Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза

Подробнее о развитии отношений Ромма с графом Головкиным будет сказано чуть позже. Пока же мы вернемся к первым неделям «завоевания» столицы молодым провинциалом. Шел уже второй месяц пребывания его в Париже, а к занятиям медициной, ради которых Ромм собственно туда и приехал (по крайней мере, так полагал доктор Буара), он еще и не приступал. Поэтому в письме от 2 ноября 1774 г. Буара счел необходимым подробно проинструктировать юного друга, у кого из парижских профессоров тому лучше заниматься, и посоветовал помимо анатомии и физиологии посвятить первый год учебы освоению химии и ботаники [272] .

272

А. Буара – Ж. Ромму, 2 ноября 1774 г. // Ibid. T. 1. P. 143–144.

Постепенно жизнь Ромма вошла в обыденное русло. Получая небольшой, но регулярный заработок у графа Головкина, он смог, наконец, приступить к изучению медицины. В конце декабря 1774 г. Ромм описывает друзьям уже не единичные встречи с интересными и полезными людьми, а свой обычный распорядок дня. Иными словами, его существование приобрело определенную размеренность. Дабы читатель мог из первых уст узнать о суровых парижских буднях школяра-провинциала, приведу эту часть письма Ромма целиком:

Закончив личные дела, я в течение часа читаю по анатомии. В девять часов отправляюсь к г-ну Порталю [273] , где нахожусь до десяти с четвертью, и так пять раз в неделю. Оттуда иду в Школу медицины слушать лекции г-на Дезессара [274] по химии. Я не могу посещать курс физиологии у г-на Моро, как собирался, ибо он начинает занятия в девять, одновременно с г-ном Порталем, а я предпочел последнего. По вторникам, четвергам и субботам я ухожу с лекции г-на Дезессара слушать курс г-на Ру [275] , также по химии. В полдень иду к г-ну Головкину, куда добираюсь лишь без четверти час. Там я нахожусь до двух часов с лишним, а затем где-то часам к трем, иногда к трем с половиной возвращаюсь домой что-нибудь перекусить. В те дни, когда г-н Порталь читает лекции в Королевском коллеже, я отправляюсь туда после обеда. Остаток вечера у меня уходит на чтение дома. Дабы пережить зимнюю стужу, я купил полвоза дров [276] за 14 ливров. Два полена служат мне подставкой в очаге, и я позволяю им сгореть лишь тогда, когда становится слишком холодно; под рукой у меня всегда есть другие поленья, а вот нормальной подставки, совка и щипцов нет. Судите сами, какие трудности мне приходится преодолевать, чтобы испечь каштаны, присланные матерью. Я их кладу в огонь очень осторожно, но столь же легко вытащить их оттуда мне не удается. <…> Складная кровать, тюфяк, простыня и одеяло, никаких занавесок; добавьте сюда два стула, и у Вас будет полное описание моей обстановки, в которое, впрочем, точности ради нужно включить кувшин для воды и стакан.

273

Антуан Порталь читал анатомию в Королевском коллеже. Записаться к нему на лекции Ромму посоветовал А. Буара (см.: Ibid. P. 143, 145, note 2).

274

Жан-Луи-Шарль Дезессар – профессор хирургии и фармацевтики в Школе медицины (см.: Ibid. P. 153, note 3).

275

Огюстен Ру – врач, химик и математик, издатель «Медицинской газеты» (Journal de m'edecine), получил в 1771 г. кафедру химии. Прослушать его курс Ромму также посоветовал А. Буара (см.: А. Буара – Ж. Ромму, 2 ноября 1774 г. // Romme G. Correspondance. Vol. 1. T. 1. P. 144, 145, note 5).

276

Полвоза (une demie voye) составляли в Париже того времени около 1 м³.

Можете сами видеть, мой дорогой друг, какое предпочтение я отдаю медицине перед математикой и сколько у меня есть времени, чтобы поддерживать приобретенные здесь знакомства. Я никак не участвую в газете г-на Розье, чего от меня ожидают. Иногда он оказывает мне любезность, позволяя читать присылаемые ему мемуары, и это практически все, что я от него вижу.

Я имею привилегию слушать курс г-на Порталя бесплатно. Этими двумя сэкономленными луидорами [277] я обязан г-ну Сиго де Лафону. Несколько коробочек абрикосов [278] позволили бы мне отплатить этим господам за услугу.

277

1 луидор = 8 экю = 24 ливра (франка).

278

Абрикосовый конфитюр был тогда, пожалуй, главным овернским деликатесом. Даже находясь в России, Ромм будет просить друзей прислать несколько коробочек этого яства.

Я сообщил Вам весь свой распорядок. Траты мои составляют, как уже говорилось, почти сорок франков в месяц; никакая экономия не позволяет сократить их еще больше. Я получаю экю за урок математики, каковых даю пять в неделю. Эти первые месяцы для меня довольно трудны из-за тех трат, которые мне пришлось сделать для приобретения скромной обстановки [279] .

С началом нового, 1775 года Ромм нашел себе дополнительный доход:

Начиная с прошлого вторника я даю уроки трем ученикам, о которых Вам уже сообщалось [280] . Занимаюсь с ними от шести до семи часов вечера каждый вторник, четверг и субботу. Я беру с них также по экю за урок, что мне дает в месяц 36 ливров за всех троих. Однако я весьма опасаюсь, что с момента получения денег до момента их траты у меня будет проходить не много времени [281] .

279

Ж. Ромм – Г. Дюбрёлю, 27 декабря 1774 г. // Romme G. Correspondance. Vol. 1. T. 1. P. 150–151.

280

Возможно, в каком-то из не дошедших до нас писем.

281

Ж. Ромм – Г. Дюбрёлю, 14 января 1775 г. // Romme G. Correspondance. Vol. 1. T. 1. P. 161–162.

Впрочем, на этом возможности новых заработков для Ромма оказались исчерпаны, и не потому, что больше не находилось желающих брать у него уроки, а потому, что он сам больше не мог позволить себе тратить время на такие занятия без ущерба изучению медицины. Уже в феврале 1775 г. он отказался занять должность учителя математики в пансионе Ж. Роллена, предназначенном для дворянских детей, хотя место гарантировало ему жалованье в 800 ливров, а также бесплатное жилье и пропитание [282] . Возвращаясь к этому сюжету полтора месяца спустя, Ромм так поясняет мотивы своего поступка: «Медицина – вот что для меня главное» [283] . Еще через месяц он вновь отмечает: «Число моих учеников не изменилось» [284] .

282

См.: Ж. Ромм – Г. Дюбрёлю, 16 февраля 1775 г. // Ibid. P. 173.

283

Ж. Ромм – Г. Дюбрёлю, 31 марта 1775 г. // Ibid. P. 186.

284

Ж. Ромм – Г. Дюбрёлю, 22 апреля 1775 г. // Ibid. P. 195.

Похоже, его тогда действительно не занимало ничего, кроме постижения тайн врачебного искусства. В том же письме Ромм сообщает, что помимо лекций А. Порталя он, по совету доктора Буара, стал посещать курс анатомии профессора А. Пти в Королевском Ботаническом саду [285] . Хотя сам Ромм не дает в письмах никаких подробностей штудий, некоторое представление о них мы можем получить по уже неоднократно цитировавшимся мною «Картинам Парижа» Л.С. Мерсье. Их автор более чем выразительно описал, как проходили тогда занятия по анатомии:

285

Ibid. P. 187.

Я всегда возмущался, видя, как профессор коллежа в конце годичного курса по физическим наукам венчает занятия варварским опытом: прибивает к доске за лапы живую собаку, вводит ей в тело, несмотря на ее жалобный вой, скальпель и обнажает внутренности. Профессор берет в руки трепещущее сердце. <…>

Изучающему анатомию приходится входить в сношение с подонками общества и торговаться с могильщиками, для того чтобы получать трупы. За неимением денег студенты сами перелезают ночью через ограду кладбища, воруют погребенное накануне тело, снимают с него саван. <…> Есть много общего между кладбищенскими воронами и учениками профессоров хирургии. Отправляясь на даровой урок анатомии, легко можно встретить на черном мраморе – страшно об этом подумать! – своего отца, брата или друга, только что погребенного и еще оплакиваемого. <…>

Для древних покойник являлся святыней; его с почестями возлагали на костер, а того, кто осмеливался поднять на него руку, считали за нечестивца. Что сказал бы древний человек, увидав обезображенный, изрезанный на куски труп и молодых хирургов с руками, оголенными по локоть и запачканными в крови, весело смеющихся во время всех этих ужасных операций [286] .

Очевидно, именно так – «с руками, оголенными по локоть и запачканными в крови» – Ромм, как и другие будущие врачи, осваивал премудрости медицинской науки.

286

Мерсье Л.С. Картины Парижа. С. 84–85.

Пожалуй, единственное, что мешает представить его на изображенной здесь картине, это определение «весело смеющиеся». Образ Ромма плохо ассоциируется с весельем. И не только из-за того, что уже говорилось ранее о его меланхоличном характере и замкнутости, но и по тому, какой образ жизни он вел в Париже. Оказавшись в «столице мира» – городе, изобилующем удивительными красотами, самыми невероятными диковинками и увлекательными зрелищами, способными потрясти воображение далеко не одного лишь провинциала, но и людей, кое-что повидавших на белом свете, Ромм будто стеной отгородился от всего этого многообразия и, как рак-отшельник, затворился в раковине, посвятив все свое время исключительно занятиям наукой. На докучливые расспросы друзей о происходящем в Париже, о столичных зрелищах и модных новинках литературы и искусства он только недовольно отмахивался:

Хотя я и нахожусь в Париже, я так же далек от зрелищ, как и Вы, ибо по вполне понятным причинам не могу их посещать. Именно так произошло с автоматами [287] , о которых Вы мне пишете; я знаю о них лишь то, что до меня донесла молва. <…> То же самое касается и Сен-Жерменской ярмарки [288] . Все, чего не видишь, кажется прекрасным, восхитительным, пробуждает страстные желания, которые часто оказываешься не в силах удовлетворить из-за недостатка… времени [289] .

287

Речь, очевидно, идет о выставке автоматических фигур – «андроидов», созданных знаменитыми механиками того времени: французом Жаком Вокансоном или швейцарцами Пьером и Луи Жаке-Дрозами.

288

Находившаяся в левобережной части Парижа, Сен-Жерменская ярмарка славилась своими театрами и многообразными развлечениями.

289

Ж. Ромм – Г. Дюбрёлю, [март 1775 г.?] // Romme G. Correspondance. Vol. 1. T. 1. P. 175.