Жили-были (худ. Е. Рачёв)

— У тебя явное гормональное нарушение из-за отсутствия половой жизни, — констатировала Наталья. — Женщина, которая не любит ходить по магазинам, — это уже не женщина, а некая пограничная субстанция. Поэтому тебя и мужики не видят. Пошли, я тут знаю одно место, где нам со скидкой продадут.

— Откуда такие познания?

— Я здесь работаю. А нонче — выходная. Пошли, пошли. Много вопросов задаешь.

— А что, задавать много вопросов — тоже вредно для гормонального фона?

— Молчи, Еремеева! Сейчас я буду говорить, а ты стой и улыбайся.

Не успела Галочка спросить, с какой стати она должна улыбаться, а если и должна, то кому, как ее впихнули в узкое пространство, завешенное костюмами.

— Фаридка, приветище! — взвизгнула Наталья и принялась целоваться с маленькой, чрезвычайно полной дамой, выкатившейся к ним навстречу, словно гигантский надувной мяч.

Когда они нащебетались, Наташка вдруг вспомнила про привалившуюся к стеночке Галю и пихнула ее вперед:

— Вот. Девушку звать Галя, и у нашей Гали нет костюмчика. А нужен.

— Нужен — будет! — расплылась в улыбке Фарида.

— Ты не лыбься, — осадила ее Наталья. — Считай, что мне продаешь.

— Все поняла, не волнуйся. Есть у меня подходящие. Еще и блузочку подберем.

Галя была уверена, что брючные костюмы ей не идут, а потому заранее решила отказаться от затеи после примерки первого же костюма… Но, взглянув в зеркало, она даже не сразу поняла, что это именно ее отражение. На Галочку смотрела неожиданно постройневшая серьезная девушка лет тридцати. У нее впереди было всё: любовь, счастье, карьера… Портили картину только подвернутые внизу брюки и толстоватая оправа очков.

— Ноги коротковаты, — Галя виновато покосилась на Фариду.

— У кого? — хмыкнула продавщица. — Это не ноги короткие, а брюки длинные! Неправильно мыслишь, дорогая. Они сейчас так шьют, с расчетом на акселератов и вешалок. И нам, нормальным бабам, приходится подшивать. Кстати, скину еще стольник за подшивку, там, в конце галереи…

— Не напрягайся, я ее провожу, — Наташка восхищенно оглаживала костюм и восторженно пыхтела. — Сейчас подошьем, и завтра пойдешь на работу новым человеком.

— Я сама могу подшить, — прошептала Галина.

— Так — не сможешь! Пошли.

— Погоди, — Галочка вздохнула и отважилась спросить: — А на два костюма у тебя деньги есть?

— А ты когда отдать сможешь? — по-деловому задала встречный вопрос Наталья.

Она считала, что подтексты усложняют жизнь, и не теряла времени на дипломатию.

— Да сразу. У меня дома лежат.

— Тогда договоримся. Только фасон какой-нибудь другой выбери.

Под занавес они зашли в оптику заказать очки. Вошедшая во вкус Галочка мерила оправу за оправой до тех пор, пока не заболела переносица.

— Ну, я не знаю, — расстроилась она, ожидая помощи от уставшей Натальи.

— А я знаю одно: здесь любая оправа лучше той, которая сидит на твоем носу. Погоди, сейчас мальчика спросим. Юноша, эй, продавец! — закричала Наташка и замахала руками, как утопающая.

— Да, девушка, — к ним подскочил симпатичный парень в строгом костюме.

Услышав обращение «девушка» и узрев объект для тренировки своих женских чар, Скачкова сделала стойку. И моментально забыла, зачем звала консультанта:

— Ну, не такая уж я и девушка, — она одарила продавца такой улыбкой, что парень тоже забыл, зачем он здесь находится.

— Как же, как же, вы самая что ни на есть девушка, — консультант навис над Наташкой и начал источать очарование.

— Да ну, вы мне льстите!

— Да зачем же мне льстить? Просто констатирую факт. А что вы делаете сегодня вечером?

— Вы можете предложить что-то определенное?

— Даже и не знаю, что можно предложить прекрасной даме, чтобы не показаться банальным…

— А вы не бойтесь. Я девушка простая.

— Алле, вы про меня не забыли? — раздраженно вздохнула Галочка. Судя по взглядам, скрестившимся на ее персоне, про нее именно «забыли».

— Ой, да, — опомнилась первой Наталья, — Посоветуйте нам оправу.

— К таким глазам нужны линзы, их категорически запрещено прятать, — вынес свой вердикт консультант.

В результате Галочка стала счастливой обладательницей линз и, на всякий случай, новой оправы, а Наталья заняла воскресный вечер.

— Так, провожать я тебя не буду, — торопливо оповестила она подругу, — Мне еще себя в порядок привести надо. Пока ты не в обновках, вряд ли на тебя кто польстится. В общем, чтобы завтра пошла в новом образе. И деньги не забудь отдать. Я вечером загляну на огонек. Заодно на маман твою полюбуюсь. Она отойдет немного после сегодняшнего да как начнет гонять тебя по квартире! А тут и группа поддержки в виде меня.

— И кого из нас ты намерена поддерживать? — хихикнула Галина. Настроение, несмотря на усталость, оставалось радужно-праздничным.

— Угадай. Всё. Целую. Меня ждут великие дела.

И Наташка убежала. А Галя заторопилась домой мерить обновки.

* * *

В отличие от Натальи, которая довольно весело провела воскресный вечер в клубе с парнем из магазина, Галина доживала первый день новой жизни в состоянии бойкота, объявленного Светлане Николаевне. Галочка никак не могла избавиться от ощущения дискомфорта в связи с непривычно молчаливой мамой, стремительно носившейся по квартире с поджатыми губами. Жалкая попытка привлечь Светлану Николаевну к обсуждению покупок успехом не увенчалась. Если утром мама немного напугалась предложением разъехаться, то к вечеру, видимо, по результатам обсуждения произошедшей трагедии с подругами, она разучила роль оскорбленной невинности. Светлана Николаевна в очередной раз пронеслась мимо комнаты дочери. Судя по звукам, мама занималась сервантом. Галина терпеть не могла эту отвратительную процедуру мытья сервизов и стекляшек, непостижимым образом обрастающих за полгода липкой пылью.

— Ну и ладно, — Галя еще раз посмотрелась в зеркало, — Хоть какая-то польза от скандала.

В это мгновение зазвонил телефон. Аппарат тоненько и пронзительно верещал в коридоре, куда Галине выходить совершенно не хотелось. Мама так старательно изображала трагедию, целиком уходя в пафос собственных, зачастую надуманных переживаний, что единственным способом выйти из ситуации с наименьшими потерями нервных клеток было абстрагироваться и ничего не замечать.

Конечно, правильнее объяснить оппоненту свою позицию. Но оппонент на то и оппонент, чтобы насмерть стоять на своей точке зрения. И в то время, как вы приводите логичные на взгляд любого здравомыслящего человека доводы, он формулирует очередную реплику, не обращая внимания на ваши увещевания. Мама была одним из худших вариантов такого собеседника, поскольку чужое мнение не существовало для нее как класс. Все, кто был с ней не согласен, одаривались снисходительным презрением и информировались о том, что ей, собственно, наплевать на их глубоко ошибочное мнение. Не всем дано, как ей, видеть истину.