Жестокое царство

Джоан видит все это воочию. Видит более ясно, чем хотелось бы. Видит слезы, стекающие по лицу Кайлин. Наверняка у нее, маленькой, были косички и, может быть, заколки в волосах. Джоан представляет себе маленькую окровавленную руку и отца, порезавшего руку себе.

Она улыбается девушке. Девушке, которая видела бандитов, размахивающих оружием, и падающих замертво людей. Девушке, оставившей надежное укрытие, чтобы прийти на помощь незнакомым людям.

– Дыхание иногда помогает, – замечает Джоан.

Кайлин наклоняет голову вперед, качая волосами из стороны в сторону, и теперь это движение не действует Джоан на нервы. Это детская привычка, думает она. Может быть, девушку успокаивает шорох волос.

– Хочу, чтобы он был здесь, – тихо произносит Кайлин.

Джоан наклоняется к ней ближе. Впервые за то время, что они сидят в этой комнате, девушка по-настоящему осознает эту жуткую реальность.

– Угу, – откликается Джоан.

– Вы бы хотели, чтобы здесь был ваш папа?

Джоан пытается найти подходящий ответ на этот вопрос.

– Ну, – начинает она, – у моего папы было много больших пушек.

Кайлин застенчиво хихикает. Джоан чувствует, как ее слегка отпустило, но не может понять, нужна ли ей эта расслабленность.

– Почему ты сама готовишь дома обеды? – спрашивает Джоан.

– Мама и папа допоздна работают, – отвечает девушка. – И я люблю готовить.

– Моя дочь пекла торты, – не открывая глаз, говорит учительница. – Из пяти или шести слоев. Когда еще была маленькой. Такие, как продаются в булочной.

Джоан рассматривает женщину, которая, похоже, готова заснуть в любой момент. Волосы у нее по-прежнему аккуратно причесаны, а подвеска элегантного кулона располагается точно по центру. Она так невозмутима. Возможно, она молится. И Джоан признается себе: как это трогательно – верить в то, что их охраняют. Что Бог с ними. Ей хотелось бы в это поверить. Эта мысль вертится у нее в голове, когда Линкольн, прыгая вверх-вниз, из стороны в сторону – неловкий бесенок, – падает назад, столкнувшись с коробкой, о которой она его предупреждала.

Вдруг комната наполняется светом. Джоан смущена и на миг ослеплена, но, взглянув на сына, она замечает прямо над его спутанными кудряшками выключатель. Она бросается к нему, отпихивает его от стены и, шмякнув ладонью по выключателю, вырубает верхний свет.

Они тихо сидят в темноте.

Она слышит собственное дыхание. Потом закрывает рот, но, когда дышит носом, получается еще хуже. Она находит руку Линкольна, и он вцепляется в нее пальцами.

Он не сходит с ее коленей. Все сидят в ожидании чего-то.

– Это было всего на секунду, – говорит Кейлин.

Вероятно, с того момента, как они вошли в комнату, она впервые молчала так долго. Джоан рада слышать ее голос.

– Не важно, – говорит учительница. – У нас все хорошо.

Джоан признательна за их попытки.

– Мамочка? – робко произносит Линкольн.

Она постаралась не бранить его. И все же он что-то уловил – то ли от нее, то ли от остальных. Она раньше слышала, что дети, как собаки, чуют страх.

– Все в порядке, – говорит она. – В порядке. У нас все нормально.

Ярко освещенная комната, свет гаснет, зажигается и гаснет. Как чертов маяк, приманивающий путешественников.

– Все нормально, – сжимая его руку, повторяет она.

Эти маленькие пальчики.

Он такой маленький.

На ощупь костяшки его пальцев мягкие – в нем еще ничего не загрубело, ни пятки, ни локти. Иногда после ванны она проводит по ним кончиками пальцев, просто чтобы проверить, не загрубела ли у него кожа, в надежде, что пока нет, хотя, разумеется, должна загрубеть. От прикосновения костяшек его пальцев и твердых, гладких, как морские раковины, ногтей к ее ладони в ней прорывается нечто такое, что было уничтожено несколько часов назад, но ведь она изо всех сил старалась держаться.

Она не позволяла себе думать, что он может умереть.

Джоан не в состоянии думать о подобных вещах и продолжать действовать, а ей надо было действовать. Она не стремится быть одной из тех женщин, которые не позволят своим детям попробовать сырого теста или пройти квартал по улице без сопровождающего, ведь приходится управлять своими страхами, а иначе не выпустишь ребенка за порог. И вот они оказались лицом к лицу с кровавой маской смерти, но она не верила в это до конца, ибо у нее возникала смутная мысль о том, какая зияющая пропасть разверзнется перед ними, если она поверит. Вот что ты делаешь, когда у тебя есть ребенок, – готовишься принять невероятную боль, притворяясь, что все хорошо.

Она концентрируется на руке сына, на мыслях о его злодейском смехе, когда он играет, на его улыбке, когда он просыпается, и видит, как склоняется над ним, – и ужас отступает.

Пока все они, вероятно, пытаются найти слова, какими можно заполнить тишину, в отдалении, как от фейерверка, начинают раздаваться хлопки и потрескивание.

Слышна разноголосица небольших взрывов. Раздается громкий невнятный голос, и Джоан предполагает, что это говорят в мегафон. Пытаясь разобраться во всем этом, она слышит какой-то непонятный шум. Как будто на пол упала стопка металлических противней для выпечки. Многоголосая какофония набирает силу. Она знает, что это может означать – весь этот ружейный огонь, грохот и крики.

Наконец-то что-то происходит. Кто-то приехал за ними. Она явно должна испытывать облегчение или волнение, но почти ничего не чувствует.

– Видите? – Кайлин вскидывает голову к окну. – Полиция.

– Да, – откликается Джоан.

– Скоро они будут здесь, – говорит девушка.

– Ага, – соглашается Джоан.

Ей хочется встать, подвигаться.

Ее рука попадает во что-то липкое на полу. Она поднимает руку, ища глазами бумажное полотенце, и Кайлин хватает ее за локоть.

– Вы поранили руку, – говорит девушка.

Ей видна лишь ранка на запястье Джоан, а не порез на ладони.

– Ничего страшного, – отвечает Джоан.

– Нельзя, чтобы туда попала инфекция, – замечает Кайлин. – У нас здесь нет аптечки. Но можно, по крайней мере, чем-то замотать руку.

Не дожидаясь возражений Джоан, девушка бросается к стойке и выдвигает ящик. Потом опускается на пол с тонким белым кухонным полотенцем и принимается обматывать им запястье Джоан.

– Оно чистое, – объясняет Кайлин.

Ее движения удивительно ловкие, поэтому Джоан и не думает возражать. Она лишь смотрит, как девушка туго обматывает полотенцем ее руку и затягивает концы.