Жезл маршала. Василевский
Шрифт:
Ночью советские представители покинули бункер Риббентропа и вернулись в отель «Бельвю». На следующее утро советская делегация оставила Берлин. Позднее, 5 декабря, рассмотрев план «Отто» (план нападения на СССР. — А.3.), Гитлер одобрил его в принципе, а 18 декабря подписал «План Барбаросса», где был указан срок нападения Германии на СССР — 15 мая 1941 года. Но об этом Василевский узнал позже.
По возвращении из Берлина на вопрос Мерецкова, как он съездил, Александр Михайлович грустно ответил:
— Кирилл Афанасьевич, нам надо готовиться к отражению фашистской
Домой он пришёл под вечер. Лифт был занят, и он с трудом поднялся в свою квартиру. Голова кружилась, перед глазами плясали цветные круги, ноги стали будто ватными. И отчего-то гулко колотилось сердце. Вошёл в комнату и, не снимая шинели, повалился на диван.
— Катенька, у меня жар в груди, — прошептал он. — Вызывай «скорую»...
— Саша милый, что с тобой? — запричитала Катя. Она приложила ладонь к его лбу. — Боже, ты весь горишь! — Подскочила к телефону и позвонила в поликлинику Генштаба.
Пока раздела его, положила под мышку термометр, приехал врач.
— Где наш «герой»? — шутливо спросил он хозяйку, едва та открыла ему дверь.
Поверх её головы он увидел в глубине комнаты на диване Василевского. Врач крупным шагом вошёл в комнату, осмотрел генерала, измерил ему пульс, давление. Потом посмотрел на термометр и воскликнул:
— Батенька, да у вас почти сорок градусов! — И уточнил: — Тридцать девять и девять! — Властно подозвал медсестру: — Скажите ребятам, чтобы тащили сюда носилки, да живее!..
В окно Катя увидела, как «скорая» рванула с места, и мужа повезли в госпиталь.
Всю ночь она не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, вставала, выглядывала в окно. Тускло, словно через слюду, светила цыганской серьгой луна, холодно мерцали в небе звёзды, и такая грусть её одолела, что она расплакалась.
К десяти утра Катя уже была в госпитале. К мужу, однако, её не пустили. Дежурный врач сказал, что больной ночью дважды терял сознание.
— Что с ним? — спросила Катя.
— Крупозное воспаление лёгких. Да-с, крупозное воспаление лёгких! — повторил он.
Катя до боли закусила губы, едва сдерживая слёзы...
Молотов сидел за столом напротив Сталина и неторопливо рассказывал о своей поездке в Берлин. Он заявил, что «нынешний Гитлер ничуть не похож на того Гитлера, который заключал с нами пакт о ненападении». В разговоре он был агрессивным, скользким.
— Помнишь, в прошлом году мы отдыхали в Сочи и я ловил в море медуз? Он такой же, как те медузы. Пытался втянуть меня в свои авантюристические планы по разделу мира. Я, разумеется, дал ему должный отпор, о чём телеграфировал тебе из Берлина. Нет, Иосиф, фюрер нам не союзник! — жёстко резюмировал Вячеслав Михайлович.
— Понимаю, — задумчиво произнёс Сталин. — Мы обсудим наши военные задачи на Политбюро. Ты, Вячеслав, сделаешь информацию о своей поездке в Берлин, так что будь готов. Пригласим в Кремль наркома Тимошенко и начальника Генштаба Мерецкова, ведущих конструкторов и директоров военных заводов и поговорим о производстве новейших видов оружия и боевой техники, особенно танков и самолётов.
— Гитлер в этом деле намного богаче нас, Иосиф, — заметил
Молотов. — Это подтвердили и наши военные эксперты, ездившие со мной в Берлин. — Он вынул из папки документ и отдал его вождю. — Это справка о военных самолётах и танках немцев, которую подготовил генерал Василевский. Очень дельные у него предложения. Что и говорить, мыслящий генерал. В этом я убедился ещё в феврале, когда в Москву приезжали финны во главе с премьер-министром Рюти. На переговорах с ними в составе нашей делегации был и генерал Василевский. Позже я, Шапошников и он готовили предложения относительно новых границ, которые потом ты, Иосиф, одобрил. Его вклад в это дело был весом.— Я прочту справку и вызову генерала Василевского к себе, — сказал Сталин. — Хочу ближе узнать его.
— Не получится, Иосиф, он в госпитале.
— Как — в госпитале?! — воскликнул вождь. — Он только вчера вернулся из Берлина.
— Ночью его увезла «скорая помощь». У генерала воспаление лёгких. В дороге, наверное, простудился. Когда мы прибыли в Берлин и вышли на перрон, хлынул дождь, и все мы вмиг промокли...
До отъезда в Киев у генерала армии Жукова ещё оставалось время, и он решил увидеться с Василевским. Позвонил ему домой. Трубку взяла Катя.
— Привет, синеглазка! Это я, Георгий Жуков... Да, я в Москве уже третий день, а сегодня уезжаю... Как мы поживаем? Хорошо! Александра Диевна, правда, скучает по Москве, а так всё в норме. Скажи, Саша твой ещё в госпитале?.. Поеду к нему, понимаешь, кое о чём надо поговорить. А тебе, синеглазка, желаю всего доброго!
— Спасибо, Георгий, я тут вся изболелась по Саше, теперь дело у него идёт на поправку, и я рада, — отозвалась трубка.
В палату Жукова повела молодая кареглазая медсестра, предварительно облачив его в белый халат. Василевский лежал у окна и читал какую-то книгу.
— Привет, Саша! — Жуков крепко пожал ему руку, опустился рядом на стул. — Где ты умудрился простудиться?
— Теперь всё позади. — Александр Михайлович положил книгу на тумбочку и сел на кровать. — Я рад, что ты заскочил ко мне. Тоска тут, понимаешь.
— Как съездил в Берлин?
— Гитлер вовсю готовится к войне с нами — вот что я тебе скажу, — на одном дыхании выпалил Василевский. — Он так обнаглел, что предлагал Молотову сделку — присоединиться к пакту трёх, заключённому между Германией, Италией и Японией. Так что переговоры нам не удались.
— Этого следовало ожидать, — вздохнул Жуков. — Гитлер сейчас на коне — захватил пол-Европы. К тому же ему подпевают западные державы.
— Ну, а что было на Всеармейском совещании в Кремле? — спросил Василевский. — Ты, надеюсь, выступал?
— Ты как-то назвал меня «военным локомотивом», а коль так, чего мне молчать? — улыбнулся Георгий Константинович. — Красная Армия не только твоя, но и моя судьба! Маршал Тимошенко поручил мне сделать доклад о характере наступательных операций! Знаешь, я почти месяц ухлопал на подготовку, в основном сидел ночами. Совещание-то серьёзное, в нём приняли участие командующие округами, флотами и армиями, члены военных советов, начальники штабов... Словом, публика — дай бог! Были почти все члены Политбюро ЦК ВКП(б). Но я доволен — мой доклад встретили хорошо.