Жезл маршала. Василевский
Шрифт:
— Пусть у тебя, Катя, жизнь будет светлой! — произнёс он и тут же поправился: — Извините, я хотел сказать «у вас»...
— Не беда, Саша, пора нам перейти на «ты», — предложила она. — А я желаю тебе блестящей военной карьеры!
Василевский опорожнил бокал. Горячая истома разлилась по всему телу, и, сам того не замечая, он оживился. Не стал ждать, когда Катя нальёт ему второй бокал, налил себе сам. Катя завела патефон, и под песню Вадима Козина они начали танцевать танго. Обхватив её талию, он легко и нежно водил её по комнате.
— Давно я так не веселилась. К счастью это или к горю?
Ей стало жарко, она раскраснелась,
— Пью за твоё счастье, Катенька! — И опять, сам того не сознавая, крепко обнял её.
— Не надо, Саша... — едва шевеля губами, сказала она.
Но он не отпускал её, у него кружилась голова, дыхание стало тяжёлым, казалось, в груди возник жар...
То, что потом случилось, должно было случиться, и Василевский об этом не жалел. Он лежал рядом с ней, видел в лунном свете её молодое, чуть тронутое загаром лицо; дышала она тихо, как младенец. Утомившись, она спала. Он неслышно встал и, посмотрев на часы, ужаснулся — два часа ночи! Небось Серафима уже бьёт во все колокола. Он быстро оделся, но едва взялся за ручку двери, как услышал Катин голос:
— Ты уходишь?
— Мне пора домой...
— Ещё придёшь?
— Приду, царские серёжки. — И он поцеловал её.
Домой добрался на такси.
— Заходи, дорогой муженёк, — съязвила Серафима, открывая ему дверь. — Что, опять задержали на службе? Не верю! Сосед наш Жуков уже в семь вечера дома играл на гармошке...
— Серафима, не суди меня строго, — начал он. — Я хочу сказать тебе что-то важное...
Но она дерзко прервала его:
— Я не желаю знать, где ты был и что делал! Я хочу спать!..
Уснул он на кухне, когда в небе догорали последние звёзды, а восток наливался багряным заревом: где-то там всходило солнце...
Перед кабинетом Тухачевского Василевский остановился, перевёл дыхание и только тогда постучался в дверь.
— Ах, это вы! — Тухачевский вышел из-за стола. — Одолели статью?
Василевский извлёк из портфеля статью и отдал её замнаркома.
— Интересная штука получилась, — сказал он.
— Хорошо, я посмотрю редактуру. — Тухачевский взглянул на часы, висевшие на стене. — Пора начинать занятия. Все собрались?
— Жукова зачем-то вызвал нарком.
Тухачевский проводил занятия по теории глубокого боя (эту проблему он творчески развил в своих трудах «Манёвры и артиллерия» и «Бой пехоты»). Василевский сидел в заднем ряду, кое-что записывал в рабочую тетрадь. Но нет-нет да и вспыхивала в голове мысль о Кате. Как она там?
— Хочу заострить ваше внимание на одной важной мысли. — Голос Тухачевского звучал как туго натянутая струна. — В боевой обстановке, когда ситуация меняется быстро, важно не растеряться, принимать такие решения, которые дали бы вам шанс победить противника. Каждый из вас должен полагаться только на себя, свой опыт и знания. А теперь, — продолжал замнаркома, — проведём практические занятия на ящике с песком. Вот вы, — кивнул он на Василевского, — командир полка, как будете вести глубокий общевойсковой бой?
Василевский, не один год командовавший полком, в деталях раскрыл схему ведения боя, не допустив ни малейшей ошибки.
— Ну что ж, я доволен. —
Тухачевский улыбнулся.— И в настоящем сражении я одолею врага! — вырвалось у Василевского.
Тухачевский пристально посмотрел на него. «Не слишком ли вы самоуверенны?» — говорил его настороженный взгляд.
— А теперь покажите, как в бою вы будете маневрировать артиллерией?
И на этот раз, как показалось Александру Михайловичу, он взял верх над противником. Но замнаркома, анализируя его действия, вдруг обронил:
— В бою вы потерпели поражение!
— Почему? — резко спросил Василевский. В нём взыграло самолюбие.
— Посмотрите вот сюда. — Замнаркома кивнул на ящик с песком, где по всей линии фронта выстроились «вражеские» танки. — Вы сосредоточили свою артиллерию на правом фланге, а танки врага обходят позиции вашего полка слева. Следовало вмиг перебросить большую часть орудий вот сюда, на левый фланг, чтобы ударить по танкам. Вы же почему-то этого не сделали...
Василевский признал своё поражение:
— Я забыл, что у меня артиллерия на правом фланге, и бросил на танки миномётчиков...
В руках у него Тухачевский увидел книгу «Характер операций современных армий», автор В. К. Триандафиллов, 1932 год.
— Изучаете?
Василевский сказал, что этот труд заинтересовал его, в нём впервые оперативно-стратегические проблемы освещаются с учётом последних требований военного искусства.
— Мне по душе эта книга ещё и потому, что два года я работал и учился под руководством Владимира Кириаковича. Жаль, что он погиб в авиационной катастрофе...
— Да, Владимир Кириакович был мыслящим человеком, я уважал его. — Замнаркома вздохнул. — Что касается его книги, то Триандафиллов положил начало разработке теории глубокой операции [4] . В чём её суть?
— Полный разгром вражеских сил в одновременном подавлении обороны противника на всю её глубину.
— Верно! — воскликнул Тухачевский. — Кроме того, что Триандафиллов был начальником оперативного управления и заместителем начальника штаба РККА, он ещё и командовал корпусом! — Замнаркома внимательно посмотрел на Василевского. — Что это вы сегодня на занятиях какой-то растерянный? Что-нибудь случилось?
4
...Триандафиллов положил начало разработке теории глубокой операции. — Триандафиллов Владимир Кириакович (1894-1931), советский военный деятель и теоретик. В Гражданскую войну командир бригады. В 1923-1931 гг. начальник Оперативного управления и заместитель начальника штаба РККА. Труды по оперативному искусству.
Василевский покраснел:
— Да нет, всё в норме...
«Сегодня же скажу Серафиме, что у меня есть другая женщина», — решил он.
Тухачевский что-то долго писал, потом подозвал его к себе.
— Завтра у нас занятия в лагерях, — сказал он. — План готов. Отнесите его, пожалуйста, в машинописное бюро, пусть девушки срочно отпечатают. А выезжаем мы рано утром, так что предупредите своего соседа по дому Жукова, чтобы он тоже был. Я хочу дать ему задание.
Василевский поспешил в машбюро. Он спустился на первый этаж и вдруг увидел... Катю! Она тоже увидела его, и лицо её вмиг просияло.