Жестокая свадьба

Отец замолк, пораженный, а Дан продолжал:

— Посмотри правде в глаза, папа, ты жил так, потому что так удобнее. Жена нужна для продолжения рода, в остальном можно жить в свое удовольствие. У тебя ведь и сейчас есть любовница, думаю, не ошибусь, если она моложе Аминат. И все все знают, главное, лишь бы фасад был цел и намарафечен, а что там за ним, никого не касается. Ты все время любил меня больше, чем девочек.

— Потому что ты ее сын.

— Но ведь они тоже твои дети. Ты ими совсем не занимался. Да, ты их любишь, но они не видели того, что в детстве получал от тебя я.

— Девочек воспитывают женщины.

— А я, — здесь голос подвел Данияла и предательски дрогнул, — если бы у меня родилась девочка, я бы сам ею занимался. Сам воспитывал свою дочку. Что там нужно делать с детьми — гулял, играл, водил в детский сад, читал и кайфовал бы от этого. Я любил бы ее еще и потому, что любил ее мать. Больше жизни.

— Мне приходилось много работать, — попробовал возразить отец, но Дан его перебил.

— Это бег по кругу, пап. Дети нужны, чтобы было кому оставить наследство, при этом времени на них нет, потому что наследство надо заработать, — и добавил твердо: — Потому я и не хочу детей. Чтобы вы не смогли сделать с ними то, что сделали со мной.

— Я хотел, чтобы моими наследниками стали наши с Леной внуки, дети ее сына, — с болью сказал отец, глядя вперед невидящими глазами.

— Извини, — бесстрастно ответил Даниял, — этого не будет. Я хочу выйти из семейного бизнеса, выкупить свою долю у Рустама. Если ты не возражаешь, пусть он заменит меня, он сможет. Когда закончится процесс слияния, я разведусь с Заремой, я предложил ей получить образование, найти занятие по душе. Но мне не верится, что Арисханов не попытается ее снова кому-то всучить подороже. Поэтому сказал, пусть присмотриться к Рустаму. Демуров любит ее много лет, и я не прощу ему того, что он мне об этом не сказал.

— Наш Рустам? Влюблен в Зарему? — удивление отца было неподдельным.

— Да. Если бы я знал, никогда не согласился на этот брак. И если Зарема захочет выйти за Рустама, надо сделать так, чтобы Арисханов узнал об этом уже после. А пока я запрещаю ему приближаться к ней. Он хотел, чтобы наш брак перестал быть фиктивным, брак не станет настоящим, но и прессовать дочь он больше не посмеет. А дальше пусть Зарема сама выбирает, как ей жить.

— Ты не можешь забыть эту девочку, Даниял? — помолчав, спросил отец.

— Я только о ней и думаю. Ты знаешь, я тогда не понимал, почему она отказывалась брать у меня деньги, сердилась, когда я запрещал ей работать. А она просто не хотела, чтобы кто-то мог управлять ее жизнью так, как мы все распоряжаемся жизнью Заремы. Чем больше я думаю об этом, тем больше поражаюсь, откуда в такой хрупкой девочке было столько сил и упорства. Она так не хотела зависеть от меня, вмешивать в наши отношения деньги, и кто-то этим воспользовался. Я уверен, ее вынудили. Она сама не стала бы делать это по собственной воле, ее заставили. Или обманули. И я должен найти тех, кто это сделал.

Глава 23

Три года спустя

Дан вдохнул морской воздух — полной грудью, теперь у него получалось — и снова уставился на океан. Наверное тот, кто назвал океан Тихим, никогда не был на острове Оаху и не видел Пайплайн. Впрочем, и Даниял ее раньше вживую не видел, а теперь сидел на берегу океана и сжимал ручки коляски, глядя на сворачивающуюся в трубу гигантскую волну.

Хотя нет, он даже проходил по трубе в тот день, когда понял, что дальнейшее существование лишено всякого смысла. И поначалу то, что он выжил, вызывало у него самого лишь недоумение и досаду. И Дан просто ждал, когда организм сдастся и устанет бороться за такую бесполезную и ненужную жизнь.

О чем-то просил отец, Рустам, сестры, они говорили о семье, о бизнесе, но Дану это было неинтересно. Он все время жил и поступал как надо бизнесу и семье, а что в итоге? Опора виадука?

Дан снова и снова проматывал свою жизнь, но единственным и настоящим, что он делал для себя, была его короткая, длиной в неделю, семейная жизнь. Мысли бежали по кругу и вновь возвращались в ту же колею: если бы он не согласился на вторую свадьбу — зачем, свадьба была, он всех пригласил, не приехали, ваши проблемы — она была бы жива. Если бы он не поддался порывам бешеной ревности, а сам увез Дану из ресторана, она бы все ему рассказала и осталась жива.

Конечно, ведь Дана ему доверяла, она так любила его. И тогда вместо Дзагоева поплатился бы истинный виновник — тот, кто вынудил Дану сняться в этой мерзкой фотосессии уже после их свадьбы. А его дети, чьи голоса он слышал, когда арматура насквозь прошила его грудь, уже бы родились…

В один из таких бесконечных бессмысленных дней раздался видеозвонок. Бабушка Мадина. Дан даже был почти рад ее видеть.

— Ты не хочешь поправляться, Даниял, — бабушка Мадина строго свела брови, и Дан вспомнил, как она в детстве выговаривала ему, когда он отказывался от обеда, чтобы скорее убежать на улицу.

— Не хочу, — не стал обманывать бабушку Дан. Та пожевала сухие губы и спросила уже не так строго:

— Скажи, сынок, ты сам это сделал?

Они оба знали, что она имеет в виду.

— Да, моя жена умерла, мои дети умерли, это я убил их, бабушка.

— Но ты же не умер.

— Я сам не знаю, почему вернулся.

— Не почему, Дан, а для чего, — бабушка Мадина посмотрела неожиданно мягко. — Ты не подумал о том, что тебя просто не пустили туда, Даниял?

— Не пустили? — он пораженно смотрел на экран. — Это как?

— Очень просто, — развела она руками. — Ты пришел как незваный гость. Тебя там не ждали и не звали. Вот и не пустили, что-то ты здесь оставил, сынок. Для чего-то ты здесь нужен.

— Я останусь инвалидом, что может нужного сделать инвалид?

— Э, не путай, — погрозила она пальцем, — это я инвалид. Лежу тут как королева, вокруг меня все бегают. А Шамиль сказал, ему врачи говорят, что ты сам вставать не хочешь. Помнишь, как ты маленький мне все время говорил «Я сам, бабушка, я сам»? Что ж ты теперь хуже маленького?

Дан не удержался от улыбки, а бабушка вдруг сказала тихо:

— Даже я тут не просто так лежу, сынок. Вот с тобой поговорила, и тебе стало легче, стало же?

— Да, — к горлу подкатил комок, — конечно, бабушка.

— Вот. Значит и я не совсем бесполезная, а ты молодой, сколько ты нужного можешь сделать.

С тех пор в его состоянии, как говорили врачи, наметилась положительная динамика. Десять месяцев в клинике, восстановление, реабилитация. Дан не мог сказать, что в нем внезапно проснулся интерес к жизни, но слова бабушки Мадины породили простую мысль: если его действительно, как она сказала, «не пустили», то не факт, что пустят в обозримом будущем. И Дан пересел в инвалидное кресло.