Жестокие принципы

– Правда, моя хорошая, – целую светлую макушку. – Только это ничего не меняет для нас.

– Мы всё равно вернёмся к папе Роме? – шепчет с придыханием, ожидая подтверждения.

– Нет. Не вернёмся. Никогда. Скорее всего, скоро уедем в другое место. Хорошее и светлое. И будем там жить вдвоём, – глажу её по волосам, успокаивая.

– А Костя?.. Он с нами поедет?

– Нет, Тасенька, не поедет. Он будет жить один.

Или не будет. Островский жить вообще не планирует или жить на свободе.

– А он сказал: «Вы теперь мои». А зачем он так сказал? Если не поедет.

– Спроси у него. – Не знаю, что ещё говорить ребёнку, который задаёт вопросы, на которые ответов у меня нет и не будет.

– Я спрошу, – воинственно прищуривается, кивая. Островский поспешил с докладом дочке, вот пусть и объясняет. Никто его за язык не тянул.

Всё это время Петровна и Гриша с интересом вслушиваются в нашу беседу, не встревая. Наш брак с Парето стал, можно сказать, событием в этом доме, жизнь которого текла размеренно и неторопливо до моего появления. В кармане вибрирует телефон.

Островский: Жду в машине. 5 минут на сборы.

– Я ненадолго уеду. Слушайся Гришу, – чмокаю Тасю и бегу в коттедж, чтобы за считаные минуты сменить форму на джинсы и свитер.

Парето в машине разговаривает по телефону. Лицо расслабленное, видимо собеседник приятный. Сажусь на переднее сиденье и молчу, чтобы не вызвать гнев, пока он разговаривает по телефону на турецком языке. А Костя у нас, оказывается, владеет языками, что не удивительно для меня. Уверена, в нём скрывается множество талантов.

– Серхат звонил? – спрашиваю, как только разговор окончен. Островский сверлит меня недовольным взглядом. – От него было много входящих, пока вы лежали без сознания. Имя турецкое, вероятно беседовали с ним.

– Да. С ним. Но тебя это не касается.

– Я даже не сомневалась.

Замолкаю, позволяя Косте вести машину в направлении города. Островский на разговор не напрашивается, но меня подмывает спросить, с какой целью он поведал ребёнку информацию об отцовстве.

– Зачем вы сказали Тасе? В её жизни вы кратковременное явление, и громко заявлять о своём отцовстве не стоит. К тому же мы с вами прекрасно знаем, с какой целью это сделано.

– Я много разговаривал с Таисией, и когда спрашивал о папе, знаешь, что она отвечала?

– Знаю.

– Тогда глупо с твоей стороны задавать подобные вопросы. Пусть лучше ребёнок вспоминает о человеке, оставившем положительные эмоции, чем о том, кто запомнился ей вечно орущим, пьяным мужиком.

– Возможно, вы правы, – нехотя соглашаюсь, понимая, что эти два месяца были для Таси счастливыми и беззаботными.

– Прав. Знаю, о чём говорю. Когда мы с Надей встретились, Никите было три, и воспоминания об отце у мальчика были подобны Тасиным. Немного внимания, заботы, времени вместе, и через несколько месяцев ребёнок о нём уже не вспоминал.

– Почему у вас с женой не было общих детей?

– Мы пытались. У жены было несколько выкидышей подряд. Дальнейшие попытки негативно сказались бы на её здоровье. Больше к этому вопросу мы не возвращались. Для меня Никита был сыном. Моим.

– Я тоже хочу, чтобы Тася стала для кого-то «своей». Надеюсь, когда-нибудь встретить такого человека.

– И родишь ему ещё пару-тройку детей? – усмехается.

– Нет. Не получится, – произношу с надломом, отворачиваясь к окну, заметив, что улыбка сходит с лица Кости, когда он понимает, что эта тема является для меня болезненной.

Остаток пути проходит в тишине, лишь изредка Островский бросает в мою сторону взгляды, желая о чём-то спросить, но так и не решается. Машина останавливается около здания с кричащей вывеской. Его обещание показать меня гинекологу было не шуткой, и сейчас, когда мы идём по светлым коридорам, понимаю, что мне придётся рассказать о своих проблемах врачу, который, вероятно, затем поделится с Парето. Провожу в кабинете около часа, пока приятная женщина осматривает меня и задаёт вопросы, а когда выхожу, Костя отправляет меня на улицу, задерживаясь у кабинета.

– Почему не занималась своим здоровьем? – спрашивает сразу, как только садимся в машину.

– Я работала, чтобы обеспечить дочь. Не было времени, да и денег тоже.

– Теперь есть и то и другое, – вопросительно смотрит, не трогаясь с места. – Света сказала, всё поправимо, нужно лишь основательно заняться проблемой.

– Займусь. Только не сейчас. И не для вас. – Недовольно поджимает губы, не сводя взгляда. – Когда буду чувствовать себя в безопасности и знать, что у меня есть будущее. Я почти приняла тот факт, что Тася – мой единственный ребёнок.

– А хотела ещё?

– Хотела. И сейчас хочу. – Вопросительно вскидывает бровь, намекая на момент, когда я была неосторожна. – Не от вас.

– А что, рожей не вышел? – Кривая усмешка появляется на его лице, а во взгляде тонкой линией проносится горечь.

– У нас с вами кардинально разные планы на будущее. Я мечтаю дать Тасе всё. Увидеть, как она пойдёт в школу, выберет специальность и человека, с которым её свяжут тёплые чувства. Вы же застыли на месте. Вас ведут по жизни раны, которые нанесли другие. Внутри они такие же, как и снаружи. Оставить после себя ребёнка – самое подлое, что вы можете сделать, потому что изначально нацелены лишить его себя.

Островский несколько минут внимательно на меня смотрит, открывает рот, чтобы ответить, но останавливается. Трогается с места, направляясь в центр города. Паркуемся у ряда магазинов, судя по вывескам очень дорогих. Иду за ним, не задавая вопросов. Костя просит консультанта принести всё, что мне подойдёт, и следующую пару часов я задерживаюсь в примерочной. Выхожу, показываю ему и получаю одобрение или же отказ. Он заталкивает на заднее сиденье с десяток пакетов, предварительно потребовав, чтобы я осталась в брючном костюме бледно-бирюзового цвета и белом пальто. Машина трогается с места, но мы едем не в направлении выезда из города, а в другую сторону и через двадцать минут останавливаемся у ресторана. Островский выходит из машины и, обогнув её, открывает мою дверь, кивком приглашая выйти.

– Зачем мы сюда приехали? – осматриваюсь по сторонам.

Это мой район. Почти каждый день я проходила мимо этого дорогого заведения по пути на работу.

– Ужинать, Лена.

– Здесь одно блюдо стоит больше, чем я зарабатывала за неделю.

– Теперь это тебя волновать не должно. Ты жена состоятельного человека, забыла?

На входе нас встречает хостес. Девушка предлагает места у окна: столик на двоих. Уютная обстановка, ненавязчивая музыка и отсутствие свободных мест. Брожу взглядом по посетителям, замечая на другом конце зала Воронова в компании пожилого мужчины и девушки моего возраста. Медленно перевожу взгляд на Костю, который, кажется, заинтересован меню больше, чем посетителями. Но это фикция. Уверена, Островский точно знал, что окажется в одном месте со своим врагом.