас. Он был чисто вымыт, пострижен и красиво одет.
– Ты как с матерью разговариваешь? – ахнула мама.
– Отъе…тесь…
Чуть поодаль Двое-из-ларца сосредоточенно изучали внешнее устройство своих ботинок.
– Аскольд, врача уже вызвали? – спросила мама у секретаря.
– Машину за ним отправили.
– Господи, за что мне это… Мальчики, смотрите, чтобы он опять не убежал.
Пиворас мрачно оглядел Одинаковых-с-лица. Он им не завидовал. Любой, кто встанет между ним и волей, горько пожалеет. Дромомания – это вам не фунт изюму, это серьезно.
И, надо сказать, как в воду глядел. Не прошло часу после того, как утомленный психиатр отбыл восвояси, а какой-то обалделый Хрущ влетел в распахнутое окно второго этажа и радостно завопил:
– Лёт идет! Живой кто есть?
Одинаковый-с-лица, который был просто Коля, бросился проверять, кто вломился в дом. Коля-второй на время потерял бдительность,
и тогдаАльбин щучкой нырнул в мамин кабинет и заперся изнутри.
Наверху началась буча. Дикие крики, изумленные вопли, истерика – это, очевидно, мама вышла на шум и увидела, что происходит…
Теперь оставалось лишь выйти на веранду, быстро осмотреться, и поминай как звали.
Сзади ухнула дверь. Коля-второй понял, что не успеет обогнуть дом и поймать хозяйского сына на улице, и решил идти напролом и растерзать барчука, пока он живой. Пиворас, не теряя времени, поставил на пути преследователя стеклянный журнальный столик и бросился наутек.
Во дворе было пусто, только Жулик и Бандит, кавказские овчарки, свободно бегали по двору и лаяли на шум, доносившийся из дома. На
Альбина они даже внимания не обратили.
Теперь дай бог ноги! Пиворас просочился через щель в заборе: доску он расшатывал целую неделю до предыдущего побега, а потом тщательно замаскировал. Пригодилось.
Он бежал, не особенно задумываясь, куда именно направляется. Ноги сами знали, куда надо в данный момент.
На работе доброй тетки не оказалось. Пиворас, воспользовавшись цивильным пока видом, выяснил, где именно она живет, и отправился к дому Марины Васильевны, но никого не застал. И тут заметил дверь в подвал. Осторожно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, он пару раз прошелся мимо. Не похоже было, что подвал запирается. Ну что же, вот и новая жилплощадь!
Прикинувшись невидимкой, Альбин Петрович скользнул в темноту.
В темноте обнаружился выключатель. Лампочка в шестьдесят ватт не могла осветить весь подвал, но и этого было вполне достаточно, чтобы
Пиворас понял – то, что надо. Сухо, в углу шкаф здоровенный стоит, в таком и спать можно. Только тряпок побольше принести…
В желудке противно заурчало: хотелось жрать. Пора идти на заработки.
Всех китайцев в Большой Ольховке звали Димами, а китаянок – Раями.
Жили они, как инопланетяне, – то ли изучали местное население, то ли пытались наладить контакт, стараясь при этом оставаться незаметными и максимально эффективными. Чем бы они ни занимались: торговлей, починкой обуви или изготовлением ключей, – выручку тут же переводили в доллары и транслировали родственникам в Китай. Сами же добытчики ели в день по горстке риса, в который добавляли такую же горстку термоядерных специй и смотрели по видео душераздирающие фильмы типа
“Снеговик-убийца”, где кровища выплескивалась прямо с экранов и забрызгивала тапочки зрителей.
У Пивораса на рынке было много знакомых, но предпочитал он именно
Диму и его дочь Раю.
– Варас! – улыбнулась девушка, когда голодный Альбин, урвавший уже два здоровенных яблока и коробку “Бизнес-ланча”, забрался к ней в палатку.
– Жадные все стали, – пожаловался Пиворас подружке, придерживая культей бич-пакет. – Честно хлеб заработать не дают, а воровать тоже не дают. Лидка только хорошая. Я ей носки помог выгрузить, а она мне полтинник дала. Будем есть?
– Кушай, Варас, мы ели.
– Уже?
– Жуки у вас вкусный, большой жуки!
– Фу! Фу! Противно же! Фу!
– Не, Варас! – рассмеялась Рая. – Вкусный! Много мяса! Большой жук!
Марина Васильевна провела на удивление спокойный день. Успела к ветеринару, сдала сапожнику прохудившиеся зимние сапоги, стрясла деньги со всех репетируемых и набрала продуктов на неделю. Вернулась домой поздно. И тут же нахлынуло ужасное чувство, будто она что-то забыла. Кое-как отмахнувшись от навязчивой мысли, она стала готовить для дворняг. Когда все сварилось и остыло, Марина вспомнила о подкидышах. До сих пор – а часы показывали уже десять минут одиннадцатого – детей не было видно. Неужели все?