Жестокие принципы

– Этого человека больше нет.

– Он есть. Просто закрыт ото всех. Я думаю, что там, – указываю на его грудь, – умирает целая вселенная. Вы прогибаетесь под весом собственной душевной боли, терзаний и обид. Устали от самого себя: мыслей, домыслов и тревог. От невозможности не контролировать, не забегать вперёд и не оглядываться назад. Вы выстраиваете многоходовые планы, а построить собственное будущее не способны. Что это: глупость или трусость?

Островский недолгое время сканирует меня глубоким взглядом, от которого всё внутри переворачивается, а затем заливается хохотом, откинув голову назад.

– Думаешь, побывала в моей постели несколько раз, посидела у кровати пару дней и поняла мою суть?

– Говорю то, что вижу.

– Меньше говори, контролируй эмоции и относись к нашему браку ровно. Создавать семью не планировал, дети мне не нужны. Я не знаю, Лена, что ты нафантазировала в своей хорошенькой головке, но советую избавиться от этих мыслей, – чеканит каждое слово, добивая меня. – Завтра поедем в город. Моя жена должна выглядеть прилично. Ты записана к гинекологу, я хочу быть уверен, что проблем не будет. А уже послезавтра мы посетим одно мероприятие в качестве супругов.

– Что я получу за свои услуги? – Бровь Парето вопросительно подскакивает. – Я играю роль вашей жены, насколько я поняла, убедительно и с чувством. Помогаю с Вороновым или Ромой, смотря кто предстанет передо мной, и поддерживаю в любом вашем начинании. Что взамен? Безопасность Таси – это основное, а ещё?

– Ты начинаешь задавать правильные вопросы, Лена, – расслабляется и наполняет стакан виски. – Когда всё закончится, ты станешь богатой вдовой. Бессовестно богатой, Лена. Тебе больше никогда не придётся экономить, работать и ущемлять своего ребёнка.

– Вы планируете умереть? – сглатываю, услышав о смерти, к которой себя готовит Костя.

– Или надолго сесть. На этот случай имеются инструкции. Ты при любых раскладах остаёшься в плюсе, получив значительную сумму. Всё честно: отыгрываешь роль, я за это плачу. Куплю твою любовь на время, – поднимает бокал, обозначив тост.

А мне тошно, что Островский всё измеряет цифрами, даже то, чему цену назначить невозможно. Видимо, этот человек настолько смирился с моделью отношений «товар – деньги», что переубедить его не представляется возможным. И делать этого я не намерена, поэтому поднимаюсь, направляясь на выход, но Парето быстро реагирует и преграждает мне путь.

– Ты не ответила на моё предложение.

– Два часа назад, когда я стала вашей женой, вы не спрашивали моего мнения.

– Спрашиваю сейчас. Мне нужно знать, что мы в одной лодке. При условии крушения я должен понимать, стоит тебя спасать или проще скинуть ненужный балласт и выбираться самому?

– Десять минут назад вы заверили, что готовы умереть.

– Не прямо сейчас, Лена, – лукаво улыбается, наклоняясь ближе. – Прямо сейчас я планирую воспользоваться правом первой брачной ночи, – тянется к моим губам, но я мастерски уворачиваюсь, проскользнув под его рукой, и рвусь к двери.

Схватив меня за плечо, резко разворачивает и прижимает к стене. Уклоняюсь от настойчивых горячих губ, которые берут мои в плен снова и снова, подчиняя и не позволяя отдышаться. Словно мужчина решил сломить сопротивление и показать, кто здесь главный. Большие ладони скользят по бёдрам, поднимая форму, и сжимают ягодицы, заставляя издать странный звук, похожий на мычание. У Островского всё распланировано, и даже сейчас, уверена, он готов к моему сопротивлению. А мне хочется выть в голос от осознания, что этот равнодушный мужчина просто удовлетворяет физические потребности, не испытывая никаких чувств. Хотя нет, чувства всё же имеются: ему необходимо, чтобы женщина смотрела на него без отвращения.

– У меня месячные, – успеваю сказать, когда Парето на мгновение отрывается от моих губ.

– Да? – с интересом рассматривает моё лицо, а потом ныряет рукой под кромку белья и массирует пальцами клитор, растирая влагу по складкам.

Издаю протяжный стон, ругая своё тело за реакцию на его прикосновения, которые не могу контролировать. Захлёбываюсь эмоциями, накрывающими с головой, и мысленно прошу Костю, чтобы не останавливался. Он проникает в меня пальцами, не прекращая терзать губы, а затем вытаскивает их и внимательно смотрит. На них нет крови.

– Лгунья, – довольно улыбается и облизывает фаланги, отчего мои щёки вспыхивают, а в горле пересыхает.

Это так грязно и в то же время невероятно сексуально, что я закрываю глаза, чтобы стереть пошлую картинку и довольную ухмылку Парето. Он избавляет меня от одежды, подхватывает на руки и несёт на кровать. Снимает рубашку, являя привычные шрамы, но не избавляется от брюк и опускается сверху.

Напряжение между ног такое, что я почти готова умолять Островского взять меня, чтобы получить сладкую разрядку и вновь ощутить оргазм. Но Парето спускается ниже, разводит в стороны мои ноги и касается языком клитора, втягивая в рот. Выгибаюсь от неожиданной ласки и сгребаю пальцами простыню, пытаясь удержаться в реальности. Получается плохо, потому что Костя посасывает, лижет и втягивает плоть, заставляя просить ещё. Не могу контролировать свой отклик на Островского, который спускается к влажному входу и таранит его языком. Дёргаюсь, словно от разряда электрического тока, после каждого движения и чувствую приближение развязки, которая накрывает внезапно. Протяжно стону, пока перед глазами рассыпаются искры от полученного удовольствия, и боюсь открыть глаза, не желая смотреть на Парето.

Часто дышу, восстанавливая дыхание, и уже хочу возмутиться, но меня накрывает большое тело, проникая в лоно рывком. Островский замирает, ждёт, когда я перестану пульсировать вокруг его члена, и начинает медленно двигаться, наращивая темп. Покрывает поцелуями мою шею, спускается ниже и втягивает поочерёдно соски, обводя по кругу языком. Дальше я уже не отвечаю за свои действия и притягиваю Костю к себе, желая получить поцелуй.

Реальность растворяется в моих стонах и громких шлепках. В такие моменты я могу касаться его, где хочу и как хочу. Ощущать под ладонью упругую кожу, перекатывающиеся от напряжения мышцы, глубокие шрамы с выступающими краями. Я досконально изучила их все и даже с закрытыми глазами могу описать каждый, уточнив неровности и шероховатости. Сейчас он мой, во мне. Ненадолго, на короткий промежуток времени, но в такие моменты я слепо верю, что там, под вздымающейся грудиной, его чёрствое сердце бьётся лишь для меня одной. И когда вбивается в моё тело, когда впивается зверским поцелуем, когда длинные пальцы сжимают кожу, когда рвано кончает, сопровождая свой оргазм коротким рыком, когда бормочет нечто неразборчивое, оставляя последний поцелуй на моих губах.

А затем пелена спадает с глубокой синевы, возвращая холодную бездну, равнодушную ко всему живому. Вот и сейчас, открыв глаза, планирую увидеть привычное безразличие, но в синеве Островского плещется нечто иное, не поддающееся описанию. Я бы сказала, что это нежность, если бы не знала этого человека и не была уверена в отсутствии подобного рода чувств.

– Твой ответ, Лена, – нависает сверху и не собирается покидать моё тело, наслаждаясь затухающей пульсацией. – Мы вместе или по разные стороны баррикад?

– Вместе, – соглашаюсь, понимая, что выбора у меня нет и только рядом с Парето моя дочка будет в безопасности.

– И всё же я сделал правильный выбор. – Уголки губ дёргаются в подобии улыбки, являя мне довольное лицо.

– Странное высказывание для человека, который никогда не ошибается.

– В отношении женщин утверждения и правила часто не работают. Вы подвержены эмоциям, которые вами управляют. Неверное слово, неправильная интонация, ошибочное действие, и всё – нежная фея превращается в разъярённую фурию, способную испепелить лишь взглядом. Поэтому мне нужны гарантии: что бы ты ни услышала и ни увидела, не осуждаешь мои действия, не стремишься перенаправить, занимая мою сторону.