Жестокие принципы
Шрифт:
Глава 23
– Здесь Воронов, – произношу, рассматривая меню.
– Я в курсе. Они с мэром ужинают здесь три раза в неделю. Постоянные клиенты, так сказать, ресторана и его негласная реклама.
– А девушка? – искоса посматриваю на яркую блондинку в брючном костюме цвета спелой вишни. Помада в тон и лодочки на высокой шпильке. Обувь не по погоде, но, вероятно, она мало передвигается пешком.
– Рита. Папина принцесса, – ёрничает Костя, – которая влюбилась в его помощника и, конечно же, выскочила за него замуж. Вариантов отказать у Шакала не было, хотя на тот момент он готовился
– Яркая девушка…
– Наркоманка, – уничтожает моё восхищение Островский. – На пару с Шакалом нюхают. Именно он контролирует поток дерьма, который проходит через наш город. Монополист, так сказать. Его дилер поставлял порошок, от которого умер мой сын. Элитная школа – дорогие развлечения подростков, у которых карманные расходы больше твоего заработка за несколько месяцев. Никиту пригласил в компанию младший брат Воронова. Учились в одном классе. Два раза попробовал, на третий передозировка. Подростки испугались и бросили его. Нашли через два дня, как ты понимаешь, мёртвым.
Костя рассказывает всё это будничным тоном, словно передаёт историю, которая лично его не касается, но в голосе отчётливо слышатся хриплые нотки. Накрываю его ладонь своей, слегка сжимая, выражаю тем самым поддержку и получаю в ответ взгляд, наполненный благодарностью. Ему нелегко делиться, но он, пересилив себя, всё же рассказывает, по какой причине желает уничтожить Воронова и мэра. Повторно окидываю взглядом Риту, а затем Воронова.
– Не смотри так, – одёргивает Островский. – А то ещё решит, что ты слюни пускаешь на её мужа, и плеснёт кислотой в лицо. Уже двоих так остудила, потому что слишком открыто выражали симпатию Шакалу.
– Вы серьёзно?
– Более чем. Выбрала?
Костя вызывает официанта, который принимает заказ. Я остановила свой выбор на лёгком салате и чае, а вот Островский пожелал мясо, но отказался от десерта.
– Давно спросить хотела: почему панна-котта?
– Этот десерт любила моя жена.
– Это дань памяти или же ваши предпочтения?
– Первое.
– Не думали разнообразить свой завтрак?
– Не думал, – упирается рукой в подбородок, не сводя с меня взгляда. – Но мне понравился слоёный десерт, который ты приготовила для первого ужина в доме Алика.
Рассматриваю его лицо, на которое падает дневной свет, признавая, что он красив, даже несмотря на глубокий шрам. Необычный цвет глаз и сейчас вызывает моё восхищение. Осознаю, что тону, не имея возможности выбраться. Что бы он ни говорил, всё моё существо тянется к нему, не желая принимать наступление дня, когда Кости в моей жизни не станет. Если бы он только загорелся желанием жить, я бы помогла подняться и двигаться дальше.
– Смотришь так, будто мы настоящие супруги, – улыбается в ответ Островский. – Со стороны выглядим счастливой парой, которая насмотреться друг на друга не может.
– Ч-что? – Погружённая в собственные мысли, не сразу реагирую на слова Кости.
– Опасался, что ты не сможешь правдоподобно сыграть. Ошибался. Актриса из тебя отменная.
Отвожу взгляд, чтобы Костя не понял – я не играю. Всё, что он сейчас видит, – настоящее, живое и приносящее боль. Я знаю, ничего подобного в ответ увидеть
мне не суждено.– Лена? – негромко окликает, и я переключаюсь на него.
Ничего не говорит, лишь внимательно смотрит. Прямой, испытывающий взгляд пронзает насквозь открытостью и честностью. Если то, что сейчас вижу, – игра, то я не желала бы выходить из неё. Грудную клетку распирает от эмоций, сковавших меня, но официант, который приносит заказ, отвлекает нас друг от друга.
– Смотри.
Костя протягивает телефон. Статья о нас, вернее, о том, что Островский Константин Сергеевич женился и обзавёлся дочкой четырёх лет. Далее наш совместный снимок с приёма в доме Аронова, где мы стоим обнявшись. У меня ошеломлённое выражение лица, а Парето выглядит спокойным и контролирующим ситуацию. Как и всегда. Затем следует несколько вопросов о личной жизни Кости. Ответы изумляют, потому что Островский рассказывает о случайной встрече, глубоких чувствах и ребёнке, о котором не знал долгое время.
«Так вышло, что с матерью моего ребёнка мы когда-то пересеклись, а после непродолжительных отношений наши пути разошлись. О дочери я узнал не так давно, но теперь всё правильно, и она носит мою фамилию», – следует ответ Парето.
– Чего?! – поднимаю глаза, готовая ударить улыбающегося Костю.
– Это экспромт, – разводит руками. – Придумывал на ходу. Получилось эффектно, согласись.
– А мой муж, получается, неродного ребёнка воспитывал?
– Получается, – соглашается Костя, уплетая мясо. – Подобных случаев миллион, если не больше. Я тоже не своего ребёнка воспитывал.
– Ну знаете… – возмущена настолько, что готова прямо здесь выплеснуть на Островского своё негодование. – Вам нужно было немного времени, а из этого всего, – машу перед его носом телефоном, – получается, у вас долгоиграющие планы на нас.
– Планы немного скорректированы, Лена, – становится серьёзным и сосредоточенным. – Снова. Мне нужно несколько месяцев.
– Несколько? – сглатываю подступающий ком и пытаюсь дышать. И два-то приведут к ужасным последствиям. Для меня. Островский равнодушно через меня перешагнёт и исполнит задуманное, а мне лишь останется оплакивать погибшего мужа. – Я на такое не подписывалась.
– Подписывалась, – указывает на безымянный палец с кольцом. – Причём многократно и на каждой странице.
– Если бы я могла, сию же секунду аннулировала бы договор, – шиплю, тем самым доставляя Косте удовольствие.
– Если бы, – улыбается. Вообще, сегодняшний день перенасыщен отличным настроением Островского. – Но теперь тебе придётся принять любые условия, выставленные мною. Напоминаю, на кону безопасность твоей дочки. Нашей дочки, – уточняет.
– Всё это неправильно.
– Заканчивай быть моралисткой и превращайся в Островскую. Фамилия обязывает. Кстати, на следующей неделе День города. В центре будет праздник: концерт, развлечения, в особенности для детей. Мы должны появиться. С Таисией, как ты понимаешь. И она должна называть меня папой.
– Она не будет, – мотаю головой, уверенная, что он не сможет приказать Тасе.
– Будет. Сама спросила разрешения. Я дал добро.
– Когда?
– Сегодня утром.
– Прекратите обрабатывать моего ребёнка! – повышаю голос, обращая на нас внимание соседних столиков.